Я решила взять перчатку на память.
Через забор я видела, как Марат вышел из машины и спешит мне навстречу, чтобы поскорее укрыть своим плащом. Он показался мне таким милым, почти родным. Я пошла к нему по узкой кладбищенской тропинке. На городском кладбище было не менее тесно, чем на шумных улицах мегаполиса. Портреты – молодые, старые, детские – тянулись за мной длинной вереницей. Мне стало противно от их вида и захотелось поскорее покинуть кладбище. Глаза мертвых напоминали о том, что ты скоро окажешься рядом, а об этом мне хотелось сейчас думать меньше всего. Я ускорила шаг. Что-то странное происходило со мной. Словно мне вкололи порцию морфия – горе исчезло, кладбище осталось позади, и я уже с удовольствием мечтала о предстоящей поездке к океану. Память начинала таять. Так они обычно работают – потихоньку стирают наши грустные воспоминания, а потом и все остальные. Оставляют лишь мелкие бытовые делишки. Отличный способ усыпить клиента. Я думала о том, что мой купальник из-за хлорки в бассейне потерял свой цвет и надо срочно купить новый. Черт, и босоножки порвались. Выгляжу я, конечно, ужасно, надо к косметологу сгонять и массажисту. Завтра скажу Марату, чтобы отвез. Куда он делся? Я уже промокла насквозь. С удивлением я посмотрела на перчатку в своей руке. Пока я шла к машине, они настолько быстро разъели мой мозг, что я совсем забыла про похороны. Черный бархат был теплым и мягким. Думаю, именно это чувство, осязание, притормозило мое изменение на долю секунды и дало возможность сосредоточиться на перчатке. Осязание, которое они ненавидят так же, как и другие органы чувств. У Алисы был неплохой вкус на вещи, надо мне тоже прикупить такие перчатки. Стильно и оригинально. Кто это, Армани? Я примерила ее на руку. В эту же секунду я увидела, как Марат бежит ко мне с нечеловеческой скоростью, семимильными шагами. Изольда верещала так, что ветки деревьев кругом валились на землю. Они бежали ко мне, раскрыв ненасытные пасти, но ураган не давал им приблизиться. Изольду сбило с ног, и она цеплялась за могилу какого-то деда, чтобы не улететь. Марат тянул ко мне руки, но не мог сдвинуться с места до тех пор, пока я полностью не надела перчатку. Она доходила почти до локтя. Ветер сразу стих, тогда они скрутили меня и засунули в машину. Но они не могли уже ничего изменить. Черная перчатка. Это было последнее, что я когда-либо взяла из чужих вещей. Алиса оставила мне последний маяк, чтобы я не заблудилась во мраке.
– А почему не произошел переход? – спросил доктор. – Ведь получается, что ты собрала все маяки?
– Для перехода нужен определенный день и час. Я опоздала, и солнце сойдется с луной только завтра. А смертельный укол ты мне сделаешь сегодня.
– Уверена, что Марат хочет убить тебя?
– Он пытается усыпить во мне душу. Но она уснет только вместе с телом. К сожалению, только так. Возможно, Марат не отдает себе полного отчета в том, что делает. Теоретически можно медикаментозно усыпить человека, чтобы подсунуть ему эйдоса. Но в данном случае я не являюсь человеком в широком понимании этого слова. Я мутант, в котором одновременно уживаются и душа и некая сущность. Эйдос. И у меня и у Марата они существуют в разных долях, но обязательно вместе. И если заснет моя душа, то эйдос тоже завянет. К сожалению, в нас они неразделимы, как сиамские близнецы. Оттого и мучаемся. Но Изольда решила пойти ва-банк. Так сказать, если не получится овладеть мной искусственным путем, ну и ладно. Не доставайся же ты никому.
– Я не буду делать тебе этот укол. Ты свободна. Можешь идти куда хочешь.
– Шутишь?
– Ничуть. Никто не имеет права держать тебя в клетке – ни я, ни твой муж.
– Но почему ты это делаешь? Ты ведь не веришь мне. Ни на секунду.
– Ну почему же. Я проштудировал наши записи. В твоих фантазиях много реального, и, несомненно, Марат представляет большую угрозу для твоего здоровья. Ты слишком слаба, и новое насилие убьет тебя.
– А как же ты? Не страшно? Вдруг мой переход не получится, и Марат решит поквитаться с тобой.
– У меня же есть смертельный шприц. Буду защищаться.
– Это отличное оружие против эйдосов. Несмотря на то что ты считаешь меня сумасшедшей, держи его всегда при себе. Обещаешь?
– Договорились. Куда тебя отвезти?
– На границу. К моему мусорщику.
Глава шестая
Очнулась Арина оттого, что кто-то промывал ей глаза. Ей было гораздо лучше, температура спала. До этого она чувствовала, что ее куда-то долго и мучительно везут, моют и переодевают, но мозг будто отказывался просыпаться, а тело – двигаться. Наконец она пришла в себя.
– Где я? Ой, как щиплет! Что это?
– Очнулась, моя рыбка! Слава богу. Терпи-терпи, девочка. Это лекарство от конъюнктивита. Старое, но веками проверенное средство. Должно помочь.
– Ай, как больно!
Арина учащенно моргала и плакала – казалось, доктор сыпанул ей перца прямо в воспаленные зрачки. Однако через несколько секунд она смогла увидеть очертание мужской фигуры, а потом и слегка размытое радостное лицо Ивана Николаевича. Фокус медленно, но верно наводился и на предметы. Еще немного поморгав, Арина удивленно огляделась по сторонам. Увидев уже четкого Ивана Николаевича, она искренне улыбнулась.
