я тебе скажу: человек ты тупой, денег у тебя нет, раз ты принёс мне три дешёвые гвоздики и надушился дешёвыми духами, которые пахнут хуже, чем эта свалка, никакой духовности и нестандартности в тебе тоже нет, ты полный примитив, судя по всем твоим разговорам, но самое худшее, иван петрович, так это то, что ты — ИМПОТЕНТ!!!!!! — а ты, ты… — задохнулся иван петрович, — ты тупая примитивная похотливая сучка, трёхгрудая уродина, такую, как ты, никто не захочет. — и он со всего размаху врезал ей по лицу. оскорблённый до глубины души, он быстро оделся, вышел на свалку и нервно закурил.
сидит иван петрович на табуретке в недостроенном доме из кирпича и смотрит в окно. за окном брошенные земли, пустыри с жухлой травой, полуразрушенные сельские дома. обернулся, а напротив него диван с выпирающими пружинами, а на диване сидит жена. иван петрович сидит и смотрит на неё. и жена сидит, положив ногу на ногу, и смотрит на него. и левая нога у неё поверх правой. а иван петрович смотрит на неё и видит: что-то не то, и растёт в нём ярость. почему у тебя левая нога поверх правой? — спрашивает, наконец, — ты же всегда сидишь, положив правую ногу поверх левой. — не знаю, — отвечает жена, — просто села так. тут иван петрович заорал во весь голос: ты надо мной издеваешься, маша? у тебя всегда правая нога наверху! почему ты так села? ты слишком тупа, чтобы делать что-либо просто так. и слишком мелочно-расчётлива. — не знаю, — отвечает жена, — говорю тебе: я просто села так, как мне удобно, — и делает лицо такое невинное. — нет, тебе так неудобно! — ревёт иван петрович. смотрит на неё и видит отчётливо: невинность её напускная, а в глазах у неё цинизм. и вот она сидит, ничего не говорит, только смотрит на него, издеваясь, и ещё ногой слегка покачивает. специально это всё устроила, чтобы его из себя вывести. строит из себя лань загнанную, а у самой в глазах холодная злоба. — сука ты, маша, сука, — сказал ей иван петрович, — самая настоящая сука. а она всё сидит нога на ногу и не шелохнётся, и в огромных торжествующих глазах её — сталь и ненависть.
иван петрович присутствовал на праздничном застолье в честь сорокапятилетия своего друга лёлика. стол был накрыт в глубоком котловане, вокруг не было видно ничего, кроме земляных стен и белёсого, мелко дождящего неба где-то там далеко над головой. рядом с иваном петровичем сидела его супруга и тщательно следила, чтобы он не напился, после каждой рюмки тыркая его тощим локтем в бок. — ваня, — с тебя тост, — сказала ксюша, жена лёлика, женщина, в которую иван петрович в студенческие годы был влюблён. — лёлик, — начал иван петрович, — ты мой лучший друг, можно сказать, единственный друг, и такого доброго, душевного человека, как ты, я больше не знаю. мы с тобой дружим со студенческой скамьи, и я не могу сказать про тебя ни одного плохого слова. ты всегда выручал меня в беде, был рядом, когда мне была нужна твоя поддержка. ты всегда был гордостью — вначале нашего курса, а потом всего университета. нет, ни одного плохого слова не могу сказать… кроме разве что того, да это пустячок совсем, лёлик, пустячок, когда ты мне на госэкзамене не дал списать, а я получил оценку ниже тебя, лёлик, а ведь я тебе всегда давал списывать на экзаменах, ты помнишь, лёлик, а ты мне чем отплатил? чёрная неблагодарность — это и называется чёрная неблагодарность. а — тоже пустячок такой, лёлик, мелочь одна — потом ты такую карьеру сделал — до начальника департамента по науке, — ты думаешь, сам? это