Твор полыценно усмехнулся.
– Эвон, глянь-ка, на плесо, – оглянувшись по сторонам, допросил Стемид. – Кажись, тот же челнок!
– Где?!
Обернувшись, Твор вдруг почувствовал сильный удар в голову. Вернее, уже не почувствовал…
– Вот так-то лучше будет. – Варяг снял с руки железный кастет и осторожно опустил в воду обмякшее тело. – Корми рыб, востроглазый.
Известие о гибели отрока произвело на Хельги нехорошее впечатление. Вятша – так тот вообще посмурнел, убивался – нырял, пока собирались к отходу, да так и не отыскал на дне тело, видно, затянуло в омут или унесло сильным течением. Что ж, бывает. Случайно обнаруживший одежду отрока Стемид, что стоял в ночном дозоре, доложил также, что видел отрока бегущим к реке в сторону омута.
– Видно, хотел искупаться, нырнул, да напоролся на камень.
Хельги покачал головой. Плохо, конечно, что не нашли тела. Впрочем, его еще можно будет поискать и на обратном пути, а сейчас некогда. Сейчас надобно торопиться. До осиного гнезда Келагаста оставалось совсем немного. Снова потянулись вокруг леса, луга и болота, по правую руку синела широкая лента Паши.
Мрачно был настроен князь, ехал на коне с сумрачным взором. И нелепая смерть отрока на него подействовала, и кое-что еще. Снова возникло знакомое ощущение неправильности всего происходящего. Впрочем, пока ничего и не происходило. Вот это и было неправильно! Честно говоря, именно в эту ночь князь ждал засады, больно уж удобное место. И ничего, кроме случайной гибели Твора. Случайной ли? Стемид не внушал особого доверия – но зачем ему убивать отрока? Гнусным ромейским пороком – мужеложеством – Стемид не страдал, любил женщин, так что вряд ли… Да и за что подозревать варяга? За то, что первым обнаружил брошенную на берегу одежду? Так, если Стемид убил отрока, тогда зачем привлекать к себе внимание? Спрятал бы одежку – и дело с концом.
Хельги и сам не заметил, как принялся рассуждать вслух.
– Кроме Стемида, княже, отрока видели на реке еще и другие стражи, – напомнил догнавший князя Найден. – Паша – река коварная, утонуть в ней – раз плюнуть, особенно ночью.
– Жаль Твора. Лучше бы он погиб, как воин! – выскочив из кустов, поворотил хрипящего коня Вятша. – Княже, мне что-то здесь сильно не нравится!
– О! – Хельги сверкнул глазами. – И тебе тоже, верный мой Вятша?! Поведай, что?
– Не знаю даже, как и сказать, – хмуро признался сотник. – Не так что-то.
– Что не так, Вятша?
– До Келагастова Наволока всего ничего – и что же они на нас до сих пор не напали? Выжидают? Чего? Селение не так уж и хорошо укреплено, гораздо удобнее было бы напасть на нас в лесу. По крайней мере, я бы на месте Келагаста так и поступил.
Хельги кивнул.
– Я бы тоже. Однако Келагаст почему-то так не сделал? Почему?
– Уверен, готовит какую-нибудь пакость! – Вятша нехорошо усмехнулся. – Следует удвоить караулы, князь.
– Удвой, – согласился Хельги и перевел взгляд на тиуна: – Думаю, мы скоро будем у цели, Найден?
– Да, – посмотрев на реку, кивнул тот. – Уже совсем близко. Думаю, во-он за тем холмом.
– Воины уже видели и силки, и охотничьи тропы, – согласился с тиуном Вятша. Перехватив его жестокий взгляд, Хельги с усмешкой подумал, что вряд ли сегодня врагам будет пощада от разозленного сотника.
Что-то кольнуло в сердце, а в голове ухнули вдруг барабаны. Перед князем вдруг возник воин передового десятка.
– Селище, княже!
– Стоять! – резко приказал Хельги, хотя еще только миг назад хотел отдать прямо противоположный приказ. Обернулся к Вятше: – Сотник, быстро ко мне самых ловких воинов! Не всех, достаточно будет и четырех.
Вятша, кивнув, поспешил исполнить приказание. В душе его, наряду со щемящей грустью, вызванной гибелью Твора, вновь появилось привычное чувство боевого азарта, то самое, что веселит кровь и делает холодным рассудок.
Самые ловкие воины выстроились в ряд перед Хельги.
– Вы, двое, – князь показал на парочку гридей концом плети, – незаметно обойдете селище со стороны леса. Выберете дерево повыше, залезете, посмотрите – заметите что неладное, доложите. Все!
Воины неслышно исчезли в лесу.
– Теперь вы. – Хельги повернулся и другим. – Вернетесь назад, к излучине. Перероете все, будете искать отрока. Живого или мертвого. К вечеру нагоните нас при любом исходе.
– Сделаем, княже! – дружно кивнули гриди.
Вятша с изумлением глянул на князя. Да-а, правы те, кто считает правителя не таким, как все обычные люди. Казалось бы, что ему за дело до какого-то утонувшего отрока, а вот, поди ж ты, послал воинов! Дайс селищем решил подождать, не нападать сразу.
– Что там слева, сотник? – Хельги перевел взгляд на ельник. – Что за столбы?
– Капище, княже, – доложил Вятша. – Похоже, там приносили жертвы совсем недавно.
– Что ж, – посмотрев в сторону селища, усмехнулся князь. – Вряд ли боги помогут Келагасту. Слишком уж многих против себя настроил. Думаю, найдутся такие люди и среди его рода. Далеко отсюда до обители Никифора, Найден?
