Черный друид Форгайл Коэл, обучавшийся колдовству еще на Зеленом острове, в школе друидов, в Круахан-Ай, средь каменистых ущелий Коннахта… Затосковал друид в последнее время, забросил стаю и, охотясь теперь в одиночку, все чаще выл на луну. Знал – лишь одно могло бы помочь ему вернуть милость кровавого бога – сиреневый камень Лиа Фаль, что дает власть и силу. Власть… Волк усмехнулся бы, если б умел усмехаться, а так только шире раскрыл клыкастую пасть. Скорее – лишь крупицу власти. Но, и этой бы крупицы хватило, иначе все пойдет прахом. А ведь так хорошо начиналось! Форгайл вспомнил, как вместе с младшим жрецом Конхобаром почти сразу же по прибытию в землю финнгаллов принес первую обильную жертву. И как сразу почувствовал свою возросшую колдовскую мощь. А потом… Потом так и не смог проникнуть в душу умирающего – вернее, уже умершего – сына местного ярла. Место в его умирающей душе занял кто-то другой… Отнюдь не случайно. Старый колдун, что живет на кузнице. Несомненно, это его работа. Недаром, веет от него чем-то опасным, страшным, так, что ни один волк, включая самого Форгайла, так и не осмеливался и близко подойти к кузнице. Да, кузнец – опасный противник. Недооценка его – ошибка. Большая ошибка. И вторая ошибка – младший друид Конхобар. Вот ведь, змееныш, как не стало за ним постоянного пригляду, тут же начал свои делишки крутить. Недаром говорят – пастух спать, овцы – в лес. Разобраться надо и с ним, и с кузнецом. Но для этого… Для этого снова надо стать человеком. И стал бы… Да вот только как? Хорошая жертва нужна, и жертвенник. А ничего ж, ничегошеньки нет. Замкнутый круг получается. И чтобы его разорвать, нужно снова стать человеком, иначе… иначе чувствовал Форгайл, как все больше завлекает его звериная, волчья жизнь, как просыпаются, веселясь и дразня, инстинкты его древних пращуров. Иногда, средь бела дня, понимал вдруг друид, что скоро окончательно превратится в зверя – и лихорадочно соображал, как не допустить этого. Днем с собой справлялся. Ночью – нет. Тогда, чтобы не озвереть окончательно, специально отбился от стаи и ночью старался спать, а охотился днем. И меньше охотился, а больше думал. И знал – когда-нибудь да придумает выход. Обязательно!
Дул ветер, раздувая пламя погребальных костров. Выжившие справляли тризну по погибшим друзьям. Ингви… Ингви Рыжий Червь. Ты славно бился и умер в бою, как настоящий викинг.
– Когда-нибудь мы еще встретимся с ним в небесных чертогах, – поднимая рог с хмельным питием, негромко сказал Хельги.
И все повторили:
– Так будет, ярл.
А Велунд, старый кузнец Велунд, всю битву не выпускавший из руки смертоносный лук – он мог бы, если б хотел легко поразить Хастейна во время боя с Хельги – лишь улыбнулся.
Через семь дней так и не утихший ветер наполнил свежим дыханием полосатые паруса трех драккаров Хельги Сигурдассона, молодого бильрестского ярла. На носу его корабля «Транин Ланги» поднимали весла друзья и сподвижники: Харальд, Горм с дальнего хутора, Снорри. Ближе к корме, не особо желая выделяться, сидели Дирмунд Заика и Хрольв, а по левому берегу, по лугам, покрытым розовыми полосками душистого клевера, мимо редких сосен, взмывающих кронами к небу, вслед за кораблем бежала девушка, красавица в синем сарафане, и прощально махала белым платком.
Сельма…
Хельги посмотрел на нее и грустно улыбнулся.
Первый поход
Глава 1Камень
Тот камень, что у Дома жизни
героев лишил,
Лугайд Ламдерг метнул его в Илланна,
сына Фергуса,
Фиахна бросил в Лугайда его,
и кровью омылся герой,
Дважды по семь мужей пало
от этого камня.
– Да тяните ж вы сильней, ленивые свиньи! Слева, слева поддайте!.. Да слева, говор-рю, не справа… Эх, чтоб вас…
Узколицый человек в дорогой, крашенной желтоватым дроком тунике из тонкой шерсти, махнув рукой, устало опустился на камень. Волны, шипя, бились у самых его ног, с разбега налетая на землю, а чуть правее шумел искрящийся водопад, над которым в хорошую погоду неизменно зажигалась разноцветная радуга. Сейчас погода была хорошей: над синими водами залива ласково сверкало солнце, освещая голубоватые луга, усыпанные клевером и ромашками, высокие, тянущиеся к самому небу сосны, кусты можжевельника и дрока, растущие ближе к оврагу, орешник, иву на берегах глубокого ручья, серебряные зеркала многочисленных озер, усадьбы, лес и – чуть дальше – в сиреневой дымке горы. На холме, за спиной узколицего, поднимались новые строения усадьбы, пахнущие свежей смолой, а прямо напротив, в заливе, не так уж и далеко от деревянного причала, деловито сновали лодки. Скопившиеся на причале люди – большей частью рабы да слуги – по команде узколицего тянули канаты, которые заводили куда-то в воду сидящие в лодках. Видно было – пытались поднять какой-то затонувший корабль, но тот – вот незадача – в который раз, показав драконий нос, подняв тучу брызг, с шумом срывался обратно в море.
Узколицый поднялся с камня и, досадливо сплюнув, – похоже, все нужно было начинать сначала, – обернулся на чьи-то шаги.
