– Отвези меня домой. Пожалуйста. Домой, в Железнодорожный. Я помню, что для тебя это далеко, но…
– Дело не в расстоянии. Идем.
Мне позарез нужно кого-нибудь обнять. Не просто обнять, а вцепиться, будто изголодавшийся вампир, и впитать чужое тепло, потому что свое давно на исходе. Если б только кто-нибудь взял бы меня на руки и избавил от необходимости снова заставлять свое тело двигаться… Кто-то, кто был бы сильнее и мудрее меня. И сказал бы… Он сказал бы мне: «Ты не первая. Люди вообще невероятные существа… Отталкивают тех, кто к ним добр и теряют голову от палачей. Видят свет в кромешной тьме. Прощают то, что невозможно простить. Жертвуют собой ради тех, кто этого не заслуживает, но… Возможно, имеет смысл просто его выслушать?»
Нет, никто не дает мне советов. Это всего лишь голос в моей голове. Мы идем к калитке, не оборачиваясь, каждый в своей тишине. Небо светлеет. И Бесков говорит: «Я отвезу тебя туда, где ты будешь в безопасности». Я слишком устала, чтобы спорить. Он говорит: «Сейчас тебе нужно делать все, что я скажу. Это важно». Я снова молчу. А он: «Сожми мою руку, если да».
И подхватывает меня за миг до падения.
Вещам не нужны другие вещи
Если раньше дом на Кройц-штрассе казался мне на редкость тихим местечком, то утром становится ясно, насколько сильно я ошибалась. Ровно в шесть все вокруг приходит в движение. Лежа на кровати в маленькой комнате, обставленной только самым необходимым, я слышу, как надсадно воют старые водопроводные трубы. Хлопают двери. Комнатой выше кто-то расхаживает на каблуках, и каждый «цок» вонзается в мою и без того больную голову, заставляя вспомнить китайскую пытку водой. Я поворачиваюсь на бок и зарываюсь под одеяло в надежде снова уснуть, но проклятый шум не оставляет шансов, к тому же, сильно хочется пить. Я с трудом открываю глаза, тащусь к окну и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Становится немного легче. Внизу, на заднем дворе, который я раньше не видела, в окружении цветочных клумб белеет фигура каменного юноши. Склонившись над чашей фонтана, он словно любуется своим отражением в неподвижной глади воды. С двух сторон фонтан огибает выложенная булыжником дорожка, уходящая в никуда, то есть, прямо в витую решетку ограды. Возле дома дымит выхлопной трубой черный микроавтобус с крупными буквами «Осторожно, дети!» на борту. Рядом прохаживается дядька в растянутой майке и шортах.
«Здесь не тюрьма, – вспоминаю я. – Здесь убежище».
Интересно, где в этом убежище ванная?..
Краем глаза я ловлю свое отражение в зеркале старинного трюмо. Увиденное ужасает. Я открываю все ящики подряд, но они, как назло, пусты, только в нижнем сиротливо приютились чернильница и деревянная ручка с пером на конце. Скрутив грязные волосы в узел, я закрепляю их на затылке этой самой ручкой и отправляюсь на поиски благ цивилизации.
Меня не покидает чувство, что вокруг – музей, где экспонаты можно трогать руками и даже переставлять с места на место. Еще здесь пахнет невообразимой смесью туалетной воды и всевозможных дезодорантов. Сквозь шлейф парфюмерной лавки едва пробивается запах еды – колбаса, что-то жареное, кофе… Проглотив слюну, я оставляю за спиной рабочий кабинет, из которого можно выйти сразу в четырех направлениях, прохожу через небольшой пустой коридор и оказываюсь в столовой. Портрет Рихарда Кляйна встречает меня усмешкой узнавания. А может, это горькая ирония хозяина, свысока взирающего на разруху в собственном жилище.
Я словно оказываюсь в школьной столовой. Воздух звенит от голосов на разных языках. Стол завален грязной посудой, и повсюду подростки – они стоят, сидят, болтают с чашками в руках. Кто-то молча жует с огромными наушниками на голове, кто-то на бегу хватает кофейник и скрывается за противоположной дверью. Меня замечают две почти одинаковых девушки с блестящими от загара плечами и прическами спортсменок по синхронному плаванию, одна из них дружески машет рукой. Я слышу «Ola», «Bonjour», «Dzien dobry» и что-то еще, что интуитивно понимается как приветствие, бормочу заученное школьное «good morning» и протискиваюсь к окну, где к огромной своей радости замечаю Ольгу – она сидит на софе, уютно поджав под себя ноги, и смотрит в книгу. Я устраиваюсь рядом в той же позе. Бутерброды, лежащие на кофейном столике рядом с нами, пахнут просто умопомрачительно.
– Бери, – говорит Ольга, не иначе как третьим глазом разглядевшая плотоядное выражение моего лица. – Кофе тоже, я еще не пила.
Я набиваю полный рот хлеба, хватаю с подноса тарталетки и одну за другой отправляю их за щеки. Заливаю все это остывшим латте и невнятно благодарю. Ольга кивает в знак того, что услышала.
– Если хочешь добавки, – говорит она, – надо попросить Эрну. Ее можно найти в кухне на первом этаже, а можно подождать, пока она сама сюда придет. Но вообще лучше завтракать позже, по утрам здесь сумасшедший дом. С ужасом думаю о том, что начнется в сентябре…
Тем временем на дорожке, ведущей к фонтану, появляется несколько ребят со спортивными сумками на плечах. Громко переговариваясь, они идут к микроавтобусу. Дверь плавно отъезжает в сторону. Сквозь тонированные стекла невозможно разглядеть, есть ли внутри кто-то еще.
