– Ну да. Как кошка с мышом.
Князь дребезжаще засмеялся, и от смеха этого, а больше – от страшных пылающих глаз его стало соглядатаю Неручу страшно, да так, что захолонуло сердце. Простившись, когда дозволили, бочком-бочком он пробрался к двери, выскользнул, словно налим из сети, и бросился бежать, не разбирая дороги. Плечи его, непокрытую голову, спину колотил не утихающий дождь.
– Прослежу, – на бегу повторял послух полученный от князя наказ. – Найду. Проведаю.
Глава 9Ошибка ярила зевоты
Сплюнул с досады
Кровью от надсады.
Пропал задарма
Из-за дерьма.
Кабы вовремя знать
Про казачью знать…
…Чтоб соломки подстлать.
Необычно задумчив был в последние дни Конхобар Ирландец, бывший когда-то друидом и занесенный в Киев прихотливым ветром судьбы. Узкое желтоватое лицо его еще больше потускнело, заострилось, осунулось; вообще, Ирландец стал каким-то на себя не похожим – не подшучивал над Снорри или Никифором, не смеялся над росказнями заезжих купцов и даже ромейское вино пил, казалось, без удовольствия, что уж совсем ни в какие ворота не лезло. Пару раз перехватывал Хельги-ярл бросаемые на него Ирландцем осторожные взгляды. Интересно, что это с ним творилось такое? Заболел, что ли?
– Нет, не заболел, – усмехнулся Конхобар, отвечая на вопрос ярла, когда они наконец-то остались одни в гостевой горнице: Снорри улегся от нечего делать спать, а Никифор еще не возвратился с собрания братьев по вере – появились уже христиане и в Киеве.
– Не заболел, – повторил Ирландец. – Я боюсь, ярл! – вдруг, понизив голос, яростно прошептал он. – Черный друид Форгайл узнал, что я в Кенугарде! И сделал мне предложение вновь служить ему. Пергаментная записка была пригвождена стрелой к моему ложу.
– Так что ж ты теряешься? – Хельги засмеялся, не отводя от собеседника серьезного взгляда. – Согласился бы. Друид скоро станет владыкой Кенугарда, к тому все идет!
– Я слишком хорошо знаю Форгайла, – покачал головой Конхобар. – Он никогда никого не прощает и всегда мстит. И мстит страшно!
– Не страшнее смерти!
– Страшнее, ярл! К тому же, как ты сам сказал, у него теперь волшебный камень Лиа Фаль. Я уже чувствую его зов.
– Серьезное утверждение. – Ярл задумчиво постучал пальцами по столу. – Может, тебе лучше на время уехать из Кенугарда?
Лицо Ирландца на миг озарила радость – он и сам хотел просить об этом ярла и лишь выбирал удобный момент для начала разговора. Похоже, сейчас такой момент настал.
– И знаешь, куда ты поедешь? – Хельги поднял глаза.
– Догадываюсь. – Конхобар улыбнулся. – В земли радимичей?
– Именно. – Ярл оглянулся, не подслушивает ли кто? Нет, вокруг все было спокойно, лишь за тонкой стенкой, в гостевой зале, что-то вполголоса внушал служкам дедко Зверин. – Поедешь тайно.
– Под видом купца. Что ты улыбаешься, ярл? Ну, а как же еще-то? Вот только товара у меня нет, да и с серебром в последнее время у нас не все хорошо.
– Вот вы заодно и заработаете серебра. Не один поедешь, со Снорри. – Хельги почесал свою светлую, тщательно подстриженную бородку. – Ты прав, Конхобар, тысячу раз прав насчет нашего серебра. С этим друидом я совсем забыл о деньгах. А ведь еще немного – и мы нищие!
Вытащив из-за пазухи кожаный кошель-калиту, ярл с усмешкой швырнул его на стол. Выкатившиеся дирхемы, жалобно звякнув, упали рядом с деревянными кружками.
– Это все. – Хельги хлопнул ладонью по столу. – Если что-то срочно не предпринять, скоро нам нечем будет платить за постой и еду. Дожили, господа благородные викинги!
– А я давно предлагал ограбить какой-нибудь купеческий обоз, – невозмутимо произнес Ирландец. – Но никто меня не слушал.
– Не помню, чтоб ты предлагал, хотя… я и сам хотел говорить об этом. И провернуть это дело нужно быстро – до вашего со Снорри отъезда. Чтоб было чем с радимичами торговать, ха-ха!
Хельги-ярл потер руки, с недоумением чувствуя, как что-то внутри него восстает против этого, такого обычного для викингов, действия. Но почему, почему восстает? Что-нибудь другое можно придумать? Вряд ли… Хотя… А ну-ка, буди этого лежебоку Снорри!
Бывший волхв-чаровник Хевроний, изгнанный из славной жреческой корпорации за склонность к беспробудному пьянству, быстро нашел себе иное занятие. Нашел с помощью старинного знакомца своего, Мечислава-людина, что держал корчму на Щекавице, заодно занимаясь и делами, так скажем, не очень-то подходящими для почтенного содержателя питейно-постойного заведения.
– Чаровник – и без дела? – выслушав пьяные причитания Хеврония, расхохотался Мечислав. – Ты что, уже успел пропить все свои чары?
– Нет, не успел, – покачал головой Хевроний, достал несколько небольших чарок – оловянных и медных – вывалил со звоном на стол, вот, мол, не такой уж я и пьяница!
– Ты, между прочим, давненько мне должен, – почмокав губами, напомнил хозяин корчмы. – Когда отдашь?
