Кэйго ХигасиноДетектив Галилей — 2Вещие сны
Часть 1. Сновидение
1
Особняк был обнесён высокой кирпичной оградой, но перебраться через неё труда не составило. Приехал он на машине — малогабаритном грузовичке, которым пользовался по хозяйству. Достаточно забраться в кузов, и ноги уже на уровне края ограды. Не колеблясь ни секунды, он перемахнул через ограду и оказался в чужих владениях.
Двор здесь был очень просторным, а сам особняк просто гигантским. Он и не подозревал, что здесь такая огромная территория. Всё, что он знал, — это где расположена комната Рэ́ми. И этого было достаточно.
Свет в особняке был полностью погашен. Только в дальнем углу двора маленький тусклый фонарик освещал оградительную сетку. Похоже, хозяин особняка увлекался гольфом. Хозяин — то есть отец Рэми.
К стене дома прилегал сарайчик. Небольшой, но достаточно высокий, чтобы хранить там какие-нибудь лыжи.
Встав у сарайчика, он задрал голову и осмотрел особняк. Сразу над ним нависал балкон. Пробраться бы туда — и можно будет встретиться с Рэми.
Он поднял руки, ухватился за крышу сарайчика, подтянулся. Закинул ногу, потом другую, встал во весь рост. Крыша тихонько скрипнула.
Теперь балкон оказался на уровне его глаз. Душа запела. Что сейчас, интересно, делает Рэми там, за этим окном?
Он ухватился за балконные перила. Вскарабкался по ним, как обезьяна, упёрся ногой в металлический водосток и соскочил на балкон. Когда-то он занимался гимнастикой. Теперь, столько лет спустя, эти навыки пригодились на деле.
Он повернулся к балконной двери. Шторы за ней были задёрнуты наглухо.
Он положил руки на вентиляционное оконце, слегка надавил, и оно беззвучно открылось. «Слава богу, Рэми ждёт меня», — обрадовался он.
Приоткрыв оконце сантиметров на десять, он снял ботинки, отодвинул штору и проскользнул в комнату. Это была комната Рэми.
Он окинул взглядом помещение. Площадь комнаты — примерно десять татами[1]. В сумраке он различил силуэты стеллажа, письменного стола и пианино.
Затем его взгляд скользнул к полутораспальной кровати. На ней, завернувшись в толстое пуховое одеяло, спала девушка.
«Или нет», — подумал он.
Спит ли она, на самом деле не разобрать. Возможно, она уже заметила, что он здесь. И просто делает вид, что спит.
Он приблизился к кровати на пару шагов. Запахло какими-то цветами. На секунду у него перехватило дыхание. Он физически ощутил, что приближается к очень знатному и благородному человеку.
Глаза у Рэми закрыты. Какая же она красавица! Он различил это даже в темноте, и сердце его задрожало.
Он протянул к ней правую руку в надежде на то, что вот теперь-то всё и начнётся. Что она откроет глаза, улыбнётся и скажет: «Милый, ты всё-таки пришёл…»
Его пальцы уже почти коснулись её щеки. Как вдруг воздух дрогнул от какого-то резкого движения сзади. Он обернулся. Дверь комнаты распахнулась. В проёме кто-то стоял.
— Отойди от неё! — прозвучал резкий голос. Говоривший что-то держал в руках. Что-то чёрное и блестящее, похоже, ружьё, нацеленное прямо на него.
Оторопев, он попятился от кровати. И услышал щелчок взводимого курка.
Одним прыжком он выскочил на балкон. Затем слетел на крышу сарайчика. И тут прогремел выстрел и послышался звон разбитого стекла.
Он защищал голову от падающих осколков, а сердце его разрывал немой крик.
«Рэми! Зачем?!»
2
Сунув в рот сигарету, он прикурил от спички и собрался уже выкинуть её в пепельницу, но рука его вдруг застыла. Дело в том, что в пепельнице уже дымилась одна сигарета. Скуренная всего на сантиметр. И Сюмпэй Кусанаги вспомнил, что закурил её меньше минуты назад.
Сидевший рядом Макита хихикнул.
— Господин Кусанаги, похоже, вам пора отдохнуть.
Кусанаги затушил тлевшую в пепельнице сигарету.
— Физически-то я особо не устаю. Но постепенно каким-то рассеянным делаюсь. Начинаю задумываться, есть ли в том, чем я занят, хоть какой-нибудь смысл.
— Ну, со мною тоже это бывает, — сказал Макита, возвращая на стол чашку с кофе. — Но куда деваться? Такие мысли тоже часть работы.
— Выходит, ты всегда знаешь, что делаешь? Завидую. Это совсем не про меня.
— Да неужели?
— Послушай, — Кусанаги посмотрел Маките в глаза. — Наш брат сыщик всегда знает, что делает, только пока он ещё молодой. А если этой работой заниматься долгие годы, она человека ломает. Посмотри хотя бы на шефа нашего отделения.
— Что же, и вас она тоже сломала?
— Да, пожалуй. Если вовремя не сменить профессию, в нормальном обществе вертеться уже не сможешь.
Мимо их столика проходила официантка, и Кусанаги попросил ещё воды. Она посмотрела на него с лёгким подозрением. Видимо, потому, что к своему кофе он даже не притрагивался, зато уже который раз просил подлить ему воды.
