– Потому что устала видеть меня?
– Потому что люблю тебя, глупый! – Слезы стояли в темных глазах девушки.
– Беги же, беги немедленно. Они здесь все равно не дадут тебе спокойно работать, а так… Альдегьюборг – богатый город. Еще его называют – Ладога.
– Ты знаешь и это?
– Порубор, мой недавно обретенный братец, проведет тебя к ладожским купцам. Нужно спешить… Где ж Поруборе? Должен бы уже давно быть… Что там за стук? А вот, кажется, и он.
И впрямь в корчму вошел Порубор – как всегда, изысканно одетый, красивый. Обняв сестру, взглянул пристально на Ярила:
– Готов?
Тот кивнул, сглатывая слюну. Тяжело было прощаться с любимой, да и с родным городом, где знаешь каждый закоулок, каждый кусток, тоже нелегко.
– Тогда идем. Велимир-гость ждет знающего человека, при случае умеющего отремонтировать ладью. Ты ж сумеешь?
– Конечно. – Ярил улыбнулся, крепко обнял Любиму, поцеловал в уста.
Со двора заглянул недовольный отрок. Усмехнулся, покашлял:
– Ну, скоро ты там?
– Корабли купца Велимира завтра отправятся в Альдегьюборг, – со значением взглянув на Истому, произнес Дирмунд. – Вернее, уже сегодня. Я дам тебе серебра – заплатишь Велимиру за путь. Да не высовывайся там и не в свои дела не лезь. Важно, чтоб ты спокойно добрался до Альдегьюборга. Найдешь подходящую корчму и будешь ждать там корабль из Вика… Эх, жаль, так не вовремя помер Ильман Карась! Вот кто пригодился бы в Альдегьюборге.
– Я знаю град не хуже, чем он, княже, – обиженно сказал Истома.
Князь усмехнулся:
– Надеюсь. Ты будешь встречать там каждый корабль, пока не увидишь молодого высокого парня, которого зовут… будут звать… Гм… ну, хотя бы – Варг. Да, Варг. Ты будешь полностью подчиняться ему.
– Но как я его узнаю?
– Узнает он.
– Это будет твой особо доверенный человек, княже?
– Нет, вовсе не особо доверенный, – друид усмехнулся, и в черных колдовских глазах его вспыхнули желтые искры. Встав, он подошел к сидевшему на лавке Истоме, положил ему руки на плечи, заглянул прямо в глаза.
– Это не будет мой доверенный человек, нет, – грозным шепотом повторил друид и воскликнул громко, так, что на улице загалдели грачи на деревьях: – Это буду я.
Глава 5Варг
Чего бояться,
Коли решился
Пойти на опасное дело:
Час предназначен,
И день исчислен…
Наши дни. Норвегия
Декабрь. Кроны деревьев, покрытые белым сверкающим инеем, напоминающие замерзшие лапы троллей. Темно-коричневые, покрытые снегом скалы, с них – вниз, брызгами в море – бутылочно-зеленое стекло водопада, а дальше фьорд, узкий, извилистый, синий, как небо. Не это, зимнее, а летнее или, по крайней мере, весеннее, такое, что, когда смотришь, становится радостно, словно встретил нежданно-негаданно старинного друга-приятеля. Ну, такое небо летом, а сейчас… Серые промозглые облака, унылая хмарь… О, не видеть бы этого – скорей бы стемнело, и тьма, надо отдать ей должное, вовсе не заставляет ждать, наваливается на город черным мохнатым демоном, таким же холодным, как это тоскливое небо, а глаза демона – желтые гирлянды фонарей, тянущиеся вдоль шоссе, убегающего в горы. Декабрь…
Ханс продышал дырочку в затянутом инеем автобусном стекле. Темное небо, дома, подсвеченные разноцветной рекламой, пробегающие мимо автомобили. Вот, похоже, и нужная остановка. Ханс задержался у дверей – вообще-то можно сойти и на следующей или все-таки…
– Выходишь, мальчик?
Толстая, похожая на гусыню, старуха. Выходит ли он? Да, выходит.
– Пожалуйста, побыстрее, мальчик… Побыстрее…
Да пожалуйста!
Тротуар. Узкий, выскобленный дворниками. Люди. Впереди, навстречу – смешной старик. Чем-то – может быть, улыбкой или просто морщинистым добрым лицом – похожий на рождественского гнома Юлениссена, что живет в столичном пригороде Корсегаардене на небольшой площади Торгет-Трегаарденс-Юлехус. Раньше, когда Ханс был маленьким, он часто писал ему письма на Рождество. Когда был маленьким… И когда еще были живы родители. Хотя… они не так давно еще были живы… Чуть больше месяца прошло после их нелепой гибели. Именно что нелепой – надо же погибнуть от молнии в ноябре! Одноклассники только диву давались. Ну, сочувствовали, конечно. Да только что ему, Хансу, до их сочувствия? Родителей-то не вернешь, как ни крути. Ханс сглотнул слюну. Вот еще один смешной старик – с бакенбардами, толстый, похожий на увальня сенбернара… знакомый такой. Черт побери! Так это ж полицейский комиссар… как бишь его имя? Не вспомнить. Ишь как спешит, не заметил даже, свернул с тротуара – прямиком, по сугробам, к машине, старому вишневому «вольво». И вдруг перед глазами мелькнул… Нет, показалось… Рядом тормознуло такси – синий «сааб». Знакомая тачка… Ханс остановился, замахал рукой:
– Наше вам, господин Йоргенсен! Никак опять до поздней ночи работаете?
