– Что делать с камнем, ярл? – Ирландец тронул князя за рукав туники.
– Мы отдадим его монахам в здешний монастырь, – улыбнулся Хельги. – В конце концов, это же символ Ирландии, а не Руси! А тебе, Конхобар, следует думать не об этом странном камне, а о радимичах. Слишком уж у них неспокойно.
– Думаю, там мутят воду сбежавшие из Новгорода волхвы, – усмехнулся Ирландец. – Ничего, вернемся домой – разберемся. Мерянский князь Ксан обещал всяческую помощь.
Покинув развалины дворца, все вышли наружу, оставив на жертвеннике мертвое тело друида. Как с ним поступить, брегоны еще не решили.
На замшелом камне у синих кустов вереска, улыбаясь, сидел Вятша. У ног его лежала туша пронзенного стрелою волка… Шерсть зверя опадала, морда становилась плоской, вытягивались вперед лапы… Умирая, оборотень-волкодлак обретал человеческий облик…
– Как тебе удалось убить его? – удивленно вскинул глаза ярл.
– Серебряной стрелою на осиновом древке, – встав с камня, пояснил Порубор. – Как и советовал брат Никифор.
– А кстати, где он?
– Отправился в монастырь, к братии.
– Хм… Пусть поторопится. Завтра с утра же отплываем, дома целая туча дел!
Ярл посмотрел на восток, туда, где за скалистыми горами Каледонии, за Фризией и Варяжским морем, лежала далекая страна Гардар, правителем которой он стал так недавно. Дел впереди было еще очень много.
На следующий день, ранним утром, драккары Вещего князя вспенили веслами спокойную воду Черной заводи. Выйдя в море, подняли полосатые паруса, быстро наполнившиеся ветром. Стоя рядом с кормчим, Конхобар Ирландец не отрывал взгляда от берега и что-то шептал. Ярл прислушался, подойдя ближе:
Великий корабль Ирландия,
Ирландия гор зеленых,
Среди многорыбных рек,
Омытая морем обильным…
В то же самое время на далеких каменоломнях Киренаики под бичами надсмотрщиков таскали огромные камни Истома Мозгляк и Лейв Копытная Лужа, проданные в рабство по решению веча. По личной просьбе Харинтия Гуся сурожский купец Евстафий Догорол доставил их в Киренаику. Рабы здесь оставались в живых недолго… И эти двое теперь напоминали скелеты. Много ли им осталось?
В Киеве, на Подоле, сложили крепкий дом у самой реки. Дом для молодых – Ярила и Любимы. Ярил теперь стал княжьим тиуном – можно было родниться. Покончив к вечеру со всеми делами, Зевота приходил к новому дому, что-то строгал, что-то приколачивал, с нетерпением ожидая свадьбы, отложенной до возвращения князя. Лишь чаровник Войтигор частенько отвлекал его от работы, соблазняя холодным пивом, принесенным из корчмы Мечислава-людина, каждый слуга которого теперь тайно работал на Ярила, докладывая обо всем, что творилось в корчме. Кажется, там видели радимичей. Нужно будет обязательно рассказать Ирландцу, как только явится… Скорей бы!
Хотя можно доложить и княгине. Та тоже в курсе всех тайных дел князя.
На крутом берегу Волхова, на мысу, у которого почти каждый день ловил рыбу перевозчик Нехряй, появлялась с утра молодая златовласая дева и все смотрела в сторону Нево – озера-моря, словно б ждала кого-то. И в самом деле, ждала – не покажутся ли на излучине реки полосатые паруса драккаров? Хельги, любый… Ладислава улыбалась. Перед уходом в заморье ярл позвал ее с собой в Киев, обещал забрать на обратном пути. Не думая, согласилась дева… Но не второю женою, нет… Просто жить рядом, и ждать, что ты нужна… Очень нужна. И родить князю сына… Он сказал – назовем Ингваром. Ингвар… странное имя.
