Утром, едва на бледно-голубое небо выкатился оранжевый шар солнца, дружина киевского князя выступила в поход по земле радимичей. Шли налегке – оружно, оставив коней и обоз на днепровском зимнике под присмотром бдительной стражи. Вокруг шумели леса – дикие и почти непроходимые, где средь разлапистых вязов, средь берез, елей и густого орешника вились лишь звериные тропы… хорошо известные Вятше. Шли долго, несколько дней, и все леса, леса, леса – и безлюдье. Только к исходу четвертого дня вышли наконец к знакомым Радославе и Твору местам.
– Вон там, за холмом, река, – показал рукой отрок. – В той стороне – куницы, а там – капище.
– Княже, взгляни-ка, что мы нашли! – подбежал к Хельги запыхавшийся молодой воин.
Не говоря ни слова, князь последовал за гридем. Находка оказалась страшненькой – занесенные снегом и уже подпорченные зверьем обезглавленные трупы. Трое погибших… Нет, за кустами – еще один, со стрелой в спине, видно, пытался убежать, да не повезло бедняге.
– А ведь и остальные поражены стрелами, князь, – осмотрев убитых, доложил Вятша. В блестящей кольчуге и синем, подбитом бобровым мехом плаще, с мечом у пояса, он вовсе не походил теперь на простого бродягу-охотника. Воин. Да не простой, а почти воевода!
– Думаю, стреляли из засады. – Хельги помрачнел. – Скорее всего, во-он из тех кустов, больно уж они удобны.
– Это все волхвы, волхвы, – зло прошептал Твор. – Обо всем договорились, гады…
– Твор, посмотри, это ваши или куницы?
Отрок нагнулся над трупами и передернул плечами. Непривычно было видеть людей обезглавленными, даже мертвых. Мальчик осмотрел одежду – обычные охотники, одежка хоть и добротна, да проста. Ничего особенного, никаких примет, украшений – если что и было, так сняли убийцы, да и кто ходит на охоту увешанный всякими цацками?
– Не знаю, что и сказать, – честно признался Твор. – Может, куницы, а может, и наши. Интересно только, головы-то куда делись?
– И мне интересно, – задумчиво произнес Хельги. – Ты говорил, здесь поблизости какое-то капище?
– Не так уж и поблизости… Но к полудню дойти можно.
Капище располагалось на холме, за священной дубравой. Высокий частокол правильным кругом, ворота. В центре большой идол в виде деревянной статуи в три человеческих роста, видимо – Род, ведь именно этому богу в основном и приносились жертвы. Вокруг него – идолы поменьше, неглубокий ров в виде восьмилучевой звезды, во рву – остатки недавних кострищ, полуприсыпанные снегом.
– А вот и головы, – глухо вымолвил Вятша, показал рукой, да Хельги и без него уже увидел рядом с главным идолом воткнутые в землю копья, на которых торчали человеческие головы. Четыре. Как раз по числу убитых. Ветер трепал на мертвых головах окровавленные волосы, а сидевшие на частоколе вороны уже давно успели выклевать глаза.
– Ардагаст! – вдруг вскрикнула Радослава и, упав на колени перед головой со светлыми кудрями, ударилась в плач.
– Кто ее сюда пустил? – недовольно обернулся Хельги.
– Так она не спрашивала, князь. Взяла и подошла.
– Ардагаст, – рыдая, причитала девушка. – Ардагаст, любый… – Поднявшись на ноги и шатаясь, она поцеловала отрезанную голову в лоб.
– Уведите ее, – приказал князь, но тут же поднял руку: – Впрочем, нет, пусть выплачется. Твор, кто этот Ардагаст?
– Парень из куниц. Заводила.
Подбежавший к Хельги воин что-то прошептал ему на ухо. Изменившись в лице, князь быстро пошел за ним. За идолами, у дальней стены капища, небрежно присыпанный снегом, стоял большой глиняный кувшин с широким горлом, в котором обычно хранили муку. Но зачем мука идолам?
– Разбить! – подойдя ближе, негромко сказал Хельги.
Вятша вытащил меч, взмахнул – и кувшин раскололся на части. А по слежавшемуся весеннему снегу, оставляя бурые пятна сукровицы, покатились две детские головы.
– А это уже наши, – сглотнул слюну подбежавший Твор. – Рысак с Ростиславом. Эх, Ростя, Ростя… – Отрок поежился, в голубых глазах его вспыхнула злоба.
– Вот так, – обернувшись к Вятше, тихо произнес князь. – Я предчувствовал, что здесь дело нечисто.
– Но мы ведь убили друида! – Вятша поднял глаза. – Я сам несколько раз всадил в него меч.
– Значит, кто-то другой приносит жертвы Крому… или иным древним богам иров, бриттов и галлов. Не удивлюсь, если мы обнаружим на губах идолов желтую пыльцу омелы… Хотя откуда ей здесь взяться? – Хельги задумчиво посмотрел на небо, затем перевел взгляд на притихшего отрока: – Так, говоришь, кто из жрецов главный? Чернобог?
– Он, гад премерзкий!
К Хельги вновь подскочил прибежавший из охранения воин.
– Князь, нас обнаружили местные люди.
– Вы их схватили?
– Пока нет, но преследуем.
– Дайте им уйти.
– Но…
– Пусть уходят. Пусть разнесут весть о нас, если она еще не разнеслась. Мы не воюем исподтишка!
Гридь умчался.
– И все же, и все же… – осматривая обломки жертвенного кувшина, прошептал Хельги. – Чувствую, здесь не обошлось без Форгайла! Но как?! Надо захватить и допросить волхвов, в первую очередь Чернобога.
