— Где это ты так навострился грамотно писать?
— Прежде чем сбежать из дома, я, между прочим, учился в школе. Не такой уж я тупой и необразованный, как некоторые здесь думают.
— Теперь я и сама в этом убедилась, — сказала Эмма.
Эмма стала складывать письмо так, чтобы осталось место, где написать адрес, но Нед накрыл ее ладошку рукой.
— Давай подождем Эдди. Она тоже хотела его прочитать. А лучше всего поступать так, как того требует Эдди.
Эмма напряглась.
— Я думаю, мне лучше знать, что и как писать своему брату.
— Я уже сказал: пусть его прочтет Эдди, — с нажимом повторил Нед.
Эмма, чуть поколебавшись, кивнула:
— Ну что ж, ладно, пусть прочтет.
Нед качнулся на своем стуле, отодвигаясь от стола и балансируя на задних ножках, крикнул в сторону задней двери:
— Эй, Уэлкам, где ты там? Заходи! — И почти в тот же миг дверь распахнулась, и негритянка вошла на кухню. — Пойди разыщи мисс Эдди и скажи, что срочно требуется ее присутствие.
Уэлкам подняла на него недовольный взгляд.
— Что за спешка? Что тут у вас такого важного, что она должна все бросить и бежать к вам?
— Скажи что хочешь. Даже правду можешь сказать, ты же подслушивала под дверью, верно?
Эмма повернула голову так, чтобы видеть Уэлкам, которая, встретившись с ее взглядом, сразу же отвела глаза и вышла из кухни в коридор. Через минуту на кухне появилась Эдди; поскольку ее оторвали от дел, выражение у нее на лице было недовольное. Эмма протянула ей письмо, которое Эдди прочитала стоя.
— Интересно, почему ты не написала, что муж от тебя в восторге? — спросила она. — Я бы обязательно это отметила.
— Она права, — сказал Нед, стараясь не смотреть на Эмму.
Эмма ничего не сказала. Она молча забрала письмо у Эдди и вписала недостающую строчку, потом она взяла еще один лист из пачки и стала переписывать письмо набело. Нед посмотрел на Эдди поверх головы Эммы и подмигнул ей. Эдди перевела взгляд на вернувшуюся на кухню негритянку, грозно блеснула глазами и, положив руки на поясницу, сказала:
— Ступай во двор и займись каким-нибудь полезным трудом. Я плачу тебе за работу, а не за то, что ты стоишь у задней двери и подслушиваешь.
— Это дело — такое же мое, как и ваше, — возразила ей Уэлкам. — Моя доля составляет в нем двести пятьдесят долларов. — Негритянка вышла через заднюю дверь, и ее густой, утробный смех еще долго доносился со двора.
Наблюдая за тем, как Уэлкам выходит из кухни, Эдди от нетерпения щелкнула зубами. У ее матери имелась точно такая же привычка, и Эдди попыталась вспомнить, когда она впервые взяла ее на вооружение. Выяснилось, что довольно давно. В такие минуты ей приходило в голову, что она стареет, а возраст в ее бизнесе самый страшный враг — даже для «мадам». Хорошо еще, подумала Эдди, что у нее нет седины, особенно такой, какую нельзя закрасить краской «под красное дерево». Она выпрямилась, подтянула живот и, выгнув бровь, призывно глянула на Неда. Но тот не отрываясь смотрел на Эмму, которая в этот момент еще раз проверяла текст письма.
Эдди продолжала смотреть на Неда до тех пор, пока он не поднял на нее глаза и не залился вдруг румянцем, как если бы его застали за каким-нибудь недостойным занятием. Эдди тут же захотелось узнать, о чем он в эту минуту думал.
— Читай, послушаем, что получилось, — сказала Эдди.
Эмма откашлялась.
— «Брат Джон», — начала она, потом опустила письмо и, обращаясь к Эдди, объяснила: — Он точно так же экономно расходует слова, как и свои деньги. Что-нибудь цветистое ему бы не понравилось.
Эдди согласно кивнула.
Эмма поднесла письмо так близко к глазам, что Эмма подумала, уж не близорука ли эта женщина. Возможно, она слишком тщеславна, чтобы носить очки; с другой стороны, такой простофиле, как Эмма, вряд ли могло быть свойственно тщеславие. У Эдди зрение было отличное, и она могла разглядеть на расстоянии пятидесяти футов даже дырку от сучка в двери сарая, чем немало гордилась.
— «Брат Джон, — снова начала читать Эмма. — Полагаю, тебе приятно будет узнать, что нынешнее мое замужнее состояние вполне меня устраивает. Мой муж очень похож на тебя — такой же трудолюбивый и так же не богат словами. И, как ты, копит денежки. В общем, он мне подходит».
— К чему ты все это пишешь? — спросила Эдди.
— Чтобы Джон мне поверил, — ответила Эмма. — Если бы я написала, что муж мой хорош собой и я с ним счастлива, Джон бы решил, что у меня ум за разум зашел. Дело в том, что Джон не верит в любовь.
Эдди отлично знала этот тип мужчин.
— Ладно. Читай дальше.
Эмма кашлянула, прочищая горло.
— «Перед моим отъездом ты просил, чтобы я следила за инвестициями. Другими словами, подыскивала, куда здесь можно вложить деньги. Мне кажется, я нашла неплохой объект для инвестиций, о чем и хочу поставить тебя в известность. У моего мужа появилась возможность прикупить к своему ранчо участок земли в 20 тысяч акров за 11.500 долларов. Рыночная стоимость этого участка, представляющего собой отличный выгон для скота, раза в два выше, но, поскольку он со всех сторон окружен владениями моего мужа, желающих его приобрести не так много и владелец участка готов уступить его задешево».
