А там и пошло: попали они в Россию, в Германию и во многие другие страны.
Англичане, которые норовят все именовать по-своему, придумали карьеру почетное и красивое название — Король Голубей.
Ну, что ж, король так король! Птица вполне заслужила такую славу. Были случаи, когда карьеры, стремясь к дому, перелетали океан, шли в бурю и в дождь.
И скорость держали превосходную. Две тысячи метров в минуту.
Вот теперь, когда вы немножко познакомились с карьером, я расскажу вам небольшую историю об этой птице.
Как-то, похаживая по голубинке, я вдруг наткнулся на прекрасного черного карьера. Носил его в клетке-садке совсем маленький старичок; вид у этого старичка был такой нахальный, будто он вынес на голубинку жар-птицу и вовсе не собирается ее продавать, а так — показывает народу на удивление.
Я походил, походил вокруг старичка — не ошибка ли? В самом деле — карьер! И вцепился в незнакомца репьем: продай!
Старичок посматривал на меня снизу вверх, посмеивался в бородку и говорил такое, из чего никак нельзя было понять — продает или не продает?
Наконец, собрав изрядную толпу, старик театрально махнул рукой и сообщил, что — так и быть — отдает голубя.
Я взял карьера в ладонь. Весил он, право, не меньше килограмма, видел плохо, как и положено из-за шишки на носу. Все верно.
Торопливо отдав деньги, я сунул птицу в садок, и тут же увидел дядю Сашу. Слесарь пробивался ко мне через толпу, и по его лицу я понял, что сейчас получу нагоняй.
— Авоськаешь, как маленький, — сурово сказал он. — Берешь без всякого осмотра.
Дядя Саша свел брови к переносице, вытащил карьера из садка и принялся за работу.
Прежде всего он осмотрел клюв. Все оказалось, как положено: три четверти нароста сверху, одна четверть снизу. Выходило, что голубю не меньше трех-четырех лет.
Потом пришел черед шеи, длинной и тонкой, затем — не очень выпуклой груди и плоской спины, слегка покатой к хвосту.
С особым пристрастием исследовал дядя Саша крылья. Старик спичкой измерил их длину, заставил голубя, помахать ими — не подбиты ли? — пересчитал маховые.
Наконец, окончил осмотр, и морщины на его лбу разгладились.
— Неси домой, — сказал слесарь довольным тоном. — Птица без обмана.
Всю дорогу до дома нас с дядей Сашей сопровождали мальчишки. Они молча переглядывались, серьезно подмигивали друг другу и даже вздыхали, жалея, что такая превосходная птица досталась не им.
Поставив садок у голубятни, мы задумались. Как приручить почтаря? Продержать его месяц в связках? Нет никакого смысла. Ни месяц, ни год плена не привяжут такую птицу к новому дому.
Но вот дядя Саша выбил пепел из трубки, почесал в затылке и вынес приговор:
— На полгода — в ре́зки. Спари́, добудь голубят, тогда — на крыло.
— Хорошо, — согласился я. — Если уйдет, хоть детишки останутся.
Посадить голубя «в резки» — значит, обрезать у него опахала на перьях. Ворсинки на стержне не отрастают, и голубь не поднимется до тех пор, пока не облиняет или пока у него не вырвут перья, взамен которых вырастут новые.
Я отвел карьеру лучшее верхнее гнездо, потеснив Пашу и Орлика с семьями.
Вместе с дядей Сашей мы подыскали новичку жену, обсудив достоинства и недостатки всех голубок.
Выбрана была голубка породы драко́н. Стройная отважная птица с клиновидной головой и клювом.
Пусть никого не смущает название «драко́н». Голуби эти вовсе не похожи на огнедышащих крылатых чудовищ. Ничего змеиного в них, право, нет.
Англичане и немцы считают, что драко́ны произошли от скрещивания всадников с гончими. Всадник — очень древний голубь. Он не сохранился до наших дней. Так вот, знатоки полагают, что и карьер, и драко́н — потомки старинного всадника.
— Раз они одной нации, — сказал дядя Саша, — то пусть и играют свадьбу.
Вся голубятня отпраздновала женитьбу новосела, съев тройную порцию конопли — этого птичьего пирожного.
Карьер оказался добропорядочным мужем. Он с королевской важностью похаживал возле голубки и молчал. Почему-то спокойно переживал свой плен и беспрерывно набивал зоб зерном.
— Тонкий плут, — ворчал дядя Саша, косясь на голубя, — силы копит к отлету и виду не подает.
В начале апреля голубка положила яйца, и у меня в квартире сразу стало шумно. Все знакомые голубятники и юнги записывались в очередь на голубят.
Дядя Саша, чувствовавший себя совладельцем птицы, отказывал всем.
— Вас вон сколько, — широко разводил руки старик, — где я вам такую прорву птенцов добуду? Никому не дам.
Голубята должны были вылупиться из яиц в воскресенье. Дядя Саша с самого утра дежурил на балконе, то и дело заглядывал в гнездо, философствуя о блестящем будущем новых птиц.
В полдень он не выдержал и, осторожно пошарив под голубкой, извлек яйца. На них уже хорошо виднелись бугорочки-трещинки, — голубята пробивались на волю.
Старик одно за другим приложил яйца к уху — и вдруг побледнел.
— Слышь-ко, — сказал он тревожно, — помрут они, не пробьются. Скорлупа крепкая, видно.