Сельма и дочери князя скучали в Киеве, в высоких хоромах детинца. Плохо было без ярла, жаль, отправился он в чужедальнюю сторону, но Сельма четко знала, для чего это надо. Как знала и о златовласой деве, ожидающей возвращения князя на седом берегу Волхова. Что ж, пусть ждет… Он ярл и имеет право взять нескольких жен. Но именно она, Сельма, на всю жизнь будет первой… На всю жизнь. Ибо она не просто жена, но и правительница. Кажется, кто-то осторожно стучит в дверь? Что ж не сказали слуги?
– Кто? Войди же! А, это ты, Ярил. С чем пришел?
– Матушка, в корчме Мечислава-людина верные люди видели посланцев радимичей!
– Ага! Явились все-таки. Сделаем так…
На волнах Волхова, у крутого бережка, покачивался легкий челнок, в котором сидели двое – молодой парень в ярко-зеленой, расшитой бисером рубахе и красивая смуглая дева с распущенными темно-русыми волосами. Парень пошевелил веслами.
– Жарко, – вдруг сказала дева и, сбросив рубаху, нагая, навалилась на парня, ища губами губы.
– Найден, – жарко шептала она. – Найдене, любый…
– Тихо, тихо, Малена, ведь смотрят же!
– Да кто же? Кто?
– Вон челнок дедки Нехряя!
– Пускай старый завидует!
– А там… О боги!
– Что такое?
– Паруса, Малена! Ну, точно, паруса! Это ж возвращаются наши…
– И правда… Вот что, давай-ка позовем Ладиславу!
– А чего ее звать, вон не она ль бежит к берегу?
– И в самом деле, она… Эй, Ладисла-ава!
– Рубаху-то надень…
– Да ладно… Вот уж не думала, что стану когда-нибудь женою тиуна!
Хельги издалека увидел бегущую к воде девушку с золотыми волосами и глазами цвета луговых васильков. Ладислава… Ладия… Обернулся к кормчему:
– Я быстро!
Подтянул привязанную за кормой лодку, прыгнул, заработал веслами… закричал. Ладислава заметила его, замахала руками…
– Эх, Ладия, Ладия, – кольнуло вдруг в сердце князя – И кого ж я больше люблю, тебя или Сельму? Наверное, обеих… Кажется, все ж таки гораздо трудней любить, нежели править, ибо в любви нет ни князей, ни ярлов, ни смердов… Как нет, наверное, и холодного разума… Эй, Ладислава, я иду к тебе! Иду…
Над стальными водами Волхова, над Ладогою, над богатым, быстро разрастающимся Новгородом и над высокими стенами Киева, над Смоленском и Любечем, над всеми землями могучей Руси ярко светило осеннее солнце.
А далеко-далеко, в северной Норвегии, по пустынному шоссе, обнявшись, шли двое – русский музыкант Игорь Акимцев и медсестра Марина. Остановившись у поворота на Снольди-Хольм, начали целоваться, и целовались долго, пока не зазвонил мобильник у Игоря.
– Да?.. Концерт в Черном лесу?.. Обязательно буду, спасибо, что позвонил, Ханс…
Концерт. Снова концерт. И там обязательно будет Магн. И опять, как и тогда… О Боже, дай сил разобраться! Кто же из этих двоих… Кто? О, если б можно было поделить пополам сердце!
То же самое, подплывая к волховским берегам, думал и Хельги-ярл, Олег Вещий, Вещий князь и великий хакан русов.
Зов Чернобога
Глава 1Третья жертва
Да, враг еще не разбит, война продолжается!
