– Смотри не замочи!
– Как можно, мой господин!
Вся компания, не прощаясь, полезла обратно в шлюпку, оставив «хозяина» и «компаньонов» в некотором недоумении.
– Эй, уважаемый, – наконец не выдержал Никифор.
Поудобней устроившись в лодке, таможенник оглянулся:
– А, совсем про вас позабыл… Следуйте за дромоном в гавань Феодосия.
Вспенив воду взмахом левых весел – красиво, ничего не скажешь! – дромон развернулся на месте и направился к берегу, словно бы снисходительно дожидаясь медлительную скафу.
Гавань Феодосия, довольно-таки уютная и под завязку заполненная судами, находилась за небольшим полуостровом, примыкавшим непосредственно к городским стенам. На полуострове располагались какие-то приземистые здания, сложённые из мягкого серого камня, видимо, торговые склады. От городских ворот к складам вела мощеная дорога, по которой в обе стороны двигались запряженные волами повозки с тюками. Тут же, у причалов, ошивались и мелкие торговцы: водоносы, лепешечники, рыбники и продавцы совсем уж дешевых «девочек», самая молодая из которых, судя по изможденному виду, разменяла не иначе как пятый десяток. Хельги машинально попятился, когда подобная гетера вдруг протянула к нему дрожащие узловатые руки.
– Давай погадаю, красавчик.
– Да я и сам гадальщик хоть куда, – усмехнулся князь – «торговый компаньон Хаки Сурожец».
Едва «Гонец Гнева» пришвартовался у причала, вся троица – Хельги, Никифор и Конхобар Ирландец, – оставив судно под присмотром десятника Творимира, поспешно направилась в город – нужно было успеть как можно скорее, желательно до наступления ночи, отыскать постоялый двор Филофея Мамоны. Жаль, не догадались спросить о том у таможенника. Исправляя эту ошибку, все трое теперь старательно наводили справки у каждого встречного-поперечного. И пока безуспешно, что, вообще-то, было вполне объяснимо – порт все-таки, полно чужестранцев.
– Постоялый двор Филофея Мамоны? – блеющим козлиным голоском переспросил нищий – неприятного вида старик, беззубый, тощий и грязный, с волосами, сбившимися в плотный колтун. – А за-че-е-ем вам туда-а-а? Вы, ве-е-ерно, приезжие?
– Да, сугдейцы.
– О, Сугдея, Сугдея. – Старик мечтательно закатил глаза. – Там, наве-е-ерное, много хорошеньких славянских девок? Таких бе-е-е-леньких, пухлозадых…
Старик подобрался, в ужасе взглянув на ворота, откуда вдруг показался небольшой хорошо вооруженный отряд воинов, направившийся в гавань быстрым, решительным шагом.
– Ой, нехорошо, – убегая, проблеял нищий. – Видно, опять облава.
Троица «компаньонов» озадаченно застыла на середине дороги.
– Не слушайте вы его, – подойдя, сказала красивая молодая девка, смуглявая, с напомаженным ртом и выбеленными, тщательно завитыми локонами, картинно падающими на лоб. Из одежды на ней был лишь короткий хитон до колен, почти не закрывающий грудь. Впрочем, груди-то как раз и не было!
– Так ты парень? – удивился князь.
– Ну да. – Незнакомец усмехнулся.
– Ты что-то сказал про старика?
– Про какого старика? А, Андромидис. Трус, каких мало. – Юноша проводил взглядом прошагавших мимо воинов и понизил голос: – Вы интересовались заведением Феофила Мамоны? Думаете, вам скажут?
– А ты, я вижу, знаешь, где это? – внезапно рассердился Ирландец, крепко схватив парня за плечо. – А ну, веди!
– Эй, полегче! Полегче, – вырвался незнакомец.
– Пусти его, Конх, – приказал князь и вытащил золотой солид с портретом императора Михаила Исавра. – Так ты и в самом деле знаешь, где тот постоялый двор?