Покинув капище, Вещий князь и его дружина, насчитывавшая две сотни преданных, хорошо вооруженных воинов, направились к селению Твора и Радославы. Шли открыто, Хельги вовсе не собирался брать селение приступом, его больше устроила бы просто беседа со старейшинами и вождем. Правда, такой беседе могли помешать волхвы, и вот тогда, возможно, придется применить силу.
Они уже прошли почти полпути, как вдруг впереди, на лесной опушке, увидели две группы людей числом с два десятка, явно настроенных агрессивно по отношению друг к другу. Первые убитые уже валялись на сером снегу.
Внезапное появление многочисленной и хорошо вооруженной дружины вызвало у обоих группировок шок! Еще бы – непонятно откуда из лесу вышли воины в блестящих кольчугах и шлемах, с мечами и круглыми красными щитами, обитыми железными полосами. А во главе их шел высокий синеглазый человек с небольшой бородкой, без шлема, в кольчуге и развевающемся красном плаще – корзне. Длинные светлые волосы синеглазого стягивала золотая диадема.
– Опустите копья, – подойдя к враждующим сторонам, спокойно сказал Вятша. – Князь Олег Вещий желает говорить с вами!
– Олег Вещий? – Обе группы изумленно перешептывались, с любопытством поглядывая на князя. Да, по их представлениям, именно так и должен был выглядеть настоящий князь – в сверкающей кольчуге и расшитом золотом алом плаще, с драгоценной диадемой на голове, с развевающимся позади знаменем-прапором, ярко-синим, с изображением распластавшего крылья ворона. Не то что какой-нибудь местный Доброгаст в звериных шкурах.
– Есть ли средь вас старшие? – Дойдя до середины опушки, Хельги скрестил на груди руки.
– Иди, иди, выходи, Доможир, – зашептали в левом отряде.
Справа же вышел молодой кривозубый парень. Оба с опаской подошли к князю.
– Кто вы? – с улыбкой поинтересовался Хельги.
– Я Доможир, – тряхнул головою пучеглазый толстяк в волчьей дохе, – староста из рода куницы.
– Витогост, – представился кривозубый. – Сын Доброгаста, старейшины селенья за лесом.
Обернувшись к дружине, Хельги велел разбить шатер.
– Велите своим людям ждать, – властно сказал он. – А вас я приму с честию.
Волхв Чернобог сидел в наполненной горячей водой бочке, руки его, жилистые, мосластые, крепкие, напоминавшие медвежьи лапы, покоились на лыковом ободе, красное распаренное лицо лучилось довольством и похотью. Две молодые наложницы в узких набедренных повязках – Унемира с Малогой – старательно подливали в бочку горячую воду. Хорошие были девки, молодые, здоровые, крепкие, – Чернобог с удовольствием поглядывал на их большие колыхающиеся груди. Правда, вот лицами подкачали: Унемира – рябая да толстогубая, а Малога – с плоским перебитым носом. Ну да ведь с лица воду не пить, а девки они – в любви искусные и, что самое главное, верные. Спят и видят, как бы стать законными женами. Еще бы, Чернобог – мужик видный, да и богат и властен. Куда там старейшине Доброгасту.
– А ну-ка, милые, подмогните, – вылезая из бочки, оскалился волхв.
Вылившаяся вода уходила в специально прорубленную щель в полу. Обе наложницы резво поспешили выполнить приказание. Унемира встала на колени рядом с бочкой – чтобы хозяину было куда ступить, вылезая, а Малога осторожно подхватила волхва под руку. Ступая на крепкую спину наложницы распаренной красной ногой с загнутыми, словно когти у хищной птицы, ногтями, Чернобог оперся рукой о плечо Малоги. Встав на пол, ущипнул за грудь, сдернул с бедер повязку. Наложница понятливо усмехнулась, чуть отойдя, наклонилась, упираясь руками в лавку. Ту же самую позу приняла и Унемира. Обе застыли, искоса поглядывая на хозяина, – с которой начнет сегодня?
Чернобог почесал под мокрой бородищей заросшую густым черным волосом грудь, похлопал по ягодицам Малогу.
И тут вдруг кто-то забарабанил в дверь.
– Кого там принесло? – недовольно обернулся волхв.
– То я, Кувор, – заблажили в сенях, за дверью. – Поспешай, Чернобоже! Киевский князь Олег у стен селенья с дружиной!
– Какой еще Олег? – не понял жрец.
– Обыкновенный. Который князь, – туманно пояснили за дверью. – Да выйди хоть, глянь.
– Ладно, сейчас выйду, – с угрозой в голосе произнес волхв. – Посмотрим, какой такой князь.
Под стенами селенья, за рвом, блестела у леса броней дружина Вещего князя. Каждый воин при мече, со щитом, при секире, некоторые прихватили с собой короткие копья – сулицы, и не лень же было тащиться с ними по узким лесным тропинкам. Сам князь стоял средь дружины – молодой, светлобородый, в алом плаще поверх блестящей кольчуги. На голове поблескивала драгоценностями диадема.
Поднявшись на смотровую башню, Чернобог внимательно осматривал воинов. Не так уж их и много было – пара сотен, вряд ли больше, однако в селении вдвое меньше народу, а о воинах и говорить нечего. Конечно, можно было попробовать запереть ворота да отсидеться, вряд ли пришельцы сразу же отважатся на штурм. А если все же отважатся? Селение-то хоть и большое, а все ж не укрепленный град-город, стены – частокол, башен по углам, почитай, и вообще нет, ворота, правда, солидные, из толстого бука, однако ж, ежели нападающие вырубят в лесу подходящее бревн