Наши дни. Лето. Норвегия
Палочки в руках ударника слились в сплошные ясеневые полукружья, медью звенели тарелки, крупнокалиберными очередями стрекотали альты, гулко, как беременный гиппопотам, ухала «бочка», на краю сцены, перед сверкающей ударной установкой, под зловещий скрежет гитар утробно выл вокалист – длинный веснушчатый парень с рыжим, развевающимся в такт музыке хайром. Пел не по-английски, по-древненорвежски, как было объявлено, а на самом-то деле один черт знает, что там и за песня была – слов-то не разобрать, один рык. Но чувствовалось – по всему чувствовалось, – вещь стоящая! Да и рыжий старался: было видно – то припадал губами к микрофону, будто пытался его сожрать, то с остервенением отшвыривал прочь стойку, да так, что та улетала со сцены, и техники, справедливо не надеясь отнять ее у распаленных зрителей, срочно тащили из-за кулис другую. Вырывающийся из колонок форсированный звук был настолько громким, что и музыки-то по большому счету не было слышно – один лязг, уханье, скрежет… И рык! Ну, молодец рыжий, а с виду и не подумаешь.
Ханс ткнул приятеля локтем в бок и показал большой палец. Во! И в самом деле, группа – называлась она «Дети Вотана» – отыграла… нет, скорее, отгрохотала на славу. Ханс даже головой качал от восторга, заорал даже:
– Нильс, вот бы этого рыжего к нам, а?! Мы ведь не хуже играем, вот с вокалистом только…
– Да. – Оглянувшись на худощавого светло-русого Ханса, Нильс согласно тряхнул длинной темной гривой, незадолго до концерта тщательно вымытой и расчесанной. Классная была прическа у Нильса! Ханс всю свою сознательную жизнь завидовал в этом приятелю. И в самом деле – роскошный хайр, не то что у некоторых… Ханс вздохнул. У него-то самого волосы были так себе. Светлые, какие-то редковатые, ломкие. Ничего, говорят, в переходном возрасте многое в организме меняется – может, и волосы другие вырастут – густые, тяжелые, косматые, какие и положено иметь всякому уважающему себя рокеру. Да, может, и вырастут, Возраст-то – тринадцать лет – самый что ни на есть переходный. Вот и Стигне то же самое говорит, жаль, нет ее сегодня, уехала в Тронхейм, к родичам.
Шестнадцатилетний Нильс словно подслушал мысли приятеля, улыбнулся мечтательно.
– Да, если б не Стигне, мы б тоже сегодня сыграли!
– Уж дали бы жару, – поддержал Ханс. – Не хуже, чем все эти. Магн бы попросили – она б с нами спела.
Магн – это была местная сумасшедшая, девушка ниоткуда, обладавшая удивительным по красоте голосом, то угрожающе-тихим, как шипение змеи, то грохочущим, как рев водопада, а иногда и нежным, как утренняя трель жаворонка. Никто не знал, что на самом-то деле Магн родилась и выросла в Ирландии более тысячи лет тому назад, а сюда, в Норвегию, попала потому, что преследовала черного друида Форгайла Коэла, ныне спящего мертвым сном возле древнего святилища Тары. Возмечтавший о власти над миром друид призвал на помощь кровавых кельтских богов и сумел принести много зла людям – и в своей эпохе, и здесь, в современной Норвегии, – пока не был остановлен молодым конунгом Хельги, князем Гардара, прозванным Вещим Олегом, и русским музыкантом Игорем Акимцевым, волею судьбы ставшим второй ипостасью князя. Игорь теперь далеко – выйдя из комы (и тут не обошлось без Хельги и козней друида), он оправился и уехал на родину, в славный город Санкт-Петербург, в Россию, не такую уж и далекую, но загадочную страну, о ней Ханс с Нильсом слышали много всяких жутких историй, которым, конечно, не верили, но все же… В оборотней вот тоже никто не верил, а зимою поверили все… все знакомые ребята и даже полицейский инспектор Плеске, молодой стеснительный парень. Кто его знает, если б не отпугивающая оборотней виса, которую откуда-то знал Акимцев, что бы было с инспектором? А так – прочел и спасся! Так что ко всем небылицам да ужастикам относиться надо с опаской, кто их знает, может, и не все там вранье?