Не особо-то счастливо, но ничего… Правда, местные ребята с Твором так и не подружились, дразнились все, обзывали приблудой.
– Ой, где ж ты, моя сестрица? – вздохнул Твор. – Поди, и в живых уж тебя нету?
– Не блажи, – сурово покачал головой Вятша. – Незачем убивать татям девку, да и ценностей особых при ней не было. Скорее всего – украли ее, уж больно красива, вот и приглянулась кому-то.
– Украли?! – встрепенулся Твор.
– Если в Киеве она или рядом где, тогда отыщется, – не слушая отрока, рассуждал Вятша. – Найдется рано или поздно, не дура ведь, подаст весточку. А вот ежели ромеям или багдадцам продали – дело плохо. До Багдада, до Царьграда, до Басры дотянись-ка попробуй! Правда, ее еще вывезти надо…
Вернувшийся со службы Ярил, узнав о пропаже девушки, ничуть не удивился, лишь мотнул головой.
– Еще одна, значит.
– Как это – «еще одна»? – хором спросили Вятша и Твор.
– На Подоле в усадьбах двух малых отроков не досчитались, одного Гостеней зовут, другого, кажется, Пирагастом. Еще кое-где ребята пропали. Да, мыслю, не все еще и пожаловались, не успели.
– Значит, ромеи? – поднял глаза Вятша.
Ярил задумался.
– Может быть, хотя и немного сейчас ромейских купцов в городе… Могут и варяжские гости паскудничать, с этих станется, да и хватает их в городе, купцов ладожских. Эх, был бы Харинтий Гусь в Киеве, через него бы дознались.
– Так проверить всех!
– Проверить… – Ярил вздохнул, – Проверим, конечно, да на то время надобно. А завтра дружина в поход отплывает, и с нею почти все варяжские гости потянутся – безопасней с дружиной-то.
– А вдруг ее волхвы похитили? – глухо спросил Вятша. С волхвами, у него были особые счеты.
– Волхвы? Нет, не думаю. – Ярил покачал головой. – Наши бы кудесники знали, доложили б давно. Да не осталось в земле киевской кровавых требищ, все вычистили. Хотя, конечно, всего не предугадаешь.
– К бабкам сходите, ведуньям, – посоветовала Любима. – Да поспешайте, варяги завтра уйдут.
– Уйдут, так в пути достанем. – Вятша потер виски и горделиво распрямил плечи. – Чай, ведь и я в дружине княжьей походом иду. Ужо присмотрю за гостями варяжскими.
– Если удастся.
– Удастся! А за ромеев и вы здесь проверите, так?
Ярил кивнул. Твор посмотрел на него, перевел взгляд на Вятшу, на поднявшуюся с лавки Любиму. Похоже, неплохую мысль высказала дева. В два прыжка отрок догнал ее во дворе.
– Ты про ведуний говорила, Любима?
– На торжище сходи, – сразу поняла та. – Там они, ведуньи, всякий покажет.
Твор уже повернулся было бежать, да Любима властно схватила его за плечо.
– Постой-ка.
Она скрылась в доме и почти сразу же вышла, протянула отроку арабскую серебряную монетку с непонятными письменами – ногату.
– На вот, держи.
Твор поклонился: знал, за один такой кружочек много чего купить можно – и пирогов вдосталь, и квасу, и ткани заморской на порты да рубаху или десяток откормленных жирных баранов.
Засунув в рот монету, чтоб, не дай боги, не потерять, отрок припустил вниз, к Подолу, – только пятки засверкали. Пробежав по пыльным улочкам, едва не сбил с ног лепешечника с лотком – тот заругался, хотел даже положить лоток в траву да запустить в нахала камнем, но, пока собирался, того уж и след простыл.
Торжище, как всегда, встретило отрока гулом, в котором, однако, не терялись отдельные громкие выкрики:
– Пироги, пироги, с пылу, с жару!
– Лепешки! Только что из печи.
– А вот квасок холодненький, попробуй-ко, господине!
– Берите, берите, люди добрые, хорошая упряжь, надежная.
– Да это разве упряжь? Одна гниль. Чтоб тебя Родимец забрал!
– Какая ж гниль? Глаза-то разуй, паря!
– Сам разувай. Вот как счас двину!
– Стражи, стражи! Убивают же! Убивают…
Недовольный покупатель упряжи – дюжий крестьянский парень, – все ж таки влупил продавцу промеж глаз кулачищем, да так, что тот, бедняга, аж перелетел через дощатый рядок-прилавок. За избитого тут же вступились остальные торговцы, и дело запахло хорошей дракой. К тому все шло.
Побыстрей обойдя буянов – еще попадешь под горячую руку, Твор дошел до края рынка и нерешительно остановился возле толпы игроков.
– Кручу, верчу, обмануть не хочу, – доносилась из-за спин любопытных смердов знакомая песня.
Отрок огляделся.
– Чего глаза навострил? – подошел к нему длинный вислоносый парень. – Сыграть хочешь? Давай на пару? Я, вон, на березу залезу, а ты посматривай незаметно, подсказывать тебе буду, как кивну – так под тем колпачком и горошина.
– Как же ты разглядишь, с такой-то дали? – вынув изо рта монетку, изумленно промолвил Твор.
– На то я и волхв-чаровник! – Незнакомец горделиво выпятил грудь, и тут вдруг Твор вспомнил – это же волхв Войтигор, именно его не так давно показывал ему Порубор.
– Некогда мне играть, – твердо сказал отрок. – Да и было бы время – не стал бы. Баловство это, совсем уж несерьезное дело.
– Люди выигрывают.
