дом, а тут марксистка-ленинистка его добила: так что же, — говорит, — по-вашему восприятие — это не отражение? От такой глупости Тимошка чуть в обморок не упал и даже не знал, что сказать. Он-то думал, что каждый пёс под забором знает, что восприятие — это не отражение, что это очевидно как божий день, а тут такой вопрос, да ещё и с наездом.
Ну и сказал тогда наш диссертант от переизбытка чувств: «Не отражение. Медведем клянусь». Тут в зал ворвался огромный медведь, схватил диссертанта и утащил прямо с защиты на тот свет, в лес. Там поселился Тимошка на болоте и стал принцем-каннибалом.
Кирпич и мужик
Мужик каждый день ходил по одной и той же дороге на работу и обратно. В одном месте над дорогой висел кирпич. Его подвесил над дорогой прямо в небе сам Господь Бог. Мужик ходил под кирпичом и ни о чём не думал, пока однажды утром на него не наорала жена. После этого мужик шёл по дороге в расстроенных чувствах, посмотрел на кирпич и почувствовал какое-то смутное беспокойство. — Бог, — сказал он, обращаясь к небу, — я вижу, ты подвесил кирпич над дорогой. Я в принципе не возражаю, не моё собачье дело и всё такое, но позволь полюбопытствовать — а какова вероятность, что кирпич возьмёт да и упадёт прямо мне на голову? — Мужик, — ответил Бог, — не парься, живи спокойно, вероятность, что кирпич упадёт тебе на голову примерно один из тридцати миллионов. С тех пор мужик не мог спокойно жить, перестал ходить на работу, и к кирпичу не мог даже приблизиться, думал — ну а вдруг упадёт? Об этом прознал чёрт и решил помочь мужику. — Бог, — сказал чёрт Богу, — мужик страдает, смотреть невозможно, убери ты этот чёртов кирпич. — Не могу, — сказал Бог, — я замыслил, что он будет висеть на этом самом месте ещё до начала времён. Теперь ничего не исправишь. А мужик страдает потому, что дурак — я же сказал ему, что вероятность, что кирпич упадёт ему на голову — один из тридцати миллионов. Ему совершенно не о чем беспокоиться. — Плохо ты знаешь людей, — сказал чёрт, — но, кажется, я теперь знаю, как помочь мужику. Сделай так, чтобы вероятность, что кирпич упадёт на голову мужику, была пятьдесят процентов — либо упадёт, либо не упадёт. Бог пожал плечами и сделал, как сказал чёрт. Чёрт пришёл к мужику и сказал: — А знаешь-то новость? Кирпич над дорогой теперь упадёт тебе на голову с вероятностью пятьдесят процентов — либо упадёт, либо не упадёт. Мужик моментально успокоился и перестал бояться. — Да ну, авось не упадёт, — сказал он чёрту и спокойно пошёл под кирпичом на работу. Кирпич действительно не упал. Потом мужик пошёл домой с работы, опять под кирпичом. — Мужик! — кричал ему Бог, — ты бы не ходил здесь, кирпич с вероятностью пятьдесят процентов может упасть тебе на голову! — Авось не упадёт, — сказал мужик и спокойно прошёл под кирпичом. На следующий день, в третий раз, мужик пошёл под кирпичом. — Мужик! Не ходи здесь! — кричал ему Бог, — кирпич с большой вероятностью может упасть тебе на голову, а ты идёшь под ним уже третий раз. — Авось не упадёт, — сказал мужик и пошёл. Кирпич упал и разбил ему голову. Чёрт получил его душу. А Бог поднял кирпич и повесил его на прежнее место, где с вероятностью падения один из тридцати миллионов кирпич висит и по сей день.
A portrait of the artist в 30 лет
Жила-была X. В 30 лет она до сих пор не умела зарабатывать деньги, устанавливать полезные социальные связи, находить себе комфортное место в жизни и организовывать среду под себя, а также первой обрывать отношения и разбираться в винах и всяческих продуктах престижного потребления. Она не знала, как и где платить за квартиру и бытовые услуги, не понимала, что такое отчисления в налоговую, чувствовала себя маленьким ребёнком, когда вокруг говорили о политике, экономике и философии (при том что изучала философию восемь лет, окончила с красным дипломом, и её дипломная работа была названа лучшей за все годы существования кафедры). Х. не понимала, зачем существует беллетристика, и почти не могла читать книг, потому что всё «слова, слова, слова» (при этом сама писала стихи и прозу). Она читала пять лет подряд — вымученно и через силу — одного Платонова, потому что всё остальное скользило по кромке сознания и не оставалось в душе. В то время как подруги Х. мечтали о богатых и крутых парнях, в её идеале мужчины было что-то от сельского учителя и молодого протестантского пастора: строгость, бескорыстие, честность, вдохновенность и вера в своё заведомо обречённое дело. Что же она умела? Писать нетленки, управлять снами, трахаться, дружить, пить и не пьянеть, ходить в горы и почти не ныть, много и тяжело работать за копейки, преподавать то, что никому не надо, тем, кому на это насрать, не работать вообще и быть от этого счастливой, терпеть какое-то время адские муки, не совершая суицид. Когда Х. была студенткой, она прыгала выше всех в спец. мед. группе по физкультуре. Кажется, всё.
В тот день он узнал всё, что занимало его всю жизнь. Теперь он знал, почему небо голубое, почему трава зелёная и почему глубокий рыхлый снег предохраняет озимые хлеба от вымерзания. На небе над платформой Ольгино улетали с севера на юг птичьи стаи, одна за другой. Он смотрел на них, запрокинув голову, и видел, что порядок лёта птиц складывается в буквы и слова. Наконец птицы над головой отчётливо сложились в слово «мудак» и полетели дальше.
