Радослава протерла мокрой тряпицей стол, набросала на него свежей травы – гостям для приятности… эх, побольше надо бы. Ничего, сейчас сбегает к ручью, нарвет, рано еще, посетителей мало – пара дружинников-варягов лениво цедили брагу. Один какой-то неприметный, второй угрюмый, с заплетенными в смешные косички волосами.
Прихватив плетенную из лыка корзинку, Радослава быстро миновала ворота и, пройдя по вьющейся меж березами тропке, спустилась к ручью, текущему на дне темного оврага. Наклонилась, попила студеной водицы – ух, и хороша же! – услышала вдруг голос сверху:
– Девица, не подержишь ли волов, набрать водицы?
Радослава подняла глаза: тот самый варяг, с косичками. Что, он незаметно так и шел за ней? Вернее, ехал на запряженной волами телеге. Что ж, просит, так подержу волов, хотя и привязать бы мог, вот хоть к этой березе.
– А они у меня пугливые, – объяснил варяг. – Ни за что одни, без человека, в лесу не останутся, волков боятся.
Девушка усмехнулась:
– Так тут что, лес, что ли?
– А не лес, так темно, и деревья, эвон, до самого неба! Истинно лес, клянусь молотом Тора. Так подержишь? Вином угощу.
– Нужно мне твое вино. Но подержать – подержу, чего уж. Давай поводья.
Варяг – длинный, сутулый – проворно сбегал к ручью, набрал воды в баклажку, прибежав обратно, благодарно улыбнулся:
– Счастия тебе, девица.
– Да ладно…
Варяг подмигнул, достал из телеги кувшинец, разбавил водою, от пояса отцепил рог, нацедил.
– Обещал – на, пробуй. Нектар, не вино! Если понравится, я могу привезти бочонок для корчмы вашей.
– Чего это ты так вином своим хвастаешь? – недоверчиво спросила Радослава.
– Так им мой родич торгует, Греттир из Вика.
– Ах, Греттир, – успокоилась девушка. Греттира она знала – смешной такой, вислоусый, а дочки у него – ух, и дурищи же! – Ну, давай сюда свое вино.
– С радостью и благодарностью, о благородная дева! – Варяг с поклоном протянул кубок.
Сначала Радослава ничего не почувствовала – вино как вино, вполне приятное, пробовала она уже подобное – угощала Любима. А потом вдруг и сама не заметила, как потемнело в глазах и подкосились ноги. Оглянувшись по сторонам, коварный варяг осторожно положил потерявшую сознание девушку на дно повозки и ловко забросал ее старой соломой. В тот день его повозка появилась еще в нескольких местах: на окраине Подола, на пристани, на Глубочице, где плескались ребята. И почти всегда варяг уезжал с добычей – схема была все та же и работала безотказно.
Гнорр Ворон рассчитался со Стемидом честно, полновесными серебряными денариями. Удивился даже:
– Эвон, как ты ловко!
– Опыт, – хохотнул Стемид и попросил: – Ты бы, Гнорр, убирался из Киева как можно быстрее, хорошо бы вместе с ладьями князя, так многие купцы поступят.
– И я так же сделаю, – кивнул купец. – Нечего тут светиться, еще пропавших искать начнут, мало ли…
Простившись с Гнорром, Стемид вернул повозку с волами давно поджидавшему у пристани селянину с дальнего огнища и, пройдя через распахнутые городские ворота, кивнул знакомым стражникам.
– Что, Стемиде, проследил за лодейками? – насмешливо поинтересовались те. – Все ли целы?
– Да все, что им сделается-то? – Варяг махнул рукой. – Чай, мы не спим на страже, как некоторые воротные делают.
– Да ладно тебе заедаться, – добродушно усмехнулись стражи. – Говорят, и вправду поход скоро?
– Скоро, – подтвердил Стемид. – Днями нужно считать.
