изменить мир. Но я вместо этого стала обжираться и подорвала свое здоровье. Видишь, что теперь происходит.
– Только не волнуйся, тебе нельзя нервничать. Давай поговорим сегодня о чем-нибудь, что тебе приятно вспоминать. О друзьях?
– Ты имеешь в виду Филонова? Говори со мной честно, как с мужиком. Как меня раздражает эта манера все смягчать и сюсюкать со мной, только потому, что я женщина. Марат велел расспросить про моих любовников, так?
– Господи, нет, Неша, конечно, нет. Расскажи, о чем хочешь. Марат тут ни при чем. В этой комнате только ты и я.
– Он до сих пор не может простить мне, что я не дала скормить его эйдосам. Но это получилось случайно, я была еще неопытным бойцом.
– Теперь опытный?
– Да будет тебе, доктор, потирать шишку на лбу. Понимаю, что моя семейка тебя достала. Уверена, Марат, как только разберется со мной, звонкой монетой компенсирует тебе все неудобства. Скоро будешь зализывать раны на Карибах.
– Так Филонов был твоим любовником или нет?
– Нет, к сожалению. Или счастью. Эти чувства были лучшими из всех романтических, что мне приходилось пережить. Это была большая и счастливая любовь, которой не было. Понимаешь, о чем я говорю?
– По правде, не очень.
– Любовь как одна из миллионов возможных, страсть как предчувствие. Это было волшебно. Несравнимо с обычной интрижкой или даже браком. Представь на минуту, что ты встречаешь человека, который твой. Он близок тебе по духу, его тело волнует, ваши сердца бьются в унисон, словно вы уже прожили тысячу лет вместе, но так до конца и не насладились друг другом. Но вам приходится расстаться, потому что звезды еще не сошлись. Может быть, когда-нибудь потом, через века. Но точно не в этой жизни.
Я упоминала о нем как-то раз. Это тот самый Шоколадник, с которым я познакомилась на одной вечеринке. После мы созвонились по поводу одного взаимовыгодного дельца, но, как водится в мегаполисе, не могли встретиться пару месяцев – не было времени. Наконец, решили повидаться. Сидя в кафе на улице, я с удивлением заметила, что уже снова осень. С момента моей свадьбы прошел ровно год, а изменилась целая жизнь. Мне казалось, что за все то время, что мы с Маратом шатались по разным общественным местам, людские лица слились в моей памяти в один большой шар, скатанный из разноцветного пластилина. Запомнился своей шикарностью вечер у банкира и еще несколько эпизодов. Все остальное память предусмотрительно припрятала в недра разума, чтобы я не рехнулась раньше времени. Говорят, что наш мозг нацелен на выживание, и поэтому наиболее негативные происшествия и воспоминания зарываются поглубже в подсознание, как жуки-медведки в землю. Но однажды река размывает берег, и тогда их убежище рушится, рассыпаясь на крупицы и бессовестно оголяя спрятанные под ним скелеты. Пока в невеселых раздумьях я сидела и в сотый раз размешивала в кофейной чашке сахар, ко мне неслышно подкрался Никита. От неожиданности я вздрогнула.
«Не волнуйся, это всего лишь я, безобидный Никита Филонов, тридцати трех лет от роду. Прошу заметить, что родился в год Кота. Сразу отвечаю на твой вопрос: «С художником в родстве не состою».
«А при чем здесь коты?» – удивилась я его беззаботной болтовне. За последний год я окончательно разучилась легко и весело трепаться. Чтобы просто так, ни о чем.
«Коты очень деликатны по своей природе и уживаются с любыми людьми. Мой дед и отец были котами. Мама и бабушка – тигры, но это тоже из породы кошачьих. Единственная, кто не вышел в нашу породу, – это моя младшая сестра, она – обезьяна. Совершенно безбашенная персона, которая считает, что в жизни нужно попробовать все. Копит деньги, чтобы полететь на экскурсию в космос. Ты, наверное, слышала, что скоро запустят летающий корабль-отель для туристов? Кстати, а ты кто по китайскому гороскопу?»
«Наверное, свинья».
«Почему сразу свинья? Давай подсчитаем. Так, ты – Огненная лошадь, очень трудолюбивая, но несчастная в любви».
«Прямо в точку».
«Ладно, не грусти. Я немного придуривался, чтобы развеселить тебя. Издали ты похожа на человека, который вот-вот начнет разговаривать сам с собой, а это – нехороший знак. Я тут кое-что принес для тебя, – Никита стал раскрывать свою папку, и на меня дохнуло запахом дорогой кожи. – Во-первых, вот тебе координаты московской фирмы. Только на первый взгляд кажется, что она маленькая. На самом деле ею управляет жена мэра, которую я отлично знаю. Я поговорил с ней о твоих дверях-окнах. Есть немало подводных камней, но в целом они не прочь сменить поставщика. Так что теперь все целиком в твоих руках. Она очень ждет твоего звонка».
«Спасибо огромное, Никита. Сколько процентов ты хочешь?»
«Нисколько. Для меня это ничего не стоило. Тетушка обожает шоколад, а в его изготовлении мне нет равных. Я сделал ей торт в виде Венеры Милосской в натуральную величину. Она просто обалдела».
«Филонов, мы с тобой деловые люди. Давай договоримся. Сколько? Десять процентов от сделки тебя устроит?»