IIДороги к виселице ведут через весёлые лужайки
Человек с лупой
Попроси дождь наполнить вёдра водой, и не нужен колодец. Вода из колодца ушла, пересохли пласты подземной реки, вода ушла глубже теперь пустого подземного озера. Рой землю — под более глубоким пластом тебя ждёт вода.
Иди покорми оводов у реки Иструти. Спустись в заросли крапивы и репейника, но будь осторожен: недавно на колее в поле лежала змея, задавленная трактором. Здесь водятся змеи, а ты не глядя идёшь в траву с пол твоего роста, с шампунем и мылом, чтобы вымыться на Иструти. Там мелко, песочек и камни, и ты, голый по пояс, в антимоскитной сетке, но и через неё тебя достают комары.
Иди покорми мошку на реке Ай. Там на берегу пьяная семья, приехавшая на рыбалку на квадроцикле. Их крики разносит эхо. Ребёнок запропастился, и мать говорит: «Ну где он, сраный [*****]? Поехали на [***] домой!» Пьяный отец ревёт: «Славка, [******] пидор, иди сюда!» После слышится детский плач, разговоры матом, крик ребёнка: «Папа, не надо, уже достал!»
В этой странной смеси кошмара и рая сейчас ты наполовину — ещё в саду, где всё становится большим, там, где раскинулись леса из крапивы, доступ куда знает, быть может, старый ботаник, человек с лупой, чудак, возвращающий нас в детство. Ты вырастешь таким, как твои родители, а если станешь другим — на твоей полочке, быть может, поселятся антидепрессанты, ты будешь искать снова доступа в сад, маленький сад, в котором всё такое, боже мой, огромное!
Посвяти свои мечты бабочке, выпархивающей из раковины, найденной на берегу: как крылья сложив, она медленно вылезает, как расправляет крылья на твоей ладони… Она летит над чёрной водой в гребешках белой пены. Посвяти свои мечты фее с каменным хвостом, когда найдёшь улитку после дождя. Кто знает — быть может, из её панциря тоже покажется бабочка с рожками на голове?.. Мелюзина — вспомнишь ты её имя.
Пожалуй, ты хотел бы жить в кошачьем гнезде — в утробном урчании среди старых газет под кроватью, за печкой, в углу, ты хотел бы вкушать нищету — ту, что дороже золота! Я спросил: «Кто водится в реке Ай? Какая рыба?» Ты ответил: «Голавли и хариус». В прошлом году мы ели голавля — долго спорили, кто будет его чистить. Если отчистить всё — отрезать голову, плавники, хвост, снять чешую и выбросить кости — останется так мало, что, кажется, это предприятие не оправдывает себя.
Человек с лупой, мастер по раю, научил меня одной вещи: пристально смотреть в корни крапивы, на борщевик, в лопухи, одуванчики, подорожник. Как светятся паутинки, которыми обмотаны репьи! Кто такой пунцово-розовый стрекочет — разве кузнечик? разве они не зелёные? Можно увидеть ветер — движение, мелькающее, когда смотришь боковым зрением. Увидеть мелкие искорки и кружочки в воздухе, белое размытое свечение вокруг деревьев. Если смотреть пристально — на уровне лба в небе увидишь пульсирующий, растопыренный цветок-воронку с лепестками-лопастями. После будешь сильнее ощущать запахи и лучше видеть.
Звук вспорхнувшей птицы в высокой траве, в кустах у забора… Старая банька еле видна в траве. Откуда приходит туман? — спрашиваем друг друга. Иногда он приходит вечером, стелется по полю, и как будто окружает нас кольцом блокады. Сходит с горы и выплывает из заросшего осушённого пруда. Иногда он приходит ранним утром: тоже с поля, с гор, и его косят заговорённой косой перед восходом немые жнецы тумана. Срезанные копны наплывают и дарят наитие.
А помнишь, нас вёз трамвай по городу Златоусту среди гор… За окном были горы — хребет Таганай и огромный городской пруд. Покрытые хвойным лесом горы чередовались с городской застройкой, и было видно, что город — разбросанная агломерация из множества частей, между которыми дикая природа не оставляет, кажется, места для человека. Город потрясал воображение: такой должна быть урбанистка будущего!
Рельсы загибались у подножия горы рядом со старинным жёлто-белым домом, в котором я жил бы целую вечность. Самая тайна, загадка, манящая недосказанность — что там, за домом? Куда уходят рельсы? Казалось, там находится само блаженство, самые уютные и заповедные уголки города. Там начиналось пространство души! Зелёное, залитое светом, с маленькими старинными домиками с обеих сторон, с изумительно яркой травой меж трамвайных рельсов.
Кстати, бывают такие вещи: горизонтальный дождь. Про косой дождь все знают, но бывает горизонтальный. Это вроде дерева, растущего вниз, и вроде того, когда на сосне раскрылись почки, и в них оказались листья. Также и бабочка, которая выпорхнула из той раковины, что ты нашёл, помнишь? Так вот: я всегда мечтал попасть под горизонтальный дождь, и сегодня попал под него: он намочил мне левую половину. А весной, после цветения черники, на даче цвели ели. Горизонтальный дождь, еловый цвет, сосновые листья, бабочки из раковин — это всё чудеса человека с лупой, учёного, должно быть, человека, ботаника, геометра, логика, поэта…