Л. Б.)╩. Венценосец ответил на это письмо так: ╚Для меня совершенно безразлично, крещён ли человек или обрезан, чтобы он только знал своё дело и отличался порядочностью╩. Утверждение беспрецедентное, если учесть, что ранее тот же самый Пётр называл жидов плутами и обманщиками и категорически запретил им селиться в России! Не исключено, что импульсивный царь поддался здесь обаянию и силе логики своего венского резидента.
Веселовский неутомим: то он отыскивает для царя ценные книги по юриспруденции; то договаривается с учителями иезуитских школ в Праге о переводе на русский язык универсальных лексиконов, то по просьбе А. Д. Меншикова хлопочет о покупке парадной кареты.
Казалось, дипломатическая фортуна явно к нему благоволила, но произошло событие, нарушившее весьма продуктивную работу резидента. То было знаменитое ╚дело царевича Алексея╩, в коем Авраам Павлович вынужден был принять самое деятельное участие. Поскольку ╚непотребный сын╩ царя под чужим именем скрылся в Австрии, Веселовскому надлежало разведать о его местопребывании и способствовать его выдаче разгневанному отцу. С декабря 1716 года по июль 1717 года он фактически руководил поимкой царевича. В марте 1717 года Веселовскому удалось наконец напасть на его след в тирольской крепости Эренберг. Резидент пытался добиться выдачи Алексея дипломатическим путём (он вёл переговоры и с цесарским принцем Евгением, и даже добился личной аудиенции у самого Карла IV), но всё оставалось втуне. Внезапно (возможно, от долговременной езды в экипаже в поисках царевича) ╚приключилась у Веселовского с жестокою лихорадкою почечуйная болезнь, которой прежде он никогда не имел╩. Он вынужден был устраниться от дальнейших действий, а потому заслуга по возвращению царевича в Северную Пальмиру приписывается другим эмиссарам царя ≈ А. И. Румянцеву и П. А. Толстому, доведшим дело до конца.
Чем же руководствовался Веселовский во время событий вокруг несчастного сына Петра I? Забавно, что в оценке поведения нашего героя сходятся во мнениях исследователи полярно противоположных взглядов. Так, историк-почвенник Н. Н. Молчанов, по существу, обвиняет Авраама в потворстве Алексею и в его укрывательстве. Веселовский предстаёт в его книге ╚Пётр I╩ (М., 2003) опасным интриганом. ╚Ясно, что эти (Веселовского.≈ Л. Б.) интриги,≈ резюмирует Н. Н. Молчанов,≈ осуществлялись не в пользу Петра, иначе бывший резидент не побоялся бы вернуться на родину╩. В этом же духе высказывается и израильский писатель Д. Маркиш в своей книге ╚Еврей Петра Великого, или Хроника из жизни прохожих людей╩ (CПб., 2001). Он живописует сцену, где Веселовский будто бы прямо предупреждает царевича об опасности: ╚Поберегите себя, Ваше Высочество, не выезжайте без охраны из Эренберга, чужих к себе не допускайте! И не возвращайтесь в Россию до срока┘╩ Авраам Павлович вызывается даже послать по своим ╚каналам╩ (писатель тоже употребляет это слово!) лекарство для телесной крепости опальной матери Алексея, Е. Ф. Лопухиной, сосланной Петром I в Суздальский монастырь.
Трудно поверить приводимым Д. Маркишем фактам: то в Суздале вдруг объявляется некто Янкель, спешащий по заданию Веселовского свидеться с Лопухиной, то самому венскому резиденту какой-то продавец кошерного мяса Рувим приносит тайное письмо от другого еврея, П. П. Шафирова, где тот предупреждает Авраама о грозящей опасности.
На самом же деле и Шафиров, и Веселовский привыкли жить в нееврейском окружении и имели мало общего с религиозными иудеями. Достаточно сказать, что Авраам Веселовский был не просто выкрестом, но и дважды перекрещенцем ≈ сначала в православие, а затем в протестантство. Это, понятно, не исключало свойственной им, как и всем евреям, солидарности со своими соплеменниками, стремления облегчить их участь в антисемитской стране. Но всё-таки во главу угла ими были поставлены интересы России, и именно с ними эти два придворных еврея пытались примирить своё национальное чувство. А потому весьма сомнительно, что фактический глава российского дипломатического ведомства Шафиров призывал своего помощника Веселовского не подчиняться приказам Петра I и стать невозвращенцем, что приравнивалось в то время к государственной измене. К тому же Шафиров сыграл зловещую роль в расправе над царевичем Алексеем, которому нисколько не сочувствовал.
По-видимому, независимо от того, виновен ли был Веселовский в глазах царя или нет, прослышав о многочисленных жестоких казнях по сему делу (ведь известно: лес рубят ≈ щепки летят!), он убоялся возвращаться в Петербург.
Живя долгие годы в эмиграции, он довольствовался лишь весточками с родины, до которых, впрочем, был охоч. В России сменились уже восемь императоров: Пётр I, Екатерина I, Пётр II, Анна Иоанновна, Иоанн VI, Елизавета Петровна, Пётр III, наконец, Екатерина II, а Авраам Павлович так и не предпринимал попыток туда вернуться, он свыкся с ролью наблюдателя издалека.