– Ну, у него не совсем постоялый двор… но что-то вроде. – Солид исчез в складках туники. – Сейчас за воротами увидите улицу – на ней свернете налево, затем направо, увидите где – там большая площадь, форум Быка. От него все прямо и прямо, через форум Аркадия, до самой стены Константина. Потом по дороге к воротам Силиври. И там около статуи Афродиты Танаисской будет узкая дорожка, через сад и помойку… Ну, а как пройдете помойку, увидите трехэтажный дом за глухим забором. В заборе калитка с рисунком – синим сердечком, не перепутаете.
– Смотри, коли соврал…
– Ага, уже испугался… Найдете вы меня, как же! Пока, провинция! – Нагловато рассмеявшись, парень смешался с толпой грузчиков и матросов.
– Запомнил, Никифор? – оглянулся Хельги.
– Да запомнил, – пожал плечами тот. – Чего ту запоминать-то? Две площади, стена Константина, статуя… Я ж в этом городе жил целый год! Ну, что стоим-то? Идем.
У ворот пришлось сунуть стражникам по серебряному денарию – а как же, – и вскоре «компаньоны» оказались на просторной площади, щедро украшенной статуями из разноцветного мрамора. Галдящий народишко, почти весь, несмотря на жару, в плотных туниках и надетых поверх них талерах – накидках с широкими рукавами, с крайне деловым видом шатался от портика к портику.
– Мелкие чиновники, писцы, – кивнул в их сторону Никифор. – Здесь у них нечто вроде места для найма на службу.
– Ишь, шантрапа, а вырядились, будто бояре. – Ирландец презрительно усмехнулся. – И не жарко же им!
Путники миновали старинную стену Константина и, немного пройдя по прямой улице, свернули на запах помоев. Там уже начинались окраины, те еще райончики, напрочь лишенные респектабельности и блеска центральных или прилегавших ко дворцу базилевса кварталов. Да и народ попадался все реже – какие-то забулдыги, подмастерья, слуги. Дальше улица и вовсе стала безлюдной, постепенно превратившись в неухоженную аллею, по обеим сторонам которой буйно росли олеандры и колючие кусты акации.
– Дом! – Ирландец первым увидел прятавшийся за деревьями трехэтажный особняк за глухим забором. На небольшой ведущей во двор калитке было нарисовано синее сердце. – Смотри-ка, не обманул парень.
Пройдя вперед, Хельги постучал в дверь.
– Кто? – нелюбезно осведомились со двора.
– Из Сугдеи, с письмом к господину Филофею Мамоне.
– С письмом?! – Дверь отворилась, высунувшийся оттуда верзила в узкой темно-синей тунике посторонился, пропуская гостей.
– Что там такое, Наврис? – По мраморным ступенькам крыльца спускался вальяжный господин с черной окладистой бородою и благородной сединой на висках, одетый в изысканно расшитый талар, длинный, до самой земли.
– Говорят, что из Сугдеи, с письмом, – доложил верзила.
– Из Сугдеи? – Хозяин постоялого двора – а это, по всей видимости, был именно он – бросил на гостей быстрый пронзительный взгляд, очень-очень неприятный, так смотрят наемные убийцы, примериваясь нанести смертельный удар. – Давайте мне письмо…
Он недоверчиво развернул протянутый Никифором список, вчитался. Лицо его неожиданно подобрело.
– А, Евстафий Догорол… Слышал про такого, но не знаком лично. Однако слышал от хорошего человека, а его друзья – это и мои друзья. Что же вы стоите? Проходите в дом, сейчас все организуем.
Вслед за подобревшим хозяином гости поднялись по крыльцу в дом и оказались в небольшой полутемной зале, откуда вели лестницы вверх.
– Вам, господин, туда, в «золотые» покои. – Неожиданно обернувшись, Филофей Мамона улыбнулся Хельги. Потом взял за руку Никифора. – А вам – туда, в «розовые», ну а вам, мой господин, – он повернулся к Ирландцу, – в «голубые»…
«Компаньоны» переглянулись.
