— Говорят, когда подонок убегал, он насмерть сбил человека? На виселицу его, и дело с концом! — повторил Тосио Морисаки.
— Хм-м… Значит, когда всё происходило, жертва мирно спала? — первым делом уточнил Юкава, едва Кусанаги закончил рассказ.
— Она говорит, что проснулась, лишь когда услышала выстрел и звон стекла. А что было до того, просто не знает.
Юкава скрестил руки на груди и погрузился в раздумья. И кабинет вошёл Макита. С подносом, на котором дымились три бумажных стаканчика с кофе.
— Угощайтесь, — с улыбкой предложил он.
— Кажется, на сей раз готов сдаться даже наш господин Галилей, — сказал Кусанаги, взял два стаканчика и поставил один перед Юкавой.
— А могу я взглянуть на то самое приглашение? — спросил учёный. — То, что получил от Рэми преступник.
— Конечно. Только это копия, а не оригинал. — Кусанаги выудил из папки с документами лист бумаги и положил перед Юкавой.
— Писали на словопроцессоре?[5]
— По словам Сакаки, это пришло к нему по почте за день до инцидента. Действительно, остался конверт, на нём — штемпель с датой доставки, марки погашены. Подпись тоже писали на процессоре. Никаких доказательств того, что это отправила именно Рэми, нет. Это мог самому себе отправить Сакаки — или кто-нибудь третий, знавший о том, что он преследовал Рэми, и захотевший поиздеваться над ним.
— Насчёт «поиздеваться»: как вариант допускаю. Но чтобы он отправил письмо сам себе… Зачем?
— Ну, не знаю. Такой странный тип способен на что угодно.
Склонившись над копией, Юкава прочитал следующий текст.
«Уважаемый господин Нобухико Сакаки,
Спасибо за то, что заботитесь обо мне. Но мне очень горько осознавать, что я не могу ответить вам взаимностью.
Хотя один раз и ненадолго, пожалуй, мы всё же могли бы встретиться. Но это не должно произойти на улице.
Приходите ко мне в комнату. Завтра ночью я оставлю незапертой балконную дверь. Если вы заберётесь на крышу сарайчика, оттуда легко попасть на балкон.
Только ни в коем случае не шумите. Папа сейчас в отъезде, но мама дома.
Рэми»
Дочитав, Юкава поднял голову.
— Значит, Сакаки говорит, что получил это письмо и потому забрался к девушке в комнату?
— Именно так. Звучит как полный бред…
Но Юкава, ничего не ответив, допил свой кофе. Взгляд его глаз за линзами очков сверлил невидимую точку в пространстве.
Но вдруг этот взгляд переместился на Кусанаги.
— Ты же бывал в районе Кото?
— Где?
— Ну, когда ходил к Сакаки домой. В районе Кото.
— А… Да, конечно.
— Вот и славно. — Юкава поднялся из-за стола. — Пойдём-ка прогуляемся!
— Куда? К Сакаки? Прямо сейчас?
— Будем здесь в затылке чесать — ни до чего не додумаемся. Если где и есть ответы на наши вопросы, то в детстве самого Сакаки. Или, может, вам нельзя впускать гражданские лица в дома преступников под следствием? Если так, то я пошёл домой. У меня куча дел!
По опыту Кусанаги уже знал: когда Юкава начинает говорить таким тоном, значит, он уже нащупывает какие-то весомые доказательства. Следователь кивнул.
— Ясно. Я всё улажу. — Кусанаги посмотрел на Макиту. — Сходи подгони мою машину ко входу.
6
— Как-то в 1914 году один священник на Балканском полуострове увидел сон. Ему приснился его собственный рабочий стол, на котором лежало письмо в чёрной траурной рамке, — начал Юкава, сидящий на пассажирском сидении, когда они были уже на полпути к дому Нобухико Сакаки. — Письмо это было от наследника престола Австро-Венгрии, и в нём сообщалось, что эрцгерцог с супругой стали жертвами политического заговора в Сараево. А уже на следующее утро этот священник узнал, что они оба убиты[6].
— Ничего себе, — с интересом отозвался сидевший сзади Макита. — Это что, реальная история?
— Я слышал, что реальная. Всех подробностей, правда, не знаю. Но, так или иначе, подобные истории о вещих снах рассказывались в разных странах с древнейших времён. В большинстве случаев это, наверное, просто совпадения. Но не всегда. Некоторые из них можно объяснить логично. Скажем, тот же балканский священник. Разве нельзя прочувствовать его состояние? Он жил в мире, где постоянно вспыхивали войны или конфликты, очень беспокоился за эрцгерцога и супругу. Страшная мысль о том, что их могут в любой день убить, не отпускала его сердце. И постепенно приняла форму такого кошмара.
— И правда, вполне логично.
— Ты хочешь сказать, что у сна, который Сакаки увидел про Рэми, существовала некая первопричина?
— Именно так.
— И что будет, если мы эту причину найдём?
— Если мы это найдём, дело распутано, — ответил Юкава. — И сдаётся мне, разгадка будет совершенно неожиданной.
— В каком смысле?
— А вот это самое интересное, — уклончиво отозвался Юкава и ухмыльнулся.
Дом Сакаки находился на улице Касайба́си и выходил окнами на федеральное скоростное шоссе. Трёхэтажный, на первом этаже — контора и склад с инструментом. На всех окнах теперь, понятно, наглухо задёрнуты жалюзи.
