объяснение действительности путем своеобразного совмещения философии и естествознания:
«Согласно воззрениям диалектического материализма, сознание, психика, мышление не есть какое-то самостоятельное начало, находящееся во внешнем взаимодействии с материей или существующее параллельно ей. Сознание зависимо от материи, является производным по отношению к ней. Сознание присуще только определенным образом организованной материи» [16, 114].
(Попутно отметим, что наиболее слабым моментом в этом рассуждении представляется именно организация, никак не предполагающая случайную и неустойчивую во времени комбинацию). Эмпирически не фиксируемое второе начало, постулируемое наравне с принимаемой в ранге категории (и поэтому приобретающей отвлеченный характер) вещественно представляемой материей, поэтому должно быть исключено, и соответствующая картина мира должна получить монистическое объяснение. Поэтому Г. Плеханов, подчеркивая именно эту особенность, предостерегает от предлагаемого мыслью неосторожного шага – редукции сферы идеального к сфере материального:
«Итак, важнейшая отличительная черта материализма состоит в том, что он устраняет дуализм духа и материи, бога и природы и считает природу основой тех явлений, для объяснения которых еще первобытные охотничьи племена апеллировали к деятельности предметных душ, духов. Противникам материализма, имеющим о нем по большей части самое нелепое представление, кажется, что Энгельс неправильно определил сущность материализма, что на самом деле материализм сводит психические явления к материальным…» [86, XVIII, 258].
Одно начало не сводится здесь к другому, оно просто теряет статус начала, т.е. изменяется постановка проблемы как таковой. Начало должно быть единым, как и предполагается классическими философскими системами (напр., докатегориальное Первоединое неоплатоников, превышающее как само существование, так и его утвердительную отличенность от несуществования, т.е. осознание существования), но, тогда, раз оно действительно начало всего, это самое все должно каким-то образом получить свое существование из или от этого начала (см. весьма важные в методологическом отношении замечания Вл. Соловьева о трактовке «начала» [92, 2, 217 – 219] и Г. Гегеля о неправильно проводимом различении внутреннего и внешнего на примере дуализма духа и природы [11, 1, 309]). Как это может быть представлено с учетом уже постулированного выше содержания этого начала – материи? Плеханов дает следующий ответ:
«Для материалиста ощущение и мысль, сознание, есть внутреннее состояние движущейся материи. Но никто из материалистов, оставивших заметный след в истории философской мысли, не „сводил“ сознания к движению и не объяснял одного другим. Если материалисты утверждали, что для объяснения психических явлений нет надобности придумывать особую субстанцию, – душу; если они утверждали, что материя способна „ощущать и мыслить“, то эта способность материи казалась им таким же основным, а потому и необъяснимым ее свойством, как и движение» [86, XVIII, 314].
(Почти дословно, с некоторыми разъясняющими изменениями, эта фраза вошла в официальный учебник диалектического материализма [см.: 16, 115]). Здесь вполне очевидна преемственность к теории Б. Спинозы, постулировавшего две субстанции Р. Декарта – протяжение и мышление – в качестве двух атрибутов одной субстанции [см.: 23, 29 – 30]. Именно таким образом, по Плеханову, решается вопрос в марксизме: дуализм начал в исходной (идеалистической) формулировке устраняется изменением статуса сознания, которое, в свою очередь, следует рассматривать как свойство подлинного начала – материи:
«Таким образом, отношение объекта к субъекту, бытия к мышлению, этот, – как говорит Энгельс, – основной вопрос новейшей философии, представляется нам в совершенно новом свете. Противопоставление субъекта объекту исчезает: субъект становится также и объектом, материя (припомните определение Гольбаха: „для нас материя есть то, что так или иначе действует на наши чувства“) оказывается, при известных условиях, одаренной сознанием. Это чистейший материализм…» [86, VIII, 389].
Справедливости ради отметим, что позднее Плеханова, развивавшего и другой тезис Гольбаха (подхваченный и скорректированный затем Л. Фейербахом) – о человеке как таком виде материи, которая обладает способностью мыслить ([86, VIII, 34]; см. также: [23, 43, 141]), обвинили в «учении о всеобщей одушевленности материи», с указанием на то, что подлинный-то марксизм говорит о развитии сознания только на определенной исторической ступени [16, 116].