Пройдя ворота, он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. Это что же – пообещав волхву Лютонегу задержать отход судов, он, Стемид, подставил самого себя? Вообще-то он вполне мог бы нанять шпыней и, как начальник стражи, незаметно пропустить их к ладьям, задержав экспедицию как минимум на неделю, а то и на месяц – кораблики-то ведь не только продырявить, но и поджечь можно будет. Это опасное дело Стемид тщательно обдумал и даже составил для себя план действий, включающий операцию прикрытия с несколькими подставами в лице нисколько не повинных младших дружинников – «детских», на которых вполне должно было хватить подмешанной в питье сон-травы, действие которой уже испытала на себе несчастная Радослава, да и не только она. А ведь в связи с отсрочкой похода задержится у киевской пристани и корабль Гнорра Ворона! А вдруг кто чего заподозрит? Если кто-то – тот же князь, а он во все самолично вникает и к тому же умен, недаром прозван Вещим – сопоставит все произошедшие похищения, почти всегда приписываемые ромеям, то… То очень скоро придет к выводу о необходимости обыска всех торговых судов. А Гнорр молчать не станет, сразу подставит его, Стемида, – дескать, просто-напросто прикупил рабов, кто ж знал, что они краденые. Ворон обязательно Стемида выдаст, поскольку будут искать продавцов, а вот самому Стемиду доказать сговор с Вороном не удастся. Значит… О, боги, как же поступить, как лучше сделать? С одной стороны, Ворон только что расплатился, как и обещал. С другой стороны, хорошо было бы сорвать куш и с волхва. Но Лютонег хитер… Однако совершил большую глупость, решив надавить на Стемида. Расслабился у себя в лесах, совсем нюх потерял, думает, кроме него нет никого в мире хитрее? Поглядим, ой, поглядим…
С самого утра и вот уже до полудня Хельги вместе с Ярилом занимались финансовыми подсчетами – сводили дебет с кредитом в заметно опустевшей казне. Оба нервничали – денежные дела, они всегда самые трудные.
– Думаю, на дорогие ткани и посуду нужно налоги поднять, княже, – горячился Ярил. – Пусть уж купцы цену гнут – кто покупал всю эту роскошь, у тех богатства и на новые цены хватит. А если на жито поднимем да на овес – тут и до голодного бунта недолго.
– Да не будет никакого бунта, – невесело усмехнулся Хельги. – Просто разбредутся смерды по лесам, сами спрячутся и зерно спрячут.
– А оно нам надо?
– Вот именно.
– Еще пошлины на хазарский скот поднять…
– Это можно. Хазары и без того на нас озлоблены, за радимичей, северян, вятичей.
– Ох, боюсь, не пошли бы войной, княже!
– Не пойдут. Мы пока на них печенегов натравим… есть у меня там знакомства, завтра же посольство пошлю.
– Печенегам тоже малая вера.
– До осени они хазар подержат, а зимой те и сами не нападут. А вот весной, как снега стают… тут мы по Хазарии и ударим! Нечего нашу кровь пить.
– Ну и задумки у тебя, князь. На годы вперед видишь, недаром Вещий!
Скрипнув дверью, заглянул управитель-рядович.
– Помощник начальника ладейной стражи Стемид у крыльца челом бьет, княже!
– И чего ему надобно? – недовольно поднял глаза Хельги.
– Греческого огня просит, траву с кустами у воинской пристани пожечь, чтоб лазутчики не подобрались.
– Вот как? – Князь перевел удивленный взгляд на Ярила. – Слыхал?
– Так и дать ему этот огонь, – усмехнулся тот. – Для дела ведь.
– Ну, пес с ним, и в самом деле – пусть уж лучше перебдят, чем недобдят. – Хельги обернулся к рядовичу: – Выдай пару горшков из амбара, чай, хватит им пары… Траву ведь жечь, не ладьи!
Довольный Стемид, аккуратно замотав горшки в старый плащ, быстро пошел к пристани. А ближе к ночи хитрый варяг уже поджидал в условленном месте – у заводи на Глубочице – старого волхва Лютонега.
– Вижу, вижу. – Волхв явился на встречу вовремя и с удовольствием наблюдал встающее от реки зарево, – Исполнил ты мою просьбишку, Стемиде, вот тебе и награда. – Он отсчитал серебро и удалился, позвав кого-то с собой из кустов.
Стемид лишь хмыкнул – все правильно, осторожничал волхв, прихватил с собой охрану. Но ведь и на старуху бывает проруха, тем более на какого-то там волхва!