– А нельзя ли нам остаться вместе? – попросил осторожный Никифор.
– Вместе? – Хозяин удивленно вздернул левую бровь. – Никогда с таким не встречался. Ну что ж, желание гостей – закон. Ждите, мои господа. Думаю, ваше ожидание не будет слишком уж долгим.
С какой-то неприятной, чересчур уж сладкой, улыбкой хозяин постоялого двора поклонился в пояс и тихо исчез за портьерой. И почти сразу же где-то совсем рядом заиграла тихая музыка, появились, вплыли танцующие фигуры в просторных хламидах. Три – по числу гостей. Подняв тонкие руки кверху, закружились в хороводе, постепенно освобождаясь от одежд… Блеснули голые плечи… Одна из фигур вдруг уселась на колени Ирландца. Тот с довольной улыбкой обнял незнакомку, погладил… И вдруг возопил, вскакивая:
– Парень! Чтоб я провалился, это же парень!
– Похоже, среди них вообще нет ни одной девушки! – с возмущением поддержал его Хельги. – Где этот гад корчмарь?!
– Что за шум, что? – Хозяин постоялого двора выглянул из-за портьеры. – Что случилось?
– Он еще спрашивает! Да тут же одни содомиты!
– Содомиты? – Филофей озадаченно заморгал глазами. – А вам что, не нравятся мальчики?
– Нет!!!
– Так чего же тогда вы сюда пришли?!
Они бросились из проклятого дома бегом, стараясь успеть в порт до наступления ночи. Ну, Евстафий, ну надо же так подставить! «Вам что, не нравятся мальчики?» Конечно, не нравятся, еще бы! Нам почему-то больше нравятся девочки. Такие вот извращенцы… Ну, пес с ним, с этим Мамоной и его притоном. Успеть бы до закрытия ворот – переночевать можно и на корабле, а уж завтра придумается что-нибудь…
Вот и форум Быка. «Компаньоны» рванули наперерез. Сейчас куда – направо, налево? Кажется, налево… Точно, налево… Вон оно, море! Гавань, склады, куртизанки, готовые отдаться за медный обол…
Нет, мы не нуждаемся в твоей любви, милая, больно уж ты страшна, да и вообще, мы уважаем старость.
Вот и последний причал. Прогнившие, скрипящие под ногами доски. Темная дышащая громадина – море, алчные кричащие чайки. «Гонец Гнева», пузатый. Уютный, родной… Надо же, еще не убрали сходни! Однако где же все?
– Вот они! Все трое! Попались!
Хельги оглянулся и вздрогнул: палуба была окружена вооруженными воинами. Многие целились в вернувшихся «компаньонов» из луков. Влипли!
Глава 9Свидание
Она не казалась застенчивой, холодной и далекой. Так чудесно было обнимать ее, и она была такая ласковая и чудесная…
Осень 873 г. Константинополь
Хельги положил руку на меч, искоса взглянул на своих – Никифор с Ирландцем держались спокойно. Эх, жаль, не видать воинов во главе с Твором. Что с ними? Может быть, бились, не щадя живота своего, и все пали смертью героев? Да, но где тогда кровь? И вообще, даже при свете луны на палубе не было заметно никаких повреждений. Наоборот – доски сияли чистотой, словно их не так давно выскоблили. Да и не походило все это на захват, слишком уж важно держался среди воинов высокий худой человек в дорогой мантии с вышитым изображением сцен из Священного Писания. Он был немолод, густобров, с бритым, словно у скопца, лицом и быстрым взглядом. Однако нет, не скопец, просто до синевы выбрит. Лицо надменное, строгое. Вовсе не такое, как у тех, кто немедленно жаждет крови. Да и воины не предпринимали никаких попыток напасть, просто встали полукругом.