— Мы и сами не понимали, почему он начал рассказывать все эти вещи, — проговорила мать Сакаки, то и дело прижимая к глазам платок. — Но людей он не беспокоил, да и лучше уж так, чем шляться по сомнительным девицам, вот я и оставила его в покое. Кто же мог знать, что всё так обернётся? Даже не знаю, что вам ещё сказать…
Они беседовали с ней, сидя в уголке конторы. Отца сразу после того, что случилось, свалил удар, и с тех пор он из комы не выходил. Старшая сестра Сакаки пришла помочь матери по хозяйству.
— Впервые ваш сын начал говорить о Рэми Морисаки и четвёртом классе, не так ли? В это время в его жизни что-нибудь изменилось? — спросил Юкава. Он уже объяснил домочадцам Сакаки, что работает профессором в университете и изучает необычные явления природы.
— Трудно сказать… Вроде бы ничего особенного не произошло. — Мать покачала головой.
— А до того вам не приходилось слышать фамилию Морисаки? Может быть, кто-то с такой фамилией жил где-нибудь по соседству?
— Нет, никогда. Ни среди наших клиентов, ни среди соседей никого так не звали. Мне даже в голову не приходит, от кого Нобухико мог услыхать это имя. Всё это так странно, нелепо…
— А куда в то время он любил ходить — где развлекался, с кем играл, у кого гостил? Ничего такого не припоминаете?
Но на вопрос Юкавы мать Сакаки лишь пожала плечами. Видимо, не столько забыла, сколько не находила душевных сил вспоминать.
— Есть ли какие-то предметы, которые могут напомнить, о чём он тогда думал? Какие-то дневники или фотоальбомы…
Канако отошла в дальний угол, но продолжала слушать. И тут вдруг подала голос:
— Альбом есть, — сказала она.
— Вы могли бы его показать?
— Да. Подождите минутку. — И она ушла по лестнице куда-то наверх.
Мать, Томико, принялась аккуратно складывать насквозь промокший платок.
— Скажите… Какое его ждёт наказание? — спросила она, опустив голову.
— Пока сложно сказать, — ответил Кусанаги. — Если бы он только залез в чужой дом, всё было бы не так страшно. Но после этого он насмерть сбил человека.
Мать отчаянно, судорожно вздохнула.
— Как же получилось, что он это натворил! Такой добрый мальчик!
«Так говорят все семьи преступников», — чуть не вырвалось у Кусанаги, но он сдержался и промолчал.
По лестнице спустилась Канако с голубым фотоальбомом в руках.
— Вот.
Юкава взял альбом, раскрыл его у себя на коленях. Кусанаги, сидевший рядом, тоже стал смотреть. На первом фото был мальчик. Сидящий на стульчике голый малыш.
— А где здесь его снимки в четвёртом классе? — спросил Юкава, листая страницы.
— Кажется, там должны быть пометки о возрасте, — ответила Канако.
И действительно, кое-где под фотографиями мелькали надписи вроде «Нобухико в последний год детсада». Юкава отыскал страницы с подписью: «Нобухико в четвёртом классе». Таких снимков оказалось несколько: в спортивной секции, на экскурсии и так далее.
— Фото как фото. Вроде бы ничего особенного, — заметил Кусанаги.
— Н-да, — Юкава бесстрастно кивнул.
— Может, про те его годы лучше расскажут какие-нибудь друзья? — спросил Кусанаги, переводя взгляд с матери на сестру.
— Ну… У него с самого детства особенно близких друзей как-то не заводилось.
— Вот как?
— Да. Чаще всего он просто играл один.
— Похоже на то, — кивнул Кусанаги.
И тут Юкава ткнул его локтем в бок.
— Эй! Ну-ка, взгляни!
— Что там?
— Вот она! — сказал Юкава и ткнул пальцем в фото с подписью «Нобухико во втором классе».
— Но здесь же он второклассник.
— Неважно, смотри внимательней.
Кусанаги пригляделся получше. Нобухико стоял на обочине дороги. И что-то держал в руках… Глаза Кусанаги округлились.
— Ха!
— Вспомнил?
— Ну, ещё бы. Та самая кукла!
Да, сомнений не оставалось: это была та же кукла, что и на рисунке в альбоме, который принёс Накамото. Хотя сам факт того, что мальчик играет в куклы, и казался немного странным.
— Вы что-нибудь помните об этой кукле? — спросил у женщин Юкава.
— Да, кажется, припоминаю, — отозвалась Канако. — Нобухико принёс её откуда-то. Сказал, что ему подарили.
— Разве? — словно пытаясь вспомнить, Томико наморщила лоб.
— Она и сейчас у вас есть? — уточнил Юкава.
— Сейчас уже нет. — Канако покачала головой. — Мама выкинула. Сказала, что у неё плохая аура.
— Что, действительно? — удивилась мать.
— В каком смысле — плохая аура? — поднял брови Юкава.
— Ну, просто у нас по соседству машина сбила девочку, с которой Нобухико часто играл в парке, бедняжка скончалась. Это была её любимая кукла. Вот папа ему её и подарил. По крайней мере, он сам так рассказывал.
— Ах да! — Мать кивнула. — Что-то такое припоминаю.