Со всей осторожностью – травинка не шелохнулась – пошли вслед за Лютонегом пущенные Стемидом молодые дружинники – «детские». Босиком, чтоб не стучать постолами, не скрипеть лаптями, в неприметных пестрядинных рубахах, простоволосые, ни дать ни взять обыкновенные ребята – подмастерья иль служки корчемные. Безусые все – молоко на губах не обсохло, – однако у каждого за пазухой острый кривой нож-кончар. А уж пользоваться им эти ребята умели. Что и испытали на себе и старый волхв Лютонег, и его ничего не подозревающая охрана. Просто пробежались мимо ребятки, в пряталки-догонялки играючи, чирк по шее ножичком незаметно – и нет никого в живых, ни волхва, ни охраны. Осмотревшись, ребята спрятали убитых в траве, подождали ехавшую сзади повозку и, проворно покидав в нее трупы, увезли к глубокому оврагу, что меж Копыревым концом и Градцем. Так хитрый варяг Стемид заработал изрядную толику серебра, а готовившийся к северному походу княжеский флот был спасен от поджога. А окажись Стемид менее хитрым или более боязливым? А не поверь ему волхв Лютонег на свою седую дурную голову? Вполне могли и сгореть ладейки, пусть не все, пусть часть, а задержали бы поход, отложили. Ведь не о них сейчас болела голова князя – о финансах. А думать сразу обо всем – это богом надо быть, не человеком. Но Хельги – князь, Олег Вещий, богом не был, был человеком, правда, не совсем обычным. Но, как свойственно всем людям, и он допускал ошибки.
Глава 7Путь
Если ставишь ты на дело девять дураков,
Будешь ты десятым смело –
Ты и сам таков!
Май-июнь 868 г. Киев – Новгород
Весть о пропаже девицы Радославы из «Любимкиной корчмы» быстро распространилась по всему Копыреву концу. Приходили соседи, предлагали помощь. Вятша с Твором и двумя мужиками-вдачами прошли весь ручей, обшарили овраг и заросшее густым березняком приовражье – нет ничего.
– Ограбили сестрицу мою, убили! – плача, закрывал руками глаза Твор, а Вятша лишь перекатывал желваками.
Твор вспоминал, как жили они с Радославой у радимичей, у тетки Хотобуды, – неласкова была тетка, прижимиста, доброго слова не слыхали от нее принятые в племя приблуды, Твора так и вообще частенько поколачивала тетка, Радославу таскала за волосы. И пожаловаться было некому – приблуды, нездешние, родившиеся у самой Десны, в роду соболя. Род соболя в назидание другим крепко погромили хазары, напали внезапно, сожгли селения, увели с собой скот и людей, многих убили. Радослава – тогда еще маленькая – схватила под мышку совсем уж несмышленого Твора, спряталась в круглой печке, а когда вылезла, вокруг уже все догорало и повсюду валялись черные, обугленные трупы. Нельзя было даже разобрать, где тут матушка, отца-то давненько еще – сразу после рождения Твора – задрал в лесу медведь-шатун. Поплакав, Радослава взяла братца за руку да и пошла в лес, куда глаза глядели. Волков да медведей не боялась. Разве они, звери дикие, хазар страшнее? Август на дворе был, конец лета, хватало в лесу и грибов, и ягод, и орехов, тем и питались. Поначалу-то ничего было, тепло, жарко даже – солнышко припекало, жарило, так что и для ночи оставался еще изрядный запасец тепла. Покрутились ребята по тропкам-дорожкам, то к одному селению подходили, то к другому – везде одни пепелища. Так и пошли глубже в лес и совсем уж загрустили, как задождило, потянулись на юг первые журавлиные клинья. Радослава с ужасом смотрела на затянутое тучами небо и думала – как же они дальше будут? Тут и вышла на них охотничья ватага. Люди оказались своими, радимичами, привели в селенье, накормили, обогрели, немного погодя приняли в род, подселив к приемной матушке Хотобуде. Та хоть поначалу и злилась, но со временем к приблудам привыкла, да и здоровье уже не то было, чтоб кого-то там бить. В общем, притерпелись, притерлись друг к другу, так вот и жили.