— Пробьются, — постарался успокоить я старика. — Не нужны им повивальные бабки.
— Мальчишка! — неожиданно рассердился дядя Саша. — А я не могу видеть, как гибнет новая порода. Дай щипчики.
Я принес слесарю щипчики, которыми обычно переворачивал фотобумагу в ванночках, проявляя снимки.
Дядя Саша осторожно стал отщипывать кусочки треснувшей скорлупы, расчищая голубишкам выход к воздуху. Слесарь до того волновался, что губы у него побелели и возле усов выступили капельки пота.
— Вот теперь ладно, — наконец сказал он, обломав боковинки яиц, в которых уже были видны головки новорожденных. — Теперь-то они пробьются.
Голубята сбросили скорлупу вечером. Это были богатыришки! Головастые, носастые — красота!
Дядя Саша похаживал по балкону, торжествующе посматривал вниз, где стояли, задрав головы, не потерявшие надежд юнги.
— Ладно уж, — бросил совершенно оттаявший старик, — новую пару птенцов подарю вам. Измотали меня, ироды!
«Ироды», сразу повеселев и перепугав криками жителей окрестных квартир, исчезли из-под балкона
Голубята росли, как и положено детям почтарей. Через двадцать суток они покрылись тугим черным пером, а на носах у них красовались здоровенные шишечки.
Еще через десять дней, очень похожие на папу-короля, юные принцы взлетели в воздух.
Юнги под балконом, торжествуя, швыряли вверх шапки.
Июльским воскресным утром дядя Саша пришел ко мне и, выкурив трубочку, объявил:
— Пора начинать. А? Как ты думаешь?
Он утащил голубят прямо в руках и выпустил их за квартал от дома.
— Прилетели, что ль? — еще издали закричал он мне, почти торчком задрав бороду.
Я пожал плечами.
Слесарь быстро поднялся на балкон, смущенно ухмыльнулся:
— Малы еще. Подрасти надо.
Старик пытался завести беззаботный разговор и даже шутить, но я видел, что он взволнован и напряжен. Дядя Саша то и дело посматривал туда, откуда должны были прийти карьеры, мял бородку в кулаке и сосал потухшую трубку.
По обязанности владельца голубей я старался подать своему другу пример хладнокровия и выдержки. Но это у меня совсем не получалось. Смеялся там, где не надо было, и отвечал невпопад.
Минул длинный-предлинный час ожидания. Птиц не было.
— Погибла новая порода, — мрачно сообщил дядя Саша. — Запутались, черти!
— Пропала, — грустно подтвердил я.
Голубята пришли в полдень. Слетев в гнездо, они страшно заверещали и бросились к родителям, — жаловались и требовали пищи.
— А ты еще хныкал: «Затеряются!» — бросил небрежно слесарь.
Прошло два месяца. Дядя Саша вырвал у старого карьера голые стержни, и у голубя быстро отрастали зо́рьки.
Однажды слесарь прибежал ко мне взволнованный, кинулся к голубятне. Увидев короля, он радостно охнул и опустился на стул.
— Что ты? — не понял я его.
— Оброс бы он перьями — и поминай как звали! — хрипловато заворчал старик. — Где у тебя молоток?
Слесарь принес из кухни разный инструмент, фанеру, металлическую сетку — и в пять минут соорудил дверцу к гнезду карьера.
— Не открывай, — предупредил он, — пока не скажу.
Воскресным октябрьским утром под моим балконом раздался оглушительный свист. Свистели, по крайней мере, в двадцать пальцев. Я вышел на воздух и увидел: дядя Саша стоит, окруженный юнгами, вид у него торжественно строгий, и красуется на слесаре праздничный шерстяной пиджак.
— Неси короля, — приказал старик важно. — Сейчас мы покажем мальчишкам, какие бывают птицы.
Я быстро принес голубя.
Дядя Саша взял его в обе руки и тревожно посмотрел на меня.
Еще бы нам не волноваться! Каждый понимал: может взвиться сейчас черный почтарь в небо и стрелой унестись куда-то туда, где он родился и вырос. Вот тебе и «новая порода»! Вот тебе и «Король Голубей»!
И пока мы все думали об этом, случилась беда. Сильный большой голубь вдруг рванулся в ладонях дяди Саши, захлопал крыльями и свечой взмыл в воздух.
Дядя Саша побледнел и тяжело опустил руки. В следующее мгновение он кинулся на балкон.
Мы видели снизу, как он нырнул в голубятню, вырвал голубку карьера из гнезда и с силой швырнул ее в воздух.
Черный почтарь с огромной высоты ринулся вниз, к жене. Уже через несколько секунд они мирно плавали на кругу, похлопывая крыльями и озорничая.
— Ну?! — усмехнулся дядя Саша, презрительно посмотрев на нас с высоты балкона.
После этого «Ну?!» и я, и юнги почувствовали угрызения совести. Выходило, что только один дядя Саша твердо верил в карьера, а все остальные праздновали жалкого труса.
Почтари вошли в голубятню.
Дядя Саша сейчас же закрыл за ними дверку.
— Может, отвезти их сегодня же за город и начать нагон? — спросил я старика.
— Торопыга ты! — сурово отрезал слесарь.
Подумав, он сказал:
— Начнем с голубят. Они тут родились и им больше некуда лететь.
— С голубят, так с голубят! — охотно поддержал я старика.