– Не очень-то далеко, князь. – Тиун пригладил бородку. – За день вполне можно добраться.
– Это хорошо, – тихо засмеялся Хельги и, подъехав ближе к селищу, спешился перед запертыми воротами. Наволок выглядел вполне внушительно – высокий частокол из толстых бревен, крепкие ворота, башни. Конечно, не те укрепления, что в Ладоге, но все же, все же…
– Я велел воинам вырубить подходящее дерево, – шепотом доложил Вятша. – Вдруг да понадобится долбить ворота?
Вокруг шумел сосновый бор, пахло хвоей и смолой, из росших поблизости кустов малины ветер приносил сладкий духовитый запах. В синем небе величаво проплывали белые кучевые облака, отражались в прозрачных водах реки и плыли дальше, на север. На башнях виднелись темные фигуры часовых. Хельги глянул на них и вдруг нахмурился. Тихо было в селище, ни крика, ни звона наковален, даже собаки и те не лаяли. Странно. Хельги обернулся к Вятше.
– Где наши лазутчики?
– Велю подозвать, княже!
Затрещали заросли – пробравшиеся сквозь них воины встали перед князем. Двое. Без шлемов, без кольчужек – чтоб удобней было по деревьям лазить. Чем-то неуловимо похожие друг на друга – оба молодые, востроглазые, русые. Не отличишь одного от другого.
– Вы братья, что ли? – удивился князь.
– Нет, – улыбнулся тот, что слева. – Побратимы. Я – Горислав, из кривичей, а дружок мой – Тяхк – весянин.
– Тяхк – коростель значит, – пояснил весянин.
– Ну, – Хельги махнул рукой, – говорите, что видели!
– Непонятное дело, княже, – смешно наморщил лоб Горислав. – Вроде и есть люди в селище, а как бы и нет.
– Воины на стенах, в шеломах, с копьями, как живые, – дополнил приятеля Тяхк. – Только не живые.
– Чучела, – согласно кивнул князь. – Это и я уже заметил. Сколь тут стоим, никто на башнях не шелохнулся. Что еще непонятного увидали?
– Ленты, князь, – переглянувшись, ответили оба. – Блестящие ленты. Вроде живые, ползают…
– Ленты? Ползают? – переспросил Хельги. – Так, так. – Он повернулся к Вятше и приказал: – Сжечь! Сжечь селище немедля! Гриди пусть окружат частокол с копьями и будут готовы. Из огня поползут змеи!
– Змеи? – удивился Вятша.
– А ты думаешь, что там еще могут быть за ленты?
– Змеи… – вполголоса протянул Тяхк. – Ну, точно, змеи! Огромные, толстые, жирные. Целыми клубками! Я ж тебе говорил, Гориславе!
Подожженное со всех сторон селище пылало. Треща, рассыпались искры, и казалось, до самого неба вставало жаркое желтое пламя. Воины Хельги, встав кругом, выставили вперед копья. Догорев, с шумом упали в ров колья, а из горящего селения, злобно шипя, поползли змеи. Черные и серые гадюки, толстые, словно бы специально откормленные, С блестящей на солнце шкурой. Ленты… Ленты старосты Келагаста. Так вот что задумал коварный правитель Наволока – заманить воинов князя в змеиную яму! Но ведь дружинники не малые дети, а змеиное жало не прокусит кольчугу? Что-то и здесь не так…
– Князь! Они плюются ядом! – подбежав, взволнованно доложил Вятша. – Плюются в глаза. Несколько наших уже погибли в мучениях!
– Гадюки?! – вскакивая в седло, удивленно переспросил Хельги. – Плюются?
– Колдовство, – прошептал Найден. – Это черное колдовство, княже!
Князь молча кивнул. Он был полностью согласен с тиуном.
– Всем немедленно отходить, – приказал он. – И пустить встречь пожарищу пламя.
Так и сделали. Плюющиеся ядом гадюки так и не успели доползти до реки, сгорели в огне лесного пожара.
Глава 13Песнь скорби
При разборе преданий об Олеге мы видим, что в народной памяти представлялся он не столько храбрым воителем, сколько вещим князем, мудрым или хитрым, что, по тогдашним понятиям, значило одно и то же…
Август 868 г. Шугозеръе
Сгустившаяся вокруг тьма не была полной, нет, она имела какой-то зеленоватый оттенок. Сквозь холодную черноту пролетали, проблескивали горячие желтые искорки – звезды, торопливо змеились сверкающие фиолетовые линии, бордовые треугольники, ядовито-красные шары. Тьма постепенно бледнела, становилась полупрозрачной, зыбкой, словно затаившийся в оврагах туман в погожий майский денек. Сквозь зыбкое марево проступали размытые чернобелые контуры: вроде как облака, небо, деревья. И какое-то болотное чудище с зелеными волосами! Нет, не чудище, русалка – водяная дева. Голая, златовласая, с большим рыбьим хвостом. Смотрит весело, улыбаясь, вот-вот и утащит в подводное царство.
– Сгинь, сгинь! – замахал руками Твор, мучительно вспоминая, какими именно заклинаниями следует отгонять русалок. Что-то не очень-то они вспоминались: то ли голова слишком сильно болела, то ли русалка оказалась уж больно красивой. Скорее, второе, поскольку, едва Твор открыл глаза, водяная дева вдруг сконфуженно фыркнула и со словами: «Ну наконец-то очнулся» живо натянула на себя рубаху.