«Без проблем. Для этого тебе не обязательно ее видеть, не так ли?»
«Обязательно. Хотелось бы напоследок с ней поговорить. Возможно, извиниться. Мы были когда-то как сестры».
Кены лишь недоуменно пожали плечами и налили себе еще выпить. Изольда откинулась в высоком кресле и закурила сигарету в тонком, похожем на рыбу-иглу, мундштуке.
«Чувства, душевная боль, совесть. Это неподъемный груз, дитя мое. Ты еще скажешь мне спасибо, когда избавишься от него навсегда. Наше славное братство хорошо тем, что давно отказалось от этих ложных ценностей в пользу капитала».
Дым в виде спирали повис надо мной. Бабка, задумчиво попыхивая, крутила новые кольца.
«Ладно, поезжай. У тебя есть неделя на то, чтобы закончить все дела. Марат, подай сюда ожерелье. Это скромный подарок от имени нашего клуба. Надеюсь, тебе понравится. Смотри, какая красота».
И тут, доктор, я осознала, как страшно я устала. От Марата, от себя, от мира. От этого безумно длинного дня. Мне, будто смертельно больной, дали неделю срока на то, чтобы организовать собственные похороны. Уладить земные дела – именно такое напутствие вручают напоследок неизлечимо больным людям ваши коллеги в белых халатах. Я поняла, что проиграла, и, как приговоренный к гильотине, откинула волосы с шеи и подставила ее под острый нож. Я слышала, как щелкнул замок, и поняла, что с этого момента мои дни дробятся на секунды.
Кассета 17
Очнулась я в квартире Марата. Той самой, где мы когда-то провели немало сладких часов, занимаясь любовью на огромной кровати в пустой комнате. В такие моменты мы не желали, чтобы вещи находились рядом. Их присутствие сильно отвлекало от ощущений. Все другие апартаменты Марата были завалены мебелью, предметами старины, картинами известных художников, и там было невозможно полностью сосредоточиться друг на друге. А здесь мы как безумцы сдирали друг с друга одежду в прихожей или на кухне и абсолютно нагие, будто Адам и Ева, входили в свой райский сад. Мне показалось странным, что он привез меня именно сюда. Несомненно, Марат был злым, жестоким тираном, но даже сейчас я не могу не признать, что у нас в этом водовороте черного ужаса было и несколько солнечных дней. И случались они именно здесь. Квартира находилась на последнем этаже дома, чьи окна выходили на Невский проспект. Мне нравилось смотреть на Казанский собор и парочки, целующиеся под сиренью около фонтана. Потом, правда, фонтан огородили забором, но они все равно находили способ подобраться к нему как можно ближе. Я подошла к окну и прижалась носом к холодному стеклу. Питерский дождь барабанил с другой стороны окна медленно и печально свой похоронный марш. Этот город способен свести с ума своими серыми осенними днями. И вдруг я заметила, что на окне лежит фоторамка портретом вниз. Я подняла ее и с изумлением обнаружила на фото себя годичной давности. С желтыми листьями клена на голове я хохотала в парке в Пушкине. Вот это да! Мне казалось, Марат никогда не отличался сентиментальностью, и вдруг на окне моя фотография. Хотя, черт его знает, может, по ночам колдует и втыкает иголки в самое сердце, чтобы полностью сломить мою волю. Я слышала, как Марат, словно в старые добрые времена, варит на кухне кофе, что-то весело напевая. Он умел делать кофе так, как никто другой – ароматный, крепкий и ровно той крепости, как я люблю. Без сливок, сахара, но с корицей. Ее запах медленно заполз мне в нос, напоминая о том, что иногда мы даже были в некотором роде счастливы. Стало прохладно, и я снова залезла под одеяло. Глядя в потолок, я представляла себе, что было бы с нами, если бы мы не были больны вещами изначально. Возможен ли такой вариант, чтобы мы встретились, влюбились, поженились и завели детей? Уже никто никогда не ответит на этот вопрос, потому что тех, кем мы были в начале великой охоты, больше нет. Есть только два мутанта, которых вещи поймали в свои силки. Два бывших человека, запутавшиеся в собственной страсти к бездушным предметам.
Насвистывая, Марат принес кофе с гренками на круглом подносе и поставил на кровать.
«Ваш завтрак, моя королева».
«Входишь в роль?»
«А что еще остается? Коль через неделю я стану твоим покорным рабом, надо как-то налаживать отношения, чтобы не лизать пыль».
Я рассмеялась, настолько забавно выглядела его попытка подлизаться ко мне после всего кошмара, что случился вчера. То ли от солнца, пробивающегося через тонкие белые шторы, то ли от того, что в этой квартире Марата охватили похожие чувства, что и меня, его глаза стали снова темнеть. Он сел на краешек кровати и погладил меня по щеке.
«Зачем ты привез меня сюда? Пытаешься скрасить мои последние дни?»
«Не говори так. У нас еще будет много прекрасных дней».
«Отпусти меня, Марат. Я прошу тебя. Я просто исчезну, никто и не вспомнит. Уйду бесследно, растворюсь в вечности».
«Не могу. Ты же знаешь условия».
«Плевать на условия. Представь, что есть только ты и я».
«И Филонов».
«Забудь о нем, он уже выбыл из игры».
Я взяла его за руку и притянула к себе.
«Смотри мне в глаза, не отвлекайся!» – сказала я.