– Иван Николаевич, я так рада вас видеть. Я думала, вы уже никогда не придете. Они бросили меня в подвал, и я была уверена, что ослепла. Так страшно навсегда остаться в темноте.
– Это я во всем виноват. Не надо было надолго оставлять тебя одну. Но мне потребовалось уехать по одному срочному делу. Я вернулся, как только узнал, что тебя посадили в тюрьму.
– Меня оправдали? Они разрешили меня забрать?
– Нет, мы выкрали тебя. Тебе грозила смертельная опасность, деточка.
– А откуда вы узнали?
– У меня связи в городе на самом высшем уровне.
– Это значит, что никто не сможет вас депортировать. Вы обманули меня?
– К сожалению, нет. Мои враги также существуют на высшем уровне. Пришли дурные вести, Арина. Армии дана команда срочно сокращать популяцию, так как продовольствия на всех не хватает. Отныне мир вещей стерт с лица земли, и мы никак не можем повлиять на ситуацию. Но есть и хорошие новости. У нас все еще есть шанс. Несси не просто так рассказывала эту историю. Она рассказывала ее для тебя.
– Для меня? А при чем тут я? И что стало с этой женщиной? Я так ждала вас, чтобы расспросить об этом! Она ведь осталась жива?
– Поешь пока бульон из курочки. Это мои цыплятки, я сам их выращиваю. Здесь мой маленький загородный домик, дача. Мое убежище. Вроде как с одной стороны домик находится в глухом лесу, зато с другой – можно по тропинке проехать на велосипеде в город, если знаешь дорогу. Тут, конечно, тоже много шушеры разной бродит, но я научился проскальзывать мимо них незаметно. И потом, отощавшие лесные братья – просто дети по сравнению с пограничниками. Вот кого надо по-настоящему бояться. Но мне они тут, тьфу-тьфу, ни разу не попались на пути. Мне действительно надо сказать тебе кое-что. Нечто очень серьезное, девочка моя.
Старик усадил Арину на кровати и заботливо подоткнул ей под спину подушки. Он достал термос, налил из него жирный бульон в пиалу и протянул Арине. Она с удовольствием отхлебывала, с нетерпением ожидая услышать конец истории.
– Знаете, Иван Николаевич, пока я была слепой, история Несси и прочих вдруг стала моей, очень личной драмой. Лежа там, в ГКЦ на холодном кафельном полу, я видела всех этих людей так же отчетливо, как сейчас вижу вас. Пока я бредила, другие расшифровки тоже оживали вокруг меня. Там, в кромешной тьме, лежа около вонючего горшка на ледяном полу, я посмотрела множество фильмов – русских, американских, французских. Но рассказы Несси – они особенные. Ее расшифровка также была похожа на кино, только очень странное кино. Может, в будущем изобретут такое. Когда ты вроде как смотришь фильм, но при этом находишься в самой гуще событий. У вас никогда так не было?
– Думаю, Ариночка, что вся моя жизнь была таким кинофильмом. Надо было чаще вмешиваться в развитие сюжета, а я в основном сидел на стульчике и жевал попкорн, глядя по сторонам. Вот и дожевался. Пей, милая, бульон, а то остынет.
Пока старик сидел рядом, шелестя листами расшифровки, на которых убористым почерком Арины были обозначены номера кассет, девушка оглядывалась по сторонам. Домик был совсем ветхим – крыша подтекала, доски прогнили, и на полу были постелены листы фанеры, чтобы не проваливаться при ходьбе. Но благодаря потрескивающей печке-буржуйке внутри было стойкое ощущение уюта и безопасности. За окном пышными хлопьями валил снег. Значит, такие домики раньше называли дачами. Люди выезжали за город большой семьей – с детьми, кошками и саженцами под мышкой, чтобы подышать здесь свежим воздухом. Они гуляли по лесу, не боясь быть убитыми одичавшими каннибалами, собирали по осени грибы и ягоды. Детям, наверное, рассказывали на ночь сказки, и под звук потрескивающих поленьев малыши засыпали, сладко уткнувшись носиками в подушки. Прошлое казалось Арине бесконечно далеким и прекрасным. Неожиданно за окном раздался странный звук – то ли крик, то ли блеяние, и Арина непроизвольно вздрогнула.
– Что это?
– Моя лошадка, кормилица. Матильда, или просто Мотя. Каким-то чудом она дождалась меня из далеких странствий. До сих пор не понимаю, где она тут пряталась, что никто ее не убил или не забрал себе. Я купил ее буквально накануне закрытия границ. Я смог тогда привезти немного талонов, обменял их на деньги на юге. Там до конца не верили, что скоро они превратятся в фантики. Через некоторое время я снова поехал на юг, чтобы раздобыть там еще талонов, но не успел вернуться. Границу закрыли, и я, как многие другие, оказался за бортом. Нам выдали приписное свидетельство и распределили по коммунам. Полгода я жил в небольшой коммуне под Псковом, но ее вскоре разграбили кочевники. Они тоже существовали по принципу коммуны, но только сами землю не возделывали, а предпочитали грабить тех, кто трудится. Всех наших жестоко убили, насадили на колья и развесили вдоль дороги. На меня кола не хватило, и они просто пырнули меня ножом в живот. Если бы не олы, я бы не выжил.