– Куда это они?
Ольга мельком смотрит в окно и снова утыкается в книгу.
– На пляж.
– И у всех есть ключи?
– Разумеется. Если тебе нужно в город, заранее предупреждай об этом Эриха, он включит тебя в расписание.
Признаваться в том, что я все еще ограничена в свободе передвижения, отчего-то неловко. Пора бы обсудить это с Бесковым, думаю я и с тоской вскормленного в неволе молодого орла наблюдаю за тем, как очередная стайка парней и девчонок скрывается в автобусе. Несмотря на убийства и постоянные разговоры о шеффенах, они вовсе не выглядят напуганными. А ведь все они – рейстери. Уж не пытается ли Бесков, собрав их в «убежище», отмолить таким образом свою грешную душу?
– Разве это не опасно?
– Ну… – Поняв, что я так просто не отстану, Ольга наконец-то посвящает мне все свое внимание. – Нельзя же просто взять и запереть нас в доме. – С этим я могла бы поспорить. – Они останавливаются в «Эльсбет». Это бывший немецкий пансион, сейчас там хозяйничают Тимур и Амина, и горе тому шеффену, который посмеет к ним сунуться. Да и Эрих в случае чего защитит.
– Швырнет в противника пустую пивную банку?
Ольга хмыкает.
– Это тоже, но если ты не знаешь – он месмерист. Вот так посмотрит, а потом скажет… – Она не моргая глядит на меня широко раскрытыми голубыми глазами и с неповторимой интонацией магистра Йоды произносит: – «Оружие убери! Плохого не сделаю. Знать хочу, зачем ты здесь?»
Все это нисколько не вяжется с образом водителя микроавтобуса. Прямо сейчас он как раз вразвалочку подходит к ограде, неся перед собой пивной живот. Машет рукой перед массивной стойкой, увенчанной коваными дубовыми листьями, и не спеша возвращается за руль.
То, что происходит вслед за этим, выглядит сюрреалистично. Переплетенная на модерновый манер решетка словно вспыхивает без огня. Болотная дымка окутывает каждый прут и тянется к небу. Транспорт трогается с места, плавно разгоняется и…
Я не выдерживаю напряжения и вскакиваю ногами на софу. Полная пассажиров дьявольская колесница исчезает в зеленом тумане и сейчас уже наверняка толкается в пробке на Вагнера в направлении Ленинградки, чтобы встать на курс к побережью по А-192. Стоит ей только пройти сквозь ограду, спецэффекты будто отключаются невидимым оператором. Передо мной колышут листвой липы, за которыми виднеются крыши соседних многоэтажек. Я возвращаюсь на место. В опустевшей столовой снова витает призрак платформы 9 ¾.
– Слушай… – В голове теснится столько вопросов, что не так-то просто выбрать главный. – А где здесь можно помыться?
Спустя полчаса я сижу в Ольгиной спальне, расслабленная и почти счастливая, и даже странный наряд, выданный ею же – белая блузка с просторными рукавами, поверх которой пришлось надеть длинный изумрудный сарафан со шнуровкой на груди – не способен испортить мне настроение.
– Давно ты здесь? – Ее комната выглядит гораздо уютней моей. Правда, то, что я называю уютом, кому-то еще показалось бы хаосом – все эти фотографии в рамках, куклы-тильды, клетчатые скатерти и свисающие с люстры белоснежные ангелы напоминают витрину магазина «Красный куб», а я к нему неравнодушна. К тому же – невиданная роскошь! – здесь есть собственный крошечный санузел, тогда как простым смертным предлагается пользоваться общей ванной (на львиных лапах) и общим же унитазом (к счастью, без опоры в виде конечности царя зверей).
– С весны. А кажется, что намного дольше…
– Не скучно?
Ольга глядит на меня с недоумением и слегка пожимает плечами.
– А твои родители?
– Их убили. Не извиняйся, – добавляет она. – Ты же не знала. Макс – мой опекун. Я не уеду отсюда, даже когда он найдет и уничтожит Лист.
Бесков ищет Лист. Я цепляюсь за эту мысль, чтобы не вдумываться в то, что кроется за этим «Макс», сказанным с особенным придыханием.
– Ты, наверное, хорошо его знаешь?
– Не лучше, чем ты. Или Эрих с Эрной. Или любой другой из этого дома.
Я не перебиваю, напротив, – всем своим видом даю понять, что жду продолжения. Ольга вздыхает и опускает длинные черные ресницы. Заметно, что ей самой безумно хочется продолжить беседу, но она не уверена, со мной ли.
– Вчера я не слышала, как вы вернулись, – говорит она. – Вас не было всю ночь?
– М-м… – «Нас не было всю ночь, но тебе точно не хотелось бы оказаться на моем месте». – Мы искали Терранову. Безуспешно.
– Жаль. Одиночкам сейчас опасно ходить по улицам.
– Он справится. – На самом деле я так не думаю. – Значит, Бесков не слишком любит о себе рассказывать?
– Нет, не то, чтобы… Я знаю, что три года назад он переехал сюда из Германии.
«На машине времени». Разумеется, вслух звучит другое:
– Он неплохо говорит по-русски.