Напомним, что с самого начала в этих рассуждениях идеальное трактовалось как субъективно идеальное, только специально наделенное (в силу каких-либо причин опять-таки субъективно-корыстной направленности) атрибутами самостоятельности (субстанциальности), что позволяло и позволяет без особого труда отвергать практически любые построения, основанные на трактовке этого самого идеального как сверхприродного (не-материального), и уж тем более – любые религиозные теории, одним простым указанием, что человеческая мысль зародилась много позже появления предметного мира, действительности как таковой, и потому никоим образом не может ее определять:
«Научная теория эволюции учит нас, что материя существовала тогда, когда еще не было не только людей с их понятиями и не только живых существ вообще, но и самой земли, самой солнечной системы» [86, XVIII, 318].
И именно поэтому, как представляется, тот же Г. Плеханов так любил повторять слова Т. Гексли, трактовавшиеся им в материалистическом смысле:
«В наши дни никто из стоящих на высоте современной науки и знающих факты не усомнится в том, что основы психологии надо искать в физиологии нервной системы»,
добавляя при этом, что так называемая деятельность духа
«есть совокупность мозговых функций» [86, XVIII, 191, 311, 314; VIII, 139; VII, 311 и др.].
Как представляется, еще одним проявлением противо-идеалистической направленности рассматривавшейся теории является ее противопоставленность существовавшему в течение долгого времени обособлению «внутреннего мира» человеческой личности и его локализации в определенным образом самостоятельной «душе» (что довольно ярко проявилось у Л. Фейербаха. См.: [26, II, 126 – 127] и, в целом, спиритуализме [см.: 26, II, 192]). Кроме этого, отметим, что истоки формирования определяющего положения
«не мышление определяет собою бытие, а бытие определяет собою мышление»
Г. Плеханов возводит именно к Фейербаху [86, XVIII, 197].
Утверждение о том, что сознание (и, шире, идеальное вообще) невозможно без наличия его материального носителя, является одним из ключевых положений марксизма (в этом вопросе), почему, в частности, Ленин (в «Материализме и эмпириокритицизме») и подчеркивает:
«Например, всякий знает, что такое человеческая идея, но идея без человека и до человека, идея в абстракции, идея абсолютная есть теологическая выдумка идеалиста Гегеля» [32, 18, 238];
попутно сравним трактовки С.Н. Трубецкого:
«„Абсолютная идея“ Гегеля есть сама живая мысль, заключающая в себе единство субъекта и объекта в вечном процессе мышления» [96, 620]
и Г. Плеханова:
«Абсолютная идея со всеми своими имманентными законами только персонификация нашего процесса мышления» [86, VIII, 133].
Считаем необходимым отметить определенное различие между физиологическими процессами мозга, в известном смысле обусловливающими мышление конкретного человека, которому этот мозг принадлежит, и сферой смысла как такового (объективно существующим познаваемым смыслом предметной действительности), которая не должна быть представляема как продуцированная тем же самым мышлением конкретного человеческого сознания (что, само по себе, означает признание крайнего субъективизма в познании). Приведенная же критика в адрес Г. Гегеля основывается, как представляется, на приеме quaternio terminorum, поскольку изначально «абсолютная идея» Г. Гегеля (в целях полемики, но не исследования) рассматривается как результат гипостазирования и последующей абсолютизации обычных «идей», с которыми оперирует обычное мышление (что расходится с позицией самого Г. Гегеля и представляется следующим шагом в развитии интерпретации, предложенной А. Тренделенбургом в 1-м томе его «Logische Untersuchungen». См.: [86, XVIII, 267; 92, 2, 89 – 90]; также см. краткое описание трактовки, предложенной Л. Фейербахом и оказавшей определяющее влияние на формирование марксистского взгляда на эту проблему: [23, 141 – 142]), и с этой точки зрения должна быть размещена в сфере «психического», субъективного:
«…как божеской стала у Гегеля обыкновенная человеческая идея, раз ее оторвали от человека и от человеческого мозга» [32, 18, 239].
Наиболее яркое выражение методологии, обосновывающей подобное отношение к теоретическому наследию Г. Гегеля, можно встретить в ленинском конспекте «Науки логики» (1914):
«Я вообще стараюсь читать Гегеля материалистически: Гегель есть поставленный на голову материализм (по Энгельсу) – т.е. я выкидываю большей частью боженьку, абсолют, чистую идею etc» [32, 29, 93. Первая полная публикация: Ленинский сборник № IX. 1929].