Хевроний похолодел – вот так и теряли люди свободу, становясь, кто закупами, кто рядовичами, а кто и полными рабами – холопами да челядью. Таким вот челядином, видно, решил сделать его ушлый Мечиславлюдин, использовать для своих надобностей – опаивать чарками гостей, а потом грабить. Известное дело – вот оно, чародейство!
– Нет, нет, Хевроний! – словно подслушав думы чаровника, Мечислав замахал руками. – Нет, людишек спаивать – не для тебе дело, на то у меня, чай, другие найдутся, тут великого ума не надо. А ты… Ты, говорят, чародеем был изрядным?
– А как же? – Хевроний приосанился, бородищу растрепанную пригладил.
– И руки у тебя ловкие?
– Так ведь с чарками-то управляться, чай, нужна ловкость.
– Вот и отработаешь должок мне. Ловкостью своей да чарками.
С тех пор и улыбнулось бывшему волхву счастье. С подачи Мечислава-людина, стал он крутить на торгу да на пристани чарки, да жемчужину меж ними катать. Катает, катает – потом накроет чаркой жемчужину: поди, угадай, под какой? Кто угадает – тому жемчужина, ну а не угадал – давай, что есть: шапка – так шапка, браслет – так браслет, онучами да лаптями тоже не брезговал, птичка тоже по зернышку клюет. Не один Хевроний работал, в артели. Кроме него, еще были старый дед да отрок – жемчугоугадыватели, они и выигрывали, народишко глупый завлекали. Еще и охрана – двое молодцов с тупыми мордами и наглым звероватым взглядом. Дело свое туго знали – едва кто-то из проигравших начинал ерепениться – являлись тут же, словно из-под земли: а ну, кто тут наших старичков забижает? Неруч Кривой Нос еще был – мужичонка хитрый – тот все сразу высматривал: и как торг идет, и кто чего купил-продал, да где людишки кваску хмельного хлебнули, да в таком количестве, что теперь и море им по колено, и Днепр – ручей пересохший. А буде являлись на торг дружинники-гриди, Неруч сразу – шасть к ним. Шапку в руку, поклонится, разговор заведет. И опомниться не успеют гриди, как у них в руках у обоих то ткани кусок окажется, то поясок узорчатый, а то и браслетик витой. За то гриди Неруча сильно уважали. Так и кормились. Хевроний подумывал уже и пить бросить – да и некогда пить было, все работал, а вечерком, если и выпьешь, так чуть-чуть, не как раньше. С трясучими-то руками на утро какая работа? Должок Мечиславу быстро отдал, однако уходить на вольные хлеба не торопился – себе дороже. Тут тебе и артель, и защита. Все Мечиславовыми трудами. Приосанился Хевроний, брюшко приобрел, лысину благовониями ромейскими умащивал, шел – вперед брюхом. Бывшие друзья-волхвы, как увидали, враз позвали обратно, да Хевроний на них и не поглядел. Что толку от чародейства-то? Когда есть прибыток, когда нет. Да еще и побьют, ежели что не так предскажешь. Нет уж, лучше у Мечислава!
Вот и сегодня денек выдался – изумительный. Яркий, с молочно-белыми облаками по голубому небу и бархатным золотистым солнцем, теплым, но не жарким. К тому же артельщики на погрузке раньше обычного работу закончили – вот и проворонили их матери, жены, дочки, не успели встретить. Артельщики, кваску хлебнув изрядно, куда пошли? Ясно, куда. К Хевронию. А тот уж их ждал, улыбался, как друзьям наилучшим. А ну, угадай?
К вечеру, сидя в уголке, у старого причала, чародеи-жемчужники подсчитывали дневную добычу. Неплохой выдался день, таких бы побольше. Грех богов гневить – пять жемчужин, три беличьи шкурки, серебряных монет две, шапка, кошачьим мехом отороченная, две рубахи беленых, да небеленого холста одна. Проигравшие-то так и пошли домой без рубах, вот потеха-то!
Хевроний, улыбаясь солнышку щербатым ртом, подбросил на ладони дирхем…. Поймал. Снова подбросил – опять поймал. Подбросил…
Чья-то рука ловко прибрала монету.
Хевроний – а с ним и молодцы, и дед с отроком – все, кроме Неруча кривоносого, тот к Мечиславу, как убег, так не возвращался еще – переглянулись. Ну-ка, кто тут шутки нехорошие шутит?
Обернулись – и осеклись.
Перед ними стоял воин. Сильный, в длинной серебристой кольчуге, переливающейся на солнце яркими зайчиками, в ромейских золоченых поножах и таких же наручах, в островерхом шлеме, прикрывавшем верхнюю часть лица блестящей стальной полумаской с прорезанными очами. К полумаске была прикреплена кольчужная сетка, не дававшая возможности разглядеть лицо воина.
Повертев пальцами монету, незнакомец молча убрал ее к себе в объемистый кошель, привязанный к поясу, и так же молча, требовательно протянул руку:
– Остальное тоже сюда. Быстро!
Похватав увесистые дубины, молодцы вскочили, было, на ноги – проучить нежданного лиходея. Куда там! Хевроний не понял, что и произошло-то. Воин в кольчуге даже не доставал меча, лишь просто махнул ногами – и молодцы со стоном улетели в кусты.
– Сидеть! – Одним взглядом пригвоздив к месту собиравшихся незаметно дать деру деда с отроком, воин вытащил меч и подошел к молодцам.