но было б и поискать свое счастье в Гардаре, либо, плюнув на все, вернуться домой, в Халогаланд, к жене и маленькой дочке.
Размечтавшийся ярл вздрогнул от толчка Снорри. Было уже довольно темно, не самая ночь, но уже близко к тому, густые сумерки окутывали острог, со двора которого вырывались желтые отблески – это люди Дирмунда зажгли факелы.
– Вот бы посмотреть, что там делается! – задумчиво произнес Снорри. – Ярл, а может, влезем по частоколу?
– Угу, – усмехнулся тот. – Чтобы сразу же попасться в лапы Дирмунда и его подручных?
– Так ведь у них там суматоха, – возразил Снорри. – Ну, сам-то послушай! Вон, и часовых на башнях нет!
– Что ж, будь по-твоему, – кивнул ярл. В самом деле, а как иначе туда попасть, если не через частокол? Через ворота, когда их откроют, чтобы выпустить всадников на ночные игрища? Можно, конечно, и через ворота. Только для этого надо стать бесплотными духами. Так что придется через частокол, другого пути нет… Правда, если там собаки…
– А мы – с подветренной стороны, – убеждал Снорри. – Тем более, вокруг полно белок.
– А при чем тут белки? – удивился ярл.
– Как при чем? Их тут – словно форели во время нереста в Радужном ручье! И собаки – а они тут есть, вон, слышно, как лают – к ним давно должны бы привыкнуть…
– Понял тебя. Сбей-ка с ветвей пару штук…
Две стрелы пустил Снорри – и два пушистых зверька упали к ногам викингов. Открутив белкам головы, друзья тщательно вымазались их кровью. Теперь собаки почуют белок, а не людей. Лаять, конечно, будут, не без этого – однако лай будет обычным, понятным сведущему человеку – ну, лает собака на дичь, на то она и собака.
Послюнявив большой палец, Снорри определил направление ветра.
– Оттуда. – Он указал на край оврага, густо поросший орешником и дроком.
– Очень хорошо, – оценив густоту кустов, удовлетворенно сказал ярл. – И есть место, где разбежаться. Чуть подождем, и…
Снорри молча кивнул. Уж кому-кому, а ему не нужно было объяснять, чего ждать. Ясно – сутолоки, когда откроют ворота.
За стенами острога ржали кони, слышались людские голоса и крики. Что кричали – было не разобрать, да викинги и не вслушивались особо – ждали, нетерпеливо посматривая на ворота.
А между тем, за частоколом происходило кое-что интересное, и, если бы Хельги и Снорри могли видеть это, то окончательно уверились бы, что в своих предположениях находятся на правильном пути. Лейв Копытная Лужа – в теплой бобровой куртке и плаще цвета свежей крови, с остроконечным шлемом на голове – откровенно любуясь собой, расхаживал перед выстроившимися на дворе отроками, босыми, одетыми лишь в порты из выбеленного холста. Отроков было немного – восемь, но это были самые лучшие. И пока единственные, кто уцелел за время учебы. Князь Дирмунд пожелал лично говорить с каждым. Впрочем, создавалось впечатление, что юные воины вовсе разучились говорить. Князь сидел под навесом, рядом с кузницей, в простом деревянном кресле, сколоченном из толстых досок. По левую руку от него стояли Истома с Ильманом, по правую горели во тьме сполохи горна. Вдоль частокола выстроились воины немногочисленной княжьей дружины, которых Дирмунд мечтал когда-нибудь полностью заменить юными воинами-волками, повязанными кровью, алчущими крови и готовыми проливать кровь по приказу своего повелителя.
Лейв Копытная Лужа подводил их к Дирмунду по одному. Князь разговаривал с каждым.
– Как твое имя?
– Равол-древлянин.
– Подойди сюда, Равол-древлянин. Ближе. Посмотри мне в глаза. Я хочу, чтобы ты был предан мне.
– Я убью за тебя любого, мой повелитель!
– Хорошо, Равол-древлянин. Иди же в кузницу, иди…
Следующий отрок. Потом другой. Третий… Ни один не избегнул черных глаз князя.
Ратибор-дрегович… Я убью за тебя любого, повелитель… В кузницу….
Ловуш… Вятша… Кипрей…
В кузницу…
А в кузнице уже пылал разогретый горн, и угрюмый кузнец Борновал с ухмылкой прикладывал к обнаженной груди отроков пылающее клеймо с изображением волка. Не застонал ни один. Выходя из кузницы, юные воины возвращались к частоколу, на груди их, около сердца, алело свежее клеймо.
– Как твое имя, воин?
– Немил… Готов убить за тебя любого…
– Как твое имя?
– Всеволод. Но ты это уже спрашивал, князь!
– Ничего, Всеволод. Иди же в кузницу… Немил, остановись здесь, у дверей. Проверю твою ловкость. На, возьми нож и убей Всеволода…
И, как только Всеволод вышел из кузницы, поджидавший его Немил – крепкий, мускулистый, с головой, круглой, словно качан капусты – ударил его острым клинком прямо под сердце, рядом с клеймом. Всеволод непонимающе посмотрел вокруг и медленно осел наземь. Глаза его закатились, изо рта вытекла струйка черной крови.
Немил молча поклонился князю. В светлых глазах отражалась лишь пустота. Дирмунд милостиво кивнул ему и с удовлетворением оглядел всех, таких же пустоглазых, покорных и готовых на все.