– Люди? – Твор презрительно усмехнулся и повторил слова Порубора: – Не люди это, а шпыни ненадобные. Нечто возможно счастье свое на таком неверном деле строить?
– Ну-у, – протянул волхв. – Ты этот… как ромеи говорят – философ. Тогда чего тут стоишь-то?
– Бабок ищу, ведуний, – честно признался отрок.
Войтигор удивился:
– А чего их искать-то? Эвон, кликнуть только… Вон, как раз и идет одна. Эй, Каргана, Каргана! Не проходи мимо, старая, есть тут до тебя дело.
Горбатая ведунья в черном платке – Каргана, тоже уже знакомая Твору, – остановилась и повела носом, ну точь-в-точь как почуявшая добычу ворона.
– Ну, Войтигоре, какое у тебя ко мне дело?
– Не у меня, – отмахнулся волхв, кивая в сторону Твора. – Вот у этого отрока.
– Ха, знакомец! – Каргана тоже узнала мальчишку. – Дружок Поруборов. Что хочешь?
– Догадать бы, – искательно улыбнулся Твор. Вообще-то он побаивался старух ведуний, помнил, как еще у радимичей шпыняли его жрицы – Чернозема, Доможира, Хватида, однако вот Карганы не боялся, знал, если что, можно будет прищучить ее потом через Порубора.
– Погадать – погадаю, – ведунья кивнула. – Чем только платить будешь?
– Вот! – Раскрыв ладонь, отрок показал маленький серебряный кружочек.
– Эвон что! – осклабилась Каргана. – Давай свою серебряшку сюда.
Твор быстро спрятал руки за спину.
– Э, нет, так не пойдет. Сначала погадай, а уж потом и плату получишь.
– Как же я тебе погадаю без птицы? – резонно возразила старуха. – Ее, птицу-то, еще ведь купить надо.
– Веди, купим, – кивнул осторожный отрок. Наслушался он уже рассказов про киевское торжище, где таких, как он, пачками в день обманывали.
– Что ж, пошли. – Каргана пожала плечами, повернулась и быстро зашагала к птичьим рядам. Твор едва поспевал за ней, а Войтигор, сказав, что с ведуньи кое-что причитается, так и остался ошиваться в толпе игроков, видно, искал напарника.
– Морду ему набьют колпачники, – пробормотала про себя старуха. – И правильно сделают – не мешай людям работать, не гляди алчно на богатство чужое, потом да умом добытое. – Эвон! – Остановившись у птичьих рядов, она повернулась к отроку: – Эвон, птица-то.
Твор посмотрел на живых кур и уток, томившихся в больших деревянных клетках.
– Какую купить-то?
Каргана повернулась к торговцу – молодому нахальному смерду.
– А ну-ка, красавец, покажи во-он ту курочку. – Она ткнула пальцем в самую жирную птицу.
– Три медяхи, – сквозь зубы процедил торговец.
– Что так дорого? – возмутилась бабка. – Три медяхи! Да она и одной не стоит. Пошли отсюда, отроче…
– Хорошо. Две.
Остановившись, ведунья незаметно подмигнула Твору, бери, мол.
– У меня только ногата, – предупредил он.
Смерд усмехнулся:
– Уж найду, чем сдачу дать.
– Сдачу всю мне! – встряла Каргана.
– Потом, – твердо заявил Твор. – Держи лучше курицу, да смотри не упусти.
– За собой смотри, – осклабилась бабка.
Покинув торжище, они свернули на узкую улочку и направились в самый конец Подола, к Глубочице. Там, у реки, в маленькой, вросшей в землю хижине, окруженной старым плетнем, и жила бабка.
– Погоди тут. – Не выпуская из рук курицу, Каргана нырнула в дом.
Твор с любопытством оглядывался. Двор ведуньи оказался вполне обычным, запущенным и полным разного мусора – каких-то костей, объедков, соломин. Вообще, ничего здесь не производило особого впечатления, скорее, наоборот…
– Ну, начнем. – Хозяйка выбралась наконец из хижины, и отрок, обернувшись к ней, непроизвольно вздрогнул.
Вот теперь Каргана выглядела настоящей колдуньей! Страшная, с ожерельем из высушенных змеиных голов на морщинистой шее и лосиными рогами на голове, она посмотрела прямо в глаза мальчику жестким, пронзительным взглядом и, выхватив из-за пояса широкий острый нож, с завыванием взрезала курице брюхо. Птица закричала, забилась, разбрызгивая кровь, брызги попали и на старуху, и на лицо отрока. Тот попятился.
– У-у-у! – снова завыла старуха, забубнила какое-то заклинание, завертелась волчком, подпрыгнула и, поглядев в небо, вырвала из курицы внутренности, бросив их через правое плечо. Затем, выкинув курицу к хижине, провела по лицу окровавленными ладонями, оставляя на щеках багровые полосы, взглянула на притихшего Твора – чего, мол?
– Сестрица моя пропала, Радослава… Скажи – жива ли?
– Красива ли сестрица твоя?
– Красива, – кивнул Твор. – Очень.
– А когда пропала?
– Вчерашнего дня… У нас, на Копыревом, пошла к оврагу с ручьем – с тех пор и не видели.
Отвернувшись, Каргана внимательно осмотрела разбросанные по двору куриные потроха.
– Жива сестрица твоя, – усмехнулась она. – Не сомневайся.
Твор заулыбался – ну, хоть жива, и то дело.
– А где же она тогда, чего домой не явится?
– В неволе, в узилище темном плачет, – глухо завыла ведунья. – Деревом обшито узилище, а за ним – вода, вода… Волны речные плещут.