папаша твой, академик, тебе помог. ты сам-то разве чего-то можешь добиться? я тебя столько лет знаю, и поверь мне, лёлик, сам ты ничего не можешь добиться! а ведь это я должен был быть на твоём месте, лёлик, и меня сергей ефимович и прочил на эту должность, а ты, я знаю, что сделал. ты ведь приходил тогда к сергею ефимовичу, ты ведь тогда разговаривал с ним, что ты ему про меня сказал? я знаю, что ты ему про меня сказал — что я не справлюсь, что я — человек не того полёта, — вот что ты ему сказал! а ещё сказал ему, что папаша твой с ним о тебе хочет поговорить, он и поговорил, лёлик, поговорил. и в ксюшу я ведь влюбился первый, лёлик, ухаживал за ней два года, три раза цветы дарил, в кино дважды сходили, а тут, понимаешь ли, ты, весь такой крутой, со своим автомобилем, папенькин сыночек… она и клюнула на тебя. разве это по-дружески было, лёлик, с твоей стороны, разве это хорошо было? когда письмо ты ей любовное написал, звонил каждый вечер, в парке культуры вы вместе гуляли, обо мне думал ты тогда? не думал, лёлик, ты никогда ни о ком, кроме себя, не думал. в общем, ты говно, лёлик. за это и выпьем. и иван петрович в одиночку осушил свой бокал.
иван петрович шёл по древней милосердной земле, по залитым солнцем пашням и попал в тёмный, дальний уголок её, где тени правили бал, опадая с деревьев, как чёрные крылья дроздов. заброшенные сельские дома вырастали из холмов, опустелые, мерцающие жемчужными бликами пыли, в мыльных мочалках мха-бородача, свисающего с серебристых лиственниц, как бороды повешенных карликов. мутные угольные зеркала в каменных дырах колодцев, пересохшие фонтанчики, разбросанные тут и там трупы — всё говорило о мертвенной и чуждой красоте забвения.
да-да, трупы, — изумлённо отметил иван петрович, оглядывая окрестности. некоторые из них уже разложились, в рёбрах иных сделали себе гнёзда ядовитые змеи, третьи же ещё сохраняли человекоподобие. видно было, что трупы чудовищно обезображены, зачастую расчленены, и отрезанные руки и ноги, вспоротые кишки, вырезанные сердца говорили о событиях странных и трудновообразимых.
тем временем, облизывая окровавленный нож, из укрытия вышел красивый и весёлый юноша и направился к ивану петровичу. «не бойся меня, — сказал он ему, — я сегодня убил, изнасиловал, расчленил и съел столько людей, что удовлетворил свой голод до самого завтрашнего дня. поэтому можем поговорить». иван петрович описался и обкакался, но юноша, казалось, этого не заметил и, пребывая в благостном разговорчивом настроении, взял ивана петровича под руку и повёл по аллее. над головой их сплелись ветви, и какая-то невидимая птица запела прекрасную и мучительную песню.
«я не маньяк какой-нибудь, как вы могли подумать, — сказал юноша ивану петровичу, — и не сумасшедший. и я не один такой. если хотите знать, я сын властителя этой счастливой страны, я превосходно образован, в двадцать лет получил степень доктора богословия, автор многих монографий и сборников религиозных гимнов. и друзья мои — лучшие из лучших, представители культурной и духовной элиты нашего общества, писатели, учёные, журналисты, врачи, учителя. объединяет нас всех то, что мы оппозиционно настроены к существующему порядку. я вижу по вашей физиономии, что вы не из наших мест, и начну издалека, чтобы объяснить вам, почему мы с моими дорогими соратниками убиваем, насилуем и расчленяем мужчин, женщин и детей. слышали ли вы когда-нибудь о разрушенных мирах?» «нет», — жалобно проблеял иван петрович.