На секунду мне показалось, что я смогу его освободить, очистить. Ведь я столько раз проделывала этот фокус с вещами, надо всего лишь погрузиться в объект целиком. Я взяла голову Марата в руки и приблизила к своему лицу. Его глаза были как бездонный колодец, на дне которого отражаются звезды. Серебряные блики эйдосов были сейчас далеко, и я могла действовать. Я начала видеть сущности предметов, что заселили его. Сложно описать это словами, но в момент очищения передо мной словно находился стеклянный сосуд, набитый комканой жженой бумагой. Знаешь, такое часто выпадает из печки, если она не смогла как следует разгореться из-за сырости. Я начала вытаскивать из него один клубок за другим. Постепенно его лицо разгладилось и просветлело, он стал намного моложе. Глядя на Марата, я отчетливо представляла, каким милым он был в свои двадцать.
«Несси, дорогая, – он вдруг взял меня за руку и посмотрел так, как смотрят люди, на минуту вернувшиеся с того света, которым выпал бонус – последний раз проститься со своими близкими. – У нас мало времени. Они влезли в меня окончательно, и даже ты не в состоянии справиться с ними. Я добровольно вступил в царство Льва, назад пути нет. Сначала я пускал их в себя, потом выгонял, потом снова запускал. Я играл с ними, идиот! Я думал, что у меня Дар, позволяющий справиться с эйдосами. Но сильной оказалась только ты. Ты единственная, кто может победить их всех разом. И как только они это поняли, то открыли на тебя настоящую охоту. Я им был нужен лишь как гончая, которая загонит жертву прямо в их пластмассовые, с рваными краями пасти».
Марат захрипел и упал на пол, хватаясь за горло. Он снова начал мутировать. Вторая половина лица загрубела и затвердела, превратилась в гипсовую театральную маску. Так выглядят люди, которых разбил инсульт.
«Несси, бога ради прекрати. Ты убиваешь меня».
Его сосуд не имел дна, они забили его доверху. Медленно, словно из болотной жижи, я вытаскивала из него какую-то дрянь. Но как в трубе-кормушке для кошки – стоило только убрать часть корма, как тут же вываливалась новая порция. Марат все говорил, говорил. Боялся остановиться навсегда.
«Они не сожрали меня сразу, как всех остальных, лишь потому, что я помогал потихоньку затаскивать тебя в их мерзкий мир. Я ошибался, когда говорил тебе, что мы – охотники. Охотники – это они, а мы всего лишь жертвы. Я потратил всю жизнь на то, чтобы найти Вечную вещь, и вот теперь какая-то бездушная дрянь забирает меня с собой, чтобы сделать своим рабом. Но я им ни к чему. Главная цель – ты. Потому что в книге ордена говорится о тебе как о Королеве Льва. Она стоит на пороге между миром вещей и людей, загадывая свое единственное желание».
Его голос стал таять, как туман на рассвете.
«Но в главном они круто просчитались, – продолжал он слабеющим голосом. – Изольда не зря говорила про чувства. Это их кошмар и ужас, их дамоклов меч. Чувства отвлекают людей даже от самой неистовой жажды обладания. Когда они завербовали меня, они не знали, что я влюблен в тебя как мальчишка. Я много тебе сделал такого, что ты с трудом сможешь когда-либо простить. Но я хотел бы напоследок сказать одну вещь. Я любил тебя. Это была больная, уродливая и грешная любовь, но она была. Ты веришь мне?»
«Смотри же на меня, дорогой, прошу тебя!»
Марат говорил сдавленным голосом, почти шептал.
«У тебя есть десять минут, пока они поймут, что к чему. Беги. Тебе никогда не освободить меня, потому что я сам этого не хочу. Беги, Несси. Я твой палач, и я всегда найду способ, чтобы отрубить тебе голову».
Жженая бумага поползла обратно в сосуд. Медленно и неумолимо Марат, каким я знала его в прежние времена, стал исчезать под слоем серого пепла. Маска на его лице стала расти, наползая и на вторую половину. У меня опустились руки – за такой короткий период мне не справиться с ними, нет ни капли надежды. На полное очищение Марата мне понадобились бы месяцы, а может, и годы. И не факт, что его личность осталась бы прежней. Он был как упавшее на землю яблоко, из которого то тут, то там выглядывали белые черви. Марат снова захрипел. Он выдернул голову из моих рук и с грохотом повалился на пол. Бедняга изо всех сил пытался их остановить хоть на пять минут, чтобы я успела удрать. Нервно застегивая молнию на платье, я бросила на него последний взгляд. Он лежал, сжавшись на полу, как эмбрион.
«Стой, дрянь. Я все равно засуну тебя в пекло!» – слышала я его крик, когда уже была в лифте.
И я побежала. Я все бежала и бежала по Невскому проспекту, понимая, что все бесполезно. Они найдут меня и засунут в тюрьму, где я буду гнить до конца моих дней. Шел дождь, он хлестал меня по лицу и затекал за ворот. Казалось, даже природа заодно с этими тварями. На меня перла толпа людей, закрывшись черными зонтами, как тевтонские рыцари щитами. Я бежала, заглядывая под их зонты, пытаясь разглядеть лица, и в каждом из них мне виделись эйдосы. Они были везде, имели между собой связь не только через предметы, но и через людей. Поэтому смешно думать о том, что можно куда-то скрыться. Я вдруг поняла, что слишком устала для того, чтобы продолжать эту битву титанов. Я села на скамейку на остановке и стала ждать, когда Марат придет за мной и отведет на плаху. Прохожие с удивлением поглядывали на мокрую девушку в вечернем наряде и спешили поскорее миновать мое горе, укрыться дома в тепле и сухости. Неожиданно напротив меня притормозила ржавая «шестерка». Какой-то восточный мужчина махнул мне из машины рукой – мол, залезай, не мокни. Мой телефон показал портрет Марата. Я ответила на вызов. Его голос р