Таксист – длинноусый, круглолицый – выходя, улыбнулся в ответ:
– Привет, Ханс. Как дела?
– В клуб иду, договорились с Нильсом.
– Репетируете?
– Да помаленьку…
Таксист усмехнулся:
– Ну, будете играть, позовите на концерт.
– Обязательно.
Попрощавшись, Ханс пошел себе дальше, мимо огромных сугробов – с утра шел снег, вот и не успели убрать, теперь сгребали погрузчиками в самосвал, – мимо сверкающих витрин супермаркета, мимо катка, наполненного музыкой и детским смехом, пройдя небольшую площадь, свернул на улицу Грига – узенькую, едва разъехаться, – там-то и притулился молодежный клуб, маленький, неказистый, зато с небольшим залом – зальчиком – и сценой. Перед дверью переминалась с ноги на ногу какая-то длинная – на голову выше Ханса – девка, а внутри уже мелькала длинная темная шевелюра Нильса – парень деловито перетаскивал в угол большой усилитель.
– Привет, Нильс.
– Явился… Чего опаздываешь?
– Да так… Слушай, сейчас по пути таксиста встретил, Акселя, помнишь?
– А, забавный дядька. Берись, вон, за монитор, тащи…
Нильс – пацан всего-то на два года постарше Ханса – упорно демонстрировал деловитость.
Подтащив монитор поближе к краю сцены, Ханс щелкнул пальцем по тугому пластику большого барабана, прислушался к звуку:
– Классно. Только зачем его розовой фольгой обклеили?
– Это не фольга, краска. Дагне сказала – красиво.
Дагне – это была подружка Нильса. Ну, раз она сказала…
Молча подкрутив микрофон, Ханс полюбовался своим отражением в тарелке ударных. Ну и харя! Круглая, расплывшаяся, белобрысая, с широким приплюснутым носом! Ханс расхохотался – нет, конечно же, это не он такой, а отражение. Нильс недовольно покосился на него. Дескать, вот бездельник – опоздал, да теперь еще и хохочет невесть почему. Как маленький, право слово, нашел игрушку. Ханс оторвался от тарелки:
– На ударных сегодня кто с нами? Калле из «Фаты невесты»?
– Нет, не Калле. – Нильс поставил усилитель на пол. – Он вообще ниоткуда, этот парень. Может, всегда будет с нами играть.
– Всегда?! – округлив глаза, восторженно воскликнул Ханс. – Вот это да! Наконец-то. И ты молчал? Друг называется.
– А ты меньше шляйся где попало… – Нильс старался не показать, доволен, мол, сам видишь, кто тут делает все для группы, вот и ударника наконец нашел. Ну, или почти нашел.
– Я его и сам-то еще не видал. Даже, как зовут, не помню… Стиг, кажется. – Он пожал плечами. – Дагне присоветовала.
– А, ну, раз Дагне… – Ханс картинно развел руками. – И когда придет?
– Да давно уже должен быть. Может, зайти стесняется? Ты у дверей никого не видел?
– Не-а, никого… Только какую-то длинную девку. Ну, она, наверное, просто так стояла.
– А, симпатичная такая блондинка, – выпрямился Нильс, поднимая провод. – Я ее тоже заметил.
– Симпатичная? Ха! Этакая-то дылда… Это, кстати, не она там в дверь заглядывает? Девушка, тебе кого?
Девчонка – высокая, длинноволосая, с глазами, кажется, серыми или голубыми, посмотрев на ребят, усмехнулась:
– Вы – Нильс с Хансом?
Приятели переглянулись:
– Ну да… Я Нильс, а он – Ханс.
– Тогда я к вам, – улыбнулась девчонка. – Стигне меня зовут.
– Что-о?!
– Что слышали. Вам ведь ударник нужен. Ну, так я и есть ударник. Вернее, ударница.
Этого Ханс уж никак не мог вынести. Вытащил откуда-то палки, протянул долговязой девке:
– А ну-ка, помолоти!
– Запросто!
Пожав плечами, Стигне взяла палки, уселась за установку, примерилась и… Трах-тах-тах-бум-бумм…
Молотила минут десять без остановки, раскраснелась вся, волосы разлохматились по плечам, а глаза – ну так сияли… Ханс даже подумал, что прав приятель, девчонка и вправду красивая. И тут же покраснел, застеснявшись собственных мыслей.
А Стигне, закончив, взглянула лукаво – ну как?
– Класс! – выдохнул Нильс. – Где так настропалилась?
Девчонка еще больше зарделась:
– У меня папа такую музыку любит. Так и я с детства…
Немного поболтали, потом попробовали поиграть вместе. По мнению Ханса – совсем неплохо получилось.
– Только вот засмеют нас на первом же концерте, – улучив момент, шепнул он приятелю. – Скажут: вот уроды, девку за ударные посадили!
– Да и черт с ними, – отмахнулся тот. – Стучит-то она классно!
Да, Стигне играла классно, с этим нельзя было поспорить. Даже Калле из «Фаты невесты» далеко было до нее.
Ребята и не заметили, как пролетело время. Стигне случайно глянула на часы:
– Ой, мамочки! Время-то… – Она надела куртку – ярко-красную, радостную, с желтым кленовым листом позади.
Ханс с Нильсом не удержались, переглянувшись, прыснули – уж больно детской показалась им курточка. То ли дело у них – черные, с заклепками, молниями. Только вот в мороз по два свитера поддевать приходится.
– Смейтесь, смейтесь, – заматывая шарф – тоже красно-желтый, яркий, словно из рекламы «Соки и воды Гронма», ничуть не обиделась Стигне.