До тех пор, пока его кофе оставался в чашке, он мог оставаться в кафе сколь угодно долго. И он полагался на это правило. В зависимости от собеседника, который должен вот-вот подойти, оно могло бы сейчас пригодиться.
— А вот, похоже, и он! — сказал Макита, показав на входную дверь.
В кафе вошёл молодой человек в спортивной рубашке и джинсах. С портфелем под мышкой. Лет двадцати семи, с виду спокойный, возможно, из-за причёски: боковой пробор, волосы элегантно зачёсаны на одну сторону.
Он огляделся по сторонам и остановил взгляд на их столике. Больше никакие посетители на сыщиков не походили: кроме них в кафе сидело семейство с детьми, влюблённая парочка и компания старшеклассников.
— Господин Накамо́то, если не ошибаюсь? — спросил Кусанаги, когда мужчина приблизился к ним.
— Да, — ответил тот слегка напряжённо. Обычная реакция на знакомство со следователем по уголовным делам.
— Меня зовут Кусанаги, это я вам звонил. А это мой коллега, следователь Макита. Уж извините, что отвлекаем вас в выходной, — сказал Кусанаги, поднявшись с места, и коротко поклонился. Сегодня была суббота.
— Ничего, я всё равно собирался в город, — ответил мужчина, подсаживаясь к ним. Подошла официантка, и он заказал себе кофе.
— На тренировку по гольфу? — уточнил Кусанаги.
Мужчина, похоже, решил, что ослышался.
— Как вы догадались?!
— По вашей левой руке. Правая у вас загорелая чуть не дочерна. А левая почти совсем белая. Вот я и предположил, что вы, должно быть, часто играете в гольф.
— Ах, вот оно что… Сестра говорит, это смотрится как уродство! — Накамото спрятал левую ладонь под столик и облегчённо улыбнулся. Его напряжение, похоже, почти развеялось.
— Вы говорили кому-нибудь дома, что встречаетесь с нами?
— Нет, никому. Зачем? Бывший одноклассник набедокурил, и меня вызывают к следователям. Такое рассказывать — только тревожить зря.
— Наверное, — кивнул Кусанаги. — Как я и говорил по телефону, никакого беспокойства наша встреча вам не доставит. Просто покажите нам то, о чём шёл разговор, и на этом закончим.
— Да-да, понимаю. Вот.
Накамото поместил на колени портфель, открыл его и выложил на столик большой блокнот для набросков.
— Взгляните. Нужное место я отметил закладкой.
— Большое спасибо. Давайте посмотрим, — сказал Кусанаги и взял блокнот.
Довольно старый, в твёрдой клетчатой обложке. Кусанаги не отказался бы полистать его, но первым делом открыл там, где лежала жёлтая закладка.
— Ого! — тут же вырвалось у него. — Какой красивый рисунок!
— Да, рисовал он и правда замечательно, — отозвался Накамото.
На открытой странице цветными карандашами была нарисована кукла. Маленький пупс, девочка. Каштановые волосы, голубые глаза — судя по всему, иностранка. В красном платьице с белыми оборками на рукавах, таких же красных туфельках и белых гольфах.
Рядом с куклой было подписано авторучкой: «Увидимся в седьмом классе! Нобухико Сакаки». Но больше всего внимание Кусанаги приковала маленькая деталь — «зонтик на двоих»[2] в нижнем углу рисунка. Под зонтом были написаны имена: Нобухико Сакаки и Рэми Мориса́ки.
— Да, действительно есть! — Кусанаги положил раскрытый блокнот на столик и показал пальцем на зонт. — Вот здесь.
— Именно! — отозвался Накамото и натянуто улыбнулся.
— А вы, господин Накамото, спрашивали у него, что это за девушка?
— Он говорил, что это его «будущая любовь». Кто бы ни спрашивал, Сакаки всегда отвечал только так. Но в нашем окружении никого с таким именем не было, да и фамилия Морисаки никому ничего не говорила. Поэтому я привык считать, что он её просто выдумал.
— И этот рисунок он точно сделал в шестом классе?
— Совершенно точно. Перед окончанием младшей школы все должны были что-нибудь нарисовать. У него получилось это.
— И что потом было с этим блокнотом?
— Все эти годы пролежал в коробке в шкафу. Чтобы его найти, пришлось привести в порядок весь архив.
Принесли кофе. Накамото с удовольствием отхлебнул, не добавив ни сахара, ни молока.
— И как раз в то время вы и Сакаки дружили?
— Да не сказать, что особо дружили… Просто в пятом и шестом классах учились вместе. А с седьмого класса — уже нет. В старшей школе нас разделили, и больше я с ним не встречался.
— Но те два года вы всё-таки провели вместе. Что вы о нём помните? Каким он был в детстве?
— Да я уже толком не помню. Только эта история с «будущей любовью» в памяти и застряла. А если коротко, странный был парнишка. Никогда ни с кем ни во что не играл, и, кроме как в школе, с ним никто нигде не встречался.
— Его дразнили сверстники? Он был замкнут в себе?
— Да как сказать, — Накамото горько улыбнулся. — Если сейчас подумать, может, и да. Но тогда почему-то я этого не замечал.
«Значит, наверное, всё-таки было», — подумал Кусанаги. И посмотрел на Макиту. Нет ли, дескать, каких-то вопросов. Но младший следователь лишь качнул головой. В такой беседе спрашивать особенно нечего.