Почему? Именно этот вопрос задал Веселовскому посетивший его в Швейцарии граф А. Г. Орлов-Чесменский, на что получил ответ: ╚На родину я вернусь только тогда, когда в ней утратят силу три пословицы: "Без вины, а виноват", "Хоть не рад, да готов", "Божье да Государево"╩. Авраам Павлович тем самым возвышает свой голос против незащищённости прав личности (╚Без вины, а виноват╩), рабской угодливости (╚Хоть не рад, да готов╩), всесилия авторитарной власти (╚Божье да Государево╩). А это ставит Веселовского в ряд политических беженцев из России и роднит его с нашими эмигрантами третьей волны┘
Из уважения к памяти видного дипломата император Александр I в 1803 году назначил дочери Веселовского пенсию в сто голландских дукатов. Другие потомки Авраама также получали субсидии от русского двора вплоть до 1843 года, то есть и при правлении явно не благоволившего к евреям Николая I. Как видно, наш опальный невозвращенец был после смерти полностью реабилитирован, а его заслуги перед родиной получили достойное признание.
II. Ментор для наследника престола
Вот парадокс: еврей Исаак Павлович Веселовский (1690√1754) обучал русскому языку будущего императора православной России ≈ Петра III! При этом поражало не столько его безукоризненное лингвистическое чутьё (в конце концов, он родился в Москве и русский язык был для него родным), сколько произошедшая с Исааком метаморфоза. Ведь в гимназии Эрнста Глюка, учеником которой (вслед за старшим братом Авраамом) он был, Исаак слыл нерадивым учеником и первостатейным проказником, за что часто подвергался наказанию розгами. Но уже тогда, в школьные годы, сей шаловливый отрок отличался смышлёностью и тонким юмором, а впоследствии стал одним из оригинальнейших умов своего времени. Его искромётные остроты и каламбуры молниеносно передавались из уст в уста┘
Как и брат, он был полиглотом и определился по дипломатической части, начав в 1707 году службу в Посольском приказе переводчиком с немецкого и латинского языков. Карьера у Исаака Павловича задалась, и уже в 1709 году он был направлен в российское посольство в Пруссию, а в январе 1710 года ≈ в Данию.
Познания и опыт Веселовского, приобретённые в этих странах, оказали неоценимую помощь царю во время его второго великого путешествия по Европе в 1716√1717 годах, в ходе которого Россия намеревалась заключить союз с Пруссией и Данией против Швеции. Кроме того, царь высоко ценил поистине виртуозное владение Веселовским французским языком и, находясь в Париже, часто использовал его как толмача.
Вероятно, уже тогда, в путешествии, наш герой сблизился с Петром, иначе трудно объяснить его дальнейший взлёт: c 1718 года он был назначен секретарём и одновременно главой Иностранной экспедиции Посольской канцелярии, а с февраля 1720 года ≈ секретарём всей Коллегии иностранных дел.
Однако дипломатическая фортуна отвернулась от него, когда вышло наружу бегство его опального брата. Пётр незамедлительно перевёл Исаака Павловича на самую рядовую должность в значительно менее престижную Берг-коллегию. Но скоро, поняв, видимо, что горнозаводское дело бесконечно далеко от устремлений бывшего дипломата, царь смилостивился и решил использовать его лингвистические познания. Пётр доверил ему обучение французскому языку своих августейших дочерей, цесаревен Анны и Елизаветы. Если учесть, что монарх прочил Елизавету в жёны французскому королю, можно с уверенностью сказать, что знанию сего предмета он придавал первостепенное значение и относился к нему с большим пиететом. Веселовский приобщал цесаревен к французской словесности и культуре в течение целых трёх лет ≈ с июня 1722-го по июнь 1725 года! Не здесь ли следует искать истоки той галломании, которая впоследствии заполонит двор будущей императрицы Елизаветы Петровны?
В 1726 году мы видим Исаака Павловича уже на Кавказе, в армии, при ставке генерал-аншефа князя В. В. Долгорукова, командующего Низовым (Персидским) корпусом. Образованный еврей выполнял при нём обязанности секретаря. Замечательный военачальник, Долгоруков присоединил к русским владениям Кергерутскую область, Астару, Ленкорань и Кызыл-Агач и как раз в 1726 году за свои ратные подвиги получил (причём во второй раз) высшую награду России ≈ орден Св. Андрея Первозванного, а в 1728 году был удостоен чина генерал-фельдмаршала. Секретарь же его Веселовский не только не был награждён, но, отпущенный из Гиляни (Персия) в отпуск осенью 1727 года, в июне 1728 года был арестован и схвачен в Коломне, недалеко от Москвы.
Оказалось, что Исаак замешан в так называемом деле княгини А. П. Бестужевой (Волконской), бывшей в то время владелицей первого в России светского салона. Он особенно близко приятельствовал с родным братом Бестужевой, Алексеем Петровичем, бывшим в то время русским резидентом в Копенгагене, и через него сошёлся с княгиней. Пристанищем её друзей (в число коих входил и Веселовский) стал небольшой дом Асечки Ивановны (так они называли Бестужеву) на Адмиралтейском острове, в Греческой улице. Среди завсегдатаев салона, помимо нашего героя, были фаворит Елизаветы Петровны, будущий генерал-фельдмаршал А. А. Бутурлин, камергер Екатерины I C. А. Маврин, знаменитый арап Петра Великого Абрам Ганнибал, сенатор Ю. С. Нелединский и др. ╚Как это часто бывает в молодёжных компаниях,≈ говорит историк,≈ друзья создали некий собственный мир шутливых отношений, со своими обычаями, смешными церемониями, словечками и прозвищами. Они любили собраться вместе, поболтать, потанцевать, выпить вошедшего в моду "кофею"╩. Впрочем, сотоварищей объединяло ещё одно свойство: все они (каждый по своим резонам) ненавидели могущественного тогда светлейшего князя А. Д. Меншикова, на чей счёт постоянно чесали языки.