Равол, Ратибор, Ловуш, Кипрей, Немил, Вятша, Кроад. Семеро. А было – восемь. Восьмой, Всеволод, лежал мертвый. За то, что позволил себе сомневаться. Никого не было жаль Дирмунду – не в том дело, семеро отроков или восемь, да пусть бы остались и всего двое, пускай. Главное не в количестве, а в методе воспитания, который и проверял сейчас Дирмунд, вернее, Форгайл Коэл, Черный друид Теней.
– Вы выдержали первое испытание на сегодня, – холодно улыбаясь, поднялся он со своего кресла. – Испытание болью. Но это еще не все… – Он оглядел отроков пронзительным нелюдским взглядом. – Вас ждет сегодня и другое… А лучшего из вас… – Князь посмотрел на Немила. – Лучшего из вас ожидает сегодня награда. – Он повелительно щелкнул пальцами, Лейв Копытная Лужа понимающе кивнул, махнул рукою, и в тот же миг воины под руководством лысого Грюма вытащили на середину двора трех обнаженных девушек: Любиму, Ладиславу, Речку. Рот каждой был заткнут кляпом.
– Лучшие из вас познают сегодня девственницу, которую каждый выберет заранее. Лейв, дай им плеть!
Молодой варяг вытащил из-за пояса плеть и протянул ее первому из стоявших – Раволу-древлянину, длинному нескладному парню с пушком над верхней губой.
– Ударьте по спине ту, что захотите взять, – приказал князь. – И бейте от души, не стесняясь. Помните – это ваша добыча!
Просвистел в воздухе хлыст, щелкнул по телу… Осклабясь, Равол передал плеть следующему… После него ударил Ратибор. Затем – Ловуш. После – Кипрен, Немил, Кроад, Вятша…
Били, не стесняясь.
Четыре кровавые борозды вздулись на спине Ладиславы. Три – украсили нежную кожу Любимы. И лишь Речку не ударил никто.
– А теперь слушайте! – Когда девушек увели, громко произнес Дирмунд. – Трое молодых воинов сейчас будут убегать и прятаться. Четверо – искать и ловить. Время – до восхода солнца. Убивать нельзя, калечить – можно. Проигравшие будут жестоко наказаны, выигравшие – получат вожделенную девственницу. Кром поможет вам. В путь!
По знаку князя, стражники отворили ворота. Лейв Копытная Лужа быстро отсчитал троих:
– Равол, Ратибор и… и ты, Вятша, бегите. Помните, не заходить за край болота и бора. А вы… – Он обернулся к оставшимся: – Вы пока ждите… и… – Он усмехнулся. – Возьмите с собою собак.
Собаки уже поджидали их – трое здоровенных, откормленных кобелей-волкодавов. Навострив уши, они поводили носом в направлении южного края частокола и изредка лаяли.
– Белок чуют, – понимающе кивнул Истома. – Ничего, сейчас начнется потеха – быстро позабудут про белок!
И в самом деле, выпущенные следом за убежавшей тройкой собаки с лаем ринулись в лес, да с такой скоростью, что остальные четверо отроков еле за ними поспевали.
– Поедем и мы, княже! – Лейв низко поклонился. – Там, у болота, я велел нарыть ям с кольями для потехи, авось кто и попадется.
– Молодец, Лейв! Хорошо придумал, – одобрительно кивнул Дирмунд.
– А еще, князь, я нарочно послал вперед наименее верных.
– Как это – наименее верных?
– Ну, не то что бы совсем уж не верных, – замялся Копытная Лужа. – Но все ж есть у меня сомнения на их счет.
– Если есть сомнения, пусть их гонят к капищу, – хищная улыбка искривила тонкие губы друида, в черных, зияющих Тьмою, глазах его сквозило предвкушение торжества. – Боги любят обильные жертвы, – с усмешкой произнес он. – И мы пойдем им навстречу. Поедешь со мною, Лейв, – садясь в седло, небрежно бросил он. – Остальные пусть следят за тем, как гонят добычу…
Ладислава приникла к щели в дверях.
– Ну, что, что там? – нетерпеливо спросила Любима. Неплотно пригнанный кляп ей удалось вытолкнуть языком, а уж дальше можно было б и освободить от ненужной вещи товарок. Теперь девушки хотя бы могли переговариваться, да и то было хорошо, что ноги их были свободны. Зато руки сковывали тяжелые цепи.
– Уехали, – сообщила Ладислава. – Почти все, одна сторожа осталась.
– А ну, дай посмотреть. – Теперь приникла к щели Любима. – Ничего не видно – темно. – Оторвавшись от щели, девушка пожала плечами и вздохнула.
– А ведь, похоже, скоро конец нам, – покосившись на Речку, прошептала она на ухо Ладиславе. – Вначале снасильничают, а потом – к дубу, как Малушу с Добронравой.
– Могут и не сразу к дубу, – так же тихо ответила та. – Поначалу для себя придержат.
– В общем, бежать надо, – решительно сказала Любима, черноокая, худенькая, с черными, распущенными по смуглым плечам, волосами. – Как раз сейчас вполне подходяще. Все на забаве.
– Да, бежать, конечно, надо, – кивнула Ладислава. – Но вот беда, некому нам дверь отпереть? Чай, там засовец изрядный, если не замок.
– Замок? А стражник! – неожиданно откликнулась рыжая щербатая Речка. – Я уж видала, как он на вас обеих посматривал. И не только сегодня.
– А и правда! – охнула Ладислава. – Молодец, Речка, не худо придумала! Попытка – не пытка. Что, Любима-краса, зазовем к себе стражника? А как сунется – сразу цепью по голове – и в кузню. Цепи-то, чай, расковать надобно.
– А ты умеешь ковать?