Эмма посмотрела на Эдди и улыбнулась.
— По-моему, мне удалось выдумать неплохой предлог, чтобы оправдать невысокую цену участка.
Поскольку Эдди промолчала, Эмма опустила глаза и продолжала:
— «Мистер Уитерс и сам приобрел бы его, но всех денег у него нет. Вот что он предлагает: каждый из вас вложит в дело половину требуемой суммы. Мистер Уитерс будет пасти на указанном выгоне скот; половина приплода будет числиться как принадлежащая тебе, но он не будет взимать с тебя плату за его содержание, пока скот не будет продан. После продажи он вычтет эти деньги из причитающейся на твою долю прибыли, как, равным образом, те пять процентов, которые ты нам обещал в случае, если я найду подходящий объект для вложения капитала. Поскольку мы все отныне связаны родственными узами, мой муж в качестве акта доброй воли обязуется в течение трех лет не взимать банковский процент с твоей доли прибыли от продажи скота и не требовать от тебя дополнительных вложений на случай операций, необходимость которых вытекает из владения совместной собственностью. Мне кажется, эта сделка выгодна для обеих сторон. Ты говорил, что мой муж будет лучше думать обо мне, если я продемонстрирую ему свою практическую сметку. И я, взявшись уладить это дело, готова ему ее продемонстрировать — как раньше не раз демонстрировала тебе. Но с покупкой необходимо поторопиться: ходят слухи о том, что за рекой, которая примыкает к упомянутому выше участку, обнаружены залежи ценной руды, и мы полагаем, что, если эта новость дойдет до владельца земли, он может взвинтить цену. Закон позволяет прокладывать дороги через сельскохозяйственные угодья, если поблизости есть залежи ценных ископаемых; при этом местные власти платят владельцу отступное».
— Это я сама только что придумала, но Джон ни за что не догадается, — сказала Эмма, не поднимая глаз.
— «Если в предлагаемой мной сделке тебя все устраивает, вышли мне деньги обычным почтовым переводом. Пока мистер Уитерс завершает отделку дома, который он для нас выстроил, я проживаю в респектабельном пансионе, где останавливаются проезжающие леди.
Можешь полностью на меня положиться.
С уважением,
твоя сестра
Эмма Роби Уитерс».
— И все-таки я никак не могу взять в толк, почему он должен тебе поверить, — сказал Нед.
— О, ты его не знаешь. Он просто помешан на деньгах. Это мешает ему трезво смотреть на вещи, — сказала Эмма. — Кроме того, ему и в голову не придет, что его единственная сестра может поступить с ним нечестно. Эта мысль была бы для него слишком унизительна.
Нед пожал плечами:
— Что ж, возможно, ты и права.
Такие мужчины, как Джон, были хорошо знакомы Эдди, поэтому она просто кивнула в знак одобрения. Пока Эмма в очередной раз переписывала свое послание начисто, Эдди полезла в комод, достала из выдвижного ящика марку стоимостью в два цента и положила на стол.
Эдди боялась, что Эмма может передумать, и не хотела рисковать.
— Уэлкам опустит письмо в почтовый ящик сегодня же вечером. Зайди, Уэлкам! — окликнула она негритянку, ни секунды не сомневаясь, что та подслушивает у задней двери. Более того, мысль о том, что служанка где-то здесь рядом, странным образом успокаивала ее, позволяла ей чувствовать себя более уверенно, словно под охраной. Через несколько секунд задняя дверь распахнулась, и в комнату бесшумно, как тень, проскользнула Уэлкам. Не сказав ни слова, она взяла письмо со стола и сунула его вместе с маркой в карман фартука. Потом она повернулась и вышла из кухни; сквозь кухонное окно Эдди видела, как Уэлкам широкими шагами пересекла двор и, выйдя на грязную дорогу, которая вела к городу, растаяла в вечернем сумраке.
3
Мисс Тилли и мисс Белли отправились в поход по салунам, поставив Эдди в известность, что у них нет никакого желания проводить, время в компании с женщиной, которая похожа на немолодую школьную учительницу. Эдди не имела представления, где они почерпнули информацию о школьных учительницах да еще и прониклись к ним такой неприязнью, поскольку, по ее сведениям, в школу они никогда не ходили.
Уэлкам на заднем дворе развешивала выстиранное белье на веревках, натянутых между сараем и деревянной уборной. Эмма ухаживала за побегами чайных роз, которые она посадила на заднем дворе. Она обращалась с ними очень нежно — как если бы это были ее дети, и каждый час или два их поливала. Эдди, обмахиваясь веером, сидела на стуле с прямой спинкой в тени заднего крыльца, наблюдая за тем, как Эмма ходит за водой; ведро она несла в правой руке, а левую держала на отлете и балансировала ею. Эмма отрабатывала свой стол и кров в поте лица, и Эдди считала, что в этом ей необходимо отдать должное. За пять дней, что Эмма провела в «Чили-Квин», она показала себя мастерицей на все руки и ни минуты не сидела без дела. Она выбила и вычистила ковер, покрывавший пол в гостиной, сшила шторы для окон на кухне, засеяла находившийся в ведении Уэлкам огород и вставила выбитое стекло в спальне. Когда у нее выдавалось свободное время, она доставала свой мешочек с принадлежностями для рукоделия и принималась сшивать вместе разноцветные лоскутки; она уже успела изготовить не менее полудюжины фрагментов лоскутного одеяла, над которым работала. Тем не менее Эдди не могла отделаться от навязчивого чувства, что с этой женщиной что-то не так. Она не могла сказать, что именно, и это ее нервировало.