Он улыбался и смотрел на меня.
«Двадцать?»
Филонов продолжал смотреть на меня с нежностью. Он был единственный обладатель такого взгляда во всем мире. Как будто смотрит и гладит по голове. Хотелось замурчать.
«Секс?»
Никита расхохотался.
«Несси, ты не веришь в существование людей, которые могут что-то делать для тебя просто так? Без-возд-мезд-но. То есть даром».
«Не верю».
«А зря… Ладно, бизнес-леди. Тогда баш на баш. Ты очень меня выручишь, если поедешь со мной во Францию. У меня есть небольшое дело в Париже, а одному ехать скучно. Мои друзья давно планировали путешествие на пароме, и мы решили совместить полезное с приятным. Мы едем на пароме в Стокгольм. Затем – Дания, Нидерланды, Бельгия и – Париж. Знаешь, я очень хочу показать тебе Париж. Когда мы познакомились у банкира, ты сказала, что мечтаешь там побывать».
«Ты что, клеишься ко мне? Господи, Филонов, ты же ничего обо мне не знаешь. Я – злобная стерва, сожру твою печень в один момент. Ты даже пикнуть не успеешь».
«Видишь ли, Несси. В стервологии существует особая теория. Считается, что данное свойство великой женской души – всего лишь побочный эффект сердечной травмы. Он возникает в связи с длительной неудовлетворенностью той или иной ситуацией. Самые знаменитые стервы вроде Анны Карениной, Настасьи Филипповны были всего лишь очень несчастливы в любви. Вот и все».
«Ты прав. Я совершенно ничего не понимаю в любви. От меня как от чумы разбегаются все мужчины. А перед тем как навсегда захлопнуть дверь, стараются метнуть мне в голову томагавк».
«Это удел всех сильных женщин. Слабым мужчинам хочется их убить, поскольку это единственный способ доминировать. В результате мы имеем расчлененную поездом Каренину и зарезанную Рогожиным Настасью Филипповну. Увы, это нормально».
«Ты, как я вижу, прекрасно разбираешься в отношениях полов».
«Я учился на психолога и даже немного работал с частными клиентами. А потом понял, что делать сладости гораздо приятнее, чем сортировать мусор в человеческих головах. Я открыл музей шоколада, а потом небольшую фабрику. Так все и завертелось. Ну что, поедешь с нами?»
В его светлых глазах плясали черти. Филонов был очень симпатичный человек. Не скажу, что красавец, но симпатяга точно – высокий, широкоплечий. Правда, немного лысеющий, но это совсем его не портило. Даже наоборот, придавало мужества и опытности. Он строго и со вкусом одевался и приятно пах горьким шоколадом. Филонов был броня, каменная стена в виде мужских плеч, о которой грезят все женщины.
– И ты поехала с ним в Европу, никому не сказав? – спросил доктор.
– Да. Я удрала от Марата, рискуя всем и вся. Я убегала в панике и полном душевном раздрае. Мне казалось, что ОНИ уже все знают, и на таможне ко мне подойдут бравые молодцы в униформе и развернут обратно в Россию. Я понимала, что Марат не простит мне исчезновения. Он достанет меня из-под земли, чтобы отомстить. Вынет сердце, выпьет кровь и нашпигует еловыми шишками.
– Тогда зачем ты это сделала?
– Я привыкла смотреть страху в лицо. Моя мать говорила: «Если однажды ты дашь кому-то запугать тебя до смерти, значит, твоя жизнь закончилась». Мне не хотелось, чтобы Марат владел мной, а иного способа разрешить ситуацию я не знала. Это была чистой воды провокация. Потому что, понимаешь, где-то в недрах моего страха и отчаяния скользило дикое любопытство – как далеко он зайдет, осознав, что я предала его и нарушила, наконец, эту гребаную сделку.
– Ты не боялась, что у тебя будет приступ вещизма и Никита это заметит?
– Конечно, боялась. Еще как! Но скажу тебе по секрету, за год регулярного воровства я здорово насобачилась делать это незаметно. Иногда Марат сам удивлялся, насколько быстро и красиво мне удавалось овладеть предметом. Ему для того, чтобы утащить что-то, нужно было сначала придумать маневр, отвлекающий окружающих. Чаще всего Марат начинал «забалтывать» собеседника. Не помню, говорила я тебе уже или нет, но, по моему стойкому убеждению, Марат обладал даром гипноза. Я несколько раз присутствовала при его белонгировании. В такие моменты его голос понижался на полтона и становился медитативно-равномерным. Он, как кот-баюн, укачивал и успокаивал свою жертву тягучим низким баритоном. Обычно после кражи хозяин не мог вспомнить, где он вообще последний раз видел ту или иную вещь, не то чтобы связать ее исчезновение с Маратом. У меня же все получалось, по словам Марата, как в фильме «Матрица».
«Ты словно до четверти секунды заранее знаешь, кто и в какую сторону будет смотреть, пока ты берешь и прячешь вещь, – завистливо говорил он. – Я бы не отказался даже от одной сотой того, что называется женской интуицией, если это каждый раз спасает твою задницу».
– То есть приступов вещизма у тебя в Европе не было?
– К счастью, нет. Возможно потому, что на улицах старушки Европы нет такого устойчивого запаха денег, как у нас. В России же им провоняло абсолютно все. А эйдосы, как выяснилось, обожают эту вонь.