«Господь, прежде чем создать тот неведомый мне мир, который зовётся Землёй и который признан лучшим из возможных, где добро и зло уравновешены и гнев сдерживается милосердием, а милосердие гневом, создал три мира, где безраздельно властвовало зло, насилие, жестокость и несправедливость. благой его замысел заключался в том, что лишь на фоне царствующего гнева и жестокости возможна праведность, возможен свободный выбор добра. он создал эти миры, ожидая появления невиданных прежде праведников, но праведники не появились. прокольчик-с вышел, кхе-кхе… не могли появиться праведники в мире, где существует только зло, как оказалось. и Господь разрушил эти три мира зла. после этого создал он лучший из возможных миров, Землю, где зла и насилия очень много, и они дают возможность свободного выбора добра, но есть и милосердие и любовь, которых пусть и немного, но они суть помощь Божья праведникам, чтобы они всё-таки появились. из-за того, что любовь и милосердие в этом мире всё-таки есть, его праведники праведны, ну как бы это сказать, — не на сто процентов, Бог им фору дал, но благодаря злу и насилию, вечно противостоящим им, в праведности их есть доля свободы, и потому Бог не уничтожает этот мир. ясно?» «ясно», — пробормотал иван петрович и снова описался. «ты, часом, не праведник?» — «нет-с».
«то есть смотри как там на Земле, например, получается. правитель страны какой-нибудь кровавый упырь, например, — а кто с ним борется? оппозиция. встаёт за добро, справедливость, демократию, хрен знает за что. и на смерть, и в тюрьмы идут за правду. а залог их свободного выбора добра — в чём? правильно — в упыре-правителе, который и позволяет им быть праведными. ну ладно, слушай дальше. Сатана, обезьяна Бога, прослышал об эксперименте с разрушенными злыми мирами и сделал выводы. создал Сатана тогда мир, где властвуют добро, мудрость, справедливость, любовь и милосердие. в этом мире все были праведниками, но в праведности их не было свободы, и оттого истинная праведность, единственно ценная в глазах Бога, в этом мире была невозможна. и мысль об этом доставляла чрезвычайную радость Сатане. но другая мысль доставляла ему ещё большую радость, догадываешься о чём я?» — «нет», — ответил иван петрович и снова обкакался.
«а я о том, что в мире, где невозможен свободный выбор добра, возможен зато свободный выбор зла. потому благой мир, созданный Сатаной, оказался превосходным потенциальным плацдармом для великих, невиданных прежде грешников. но в мире этом не было ни толики зла, он был настолько стерилен, что и грешники не могли появиться в полностью добром мире, как и праведники в полностью злом. Сатана был несколько разочарован, а Бог… Бог, узнав о нашем мире, исполнился сострадания к нему и решил дать нам шанс на спасение. дать его самым парадоксальным образом. по внешней видимости — сыграть на руку Сатане, а на самом деле — наоборот. он послал Его, о, я не знаю, как говорить о Нём — Свет, пришедший в мир наш, чтобы Свет обучил нас злу, чтобы с Ним толика зла пришла в наш мир и дала нам возможность свободно выбрать зло. но тайный умысел Господа был в том, что, получив возможность свободно выбрать зло, однажды мы сможем свободно выбрать и добро. ведь если мы свободно выберем зло и великие грешники явятся, то от дел, творимых ими, зла в нашем мире будет становиться всё больше и больше, и однажды его станет так много, что кто-то — о, этот великий предвкушаемый час! — сможет свободно выбрать добро, и это будет первый праведник, а за ним придут и другие. по воле Бога Свет пришёл, чтобы обучить нас злу. он был первым убийцей в нашем мире, первым маньяком, первым расчленителем и насильником. он был невозможен — и он явился и дал нам надежду. и многие из лучших, дети и внуки добрых людей, гордость нашего мира — последовали за ним. каждый день мы творим столько зла и проливаем столько крови, сколько возможно, и научим этому наших детей, а они обучат своих детей, чтобы однажды, однажды… когда людей, свободно выбравших зло, станет много, так много, что земля утонет в страдании, кто-то неведомый, не рождённый ещё, мальчик или девочка, дитя этого созданного Сатаной мира, в первый раз под этим небом свободно выберет добро».