– Чего тебе, Вазг? – Перед ним стоял усыпанный веснушками пацан, светлоглазый, с растрепанными ярко-рыжими волосами.
– Хозяйка Гудрун звала тебя, господин Конхобар, – поклонившись, почтительно вымолвил тот. – И сказала – пусть идет побыстрее.
Пацан почесал пальцами босой ноги другую.
– Побыстрее? – с издевкой повторил Конхобар. – Ну, пошли, раз зовет. Посмотрим, с чего там такая спешка.
Прихватив валяющийся прямо на траве плащ, он пошел вслед за мальчишкой, привычно размышляя о превратностях жизни. Причем не только размышляя, но и прокачивая возможные неприятности. Конечно, повезло, что и говорить, когда во время недавнего нападения пиратов Хастейна он, Конхобар Ирландец, остался в стороне от этого так и не завершившегося успехом дела, к которому, надо признать, и сам приложил некоторые усилия. Но – случилось, как случилось, – и Конхобар был несказанно рад тому, что не явился тогда на корабль Хастейна. Не до того было. На всякий случай хотелось принести жертву Крому, древнему божеству кельтов: и место для жертвоприношения было выбрано неплохо – на маленьком скалистом острове, и намеченная жертва удовлетворила бы самый взыскательный вкус – как-никак дочка Торкеля-бонда, отнюдь не самого последнего человека в Бильрест-фьорде – Радужном заливе, как, по названию фьорда, прозывали и всю округу, прилегающую и даже не очень прилегающую – так называемые дальние хутора. Не вышло тогда с жертвой – бежала дочка Торкеля из тайной пещеры с помощью друзей, в первую очередь с помощью Хельги, молодого местного ярла, после смерти своего отца Сигурда от рук предводителя пиратов Хастейна унаследовавшего усадьбу и земли. Усадьбу, правда, пираты успели сжечь, так вот теперь – отстраивали. Правда, сам молодой ярл, как оказалось, не горел желанием заниматься хозяйством – не очень-то ему это нужно было, в неполные-то шестнадцать лет. Тем более и корабли у него имелись – аж три штуки: отцовский, «Транин Ланги», да два трофейных, хастейновских. Была и дружина. Уже мало кто в округе открыто выступал против юного ярла: позвал с собой – и явилась почти вся молодежь. Люди постарше, конечно, не очень-то захотели идти пытать счастья за тридевять земель, ну, это только те, у кого свое хозяйство было, а у кого не было, те повалили к Хельги: идем, мол, с тобою. Тот уж и не рад был, что собрал такую ораву – опыта-то ими командовать маловато, – но вида не показывал, стервец, улыбался да жевал себе соломинку. Ну, слава богам, отплыли. Кажется, в Англию. Там бы их и прибили или волной какой перевернуло. Ну, в общем, пока все к лучшему.
После отплытия Хельги и объявился в разрушенной усадьбе Ирландец. Думал, ласково встретит любовница. А любовница – хозяйка усадьбы Гудрун, вдова Сигурда-ярла – поначалу-то встретила ласково, три ночи с ложа не отпускала, забавница, а потом пошли проблемы.
Причем именно ее проблемы, как хозяйки усадьбы. Во-первых, интриги. Эти ж, местное вражье, никуда не делись. Так и мутили воду в округе Скьольд Альвсен по прозвищу Жадина да дружок его Свейн Копитель Коров. Пока молодой ярл был, смирно сидели, а как ушел в поход, так давай накатывать на вдовушкину землицу. Это мол, пастбище, завсегда роду Альвсенов принадлежало, а та рощица – Свейну. Не знала, что с ними и делать, вдовица, да вот теперь хоть один верный человек появился. Это она про Ирландца так думала. А тот никому верным никогда не был и впредь быть не собирался. Делал то, что лично для него выгодно. Вот явился в усадьбу, к Гудрун под бок – ничего баба, целуется жарко и в постели хороша, не смотрите, что сорок, – да ведь забот-то у нее оказалось выше крыши! А зачем Ирландцу чужие заботы? У него что, своих мало? Вон, люди сказывали, рыщет по дальним лесам огромный волчище – днем, не таясь, ходит. Правда, людей есть перестал, но это, может, и брешут. Знал, хорошо знал Конхобар, что это за волчище. Самый настоящий волкодлак-оборотень, Черный друид Форгайл Коэл, что вместе с Конхобаром приплыл год назад из Ирландии, гонимый насмешками и презрением к старой языческой вере. Перед этим гадал Форгайл на человеческих внутренностях – и было ему озарение, посланное жестокосердным богом Кромом. Узнал Форгайл, что сын его старого знакомца, финнгалла-викинга Сигурда, в недалеком будущем станет правителем далекой страны Гардарики, в которой богов множество, а главного бога нет. Да и живут там люди отдельными племенами. Потому и не будут особо противиться, когда Хельги – так звали сына старого Сигурда – сначала исподволь, тихой сапой, а затем – когда рыпаться уже поздно – и силой принудит их признать древних кельтских богов, живущих человеческой кровью. И пошлет неисчислимые воинства на битвы, и захватит все страны, и зальет их кровью, и восстанет брат на брата, а сын на отца – и наступит (так говорится в преданиях) конец света, когда падут все боги и все герои. Боги сказали Форгайлу, что сможет тот заменить душу Хельги своей, а значит – стать повелителем мира. И Черный друид обрадовался, погрузился в сладостные мечтанья. О том, как накажет он ирландцев, за то, что отвергли старую веру, за то, что ни во что не ставят друидов, за то, что насмехаются над ними и презирают, за то, что являются верными поклонниками распятого бога, за то… В общем, за многое. Власть – вот чего не хватало Форга