Зато местная кухня доставляла Антону Ильичу настоящее удовольствие. С неспешностью истинного гурмана он вкушал разнообразные яства, стремясь распробовать все оттенки вкуса того или иного блюда. Он не ленился выяснять у официантов названия соусов, специй и приправ, не страшась, пробовал новое с тем, чтобы составить свое мнение и найти свой рецепт. К концу отпуска он неплохо разбирался в меню и знал, как готовится и подается одно и то же блюдо на балийский, индонезийский и китайский манер.
Особую любознательность он проявлял к фруктам. И если поначалу из всего разнообразия фруктовой корзины Антон Ильич узнавал лишь желтые дольки ананаса, то со временем познакомился с множеством других плодов. К примеру полюбившийся ему сладкий фрукт размером с круглую сливу с плотной кожурой малинового цвета и нежной мякотью внутри, оказался мангостином. Грушевидный нежно-розовый плод, который Антон Ильич про себя называл розовой грушей, в действительности был яванским яблоком, названным по месту произрастания, острову Ява. Карамболой назывался фрукт зеленого цвета, состоящий из пяти продольных долек, больше похожий на цветок. Его неизменно использовали для украшения коктейлей и блюд, так как, нарезанный поперек, он превращался в ровные пятиконечные звезды. Были тут и пушистый рамбутан, желто-красный плод размером с картофелину, покрытый длинными волосинками, и твердый колючий плод с любопытным названием дуриан, и круглое светло-зеленое помело, которое Антон Ильич путал с таким же на вид плодом гуавы, и сочная зернистая маракуйя, и так называемый красный банан, меньше обычного, сладкий, с темно-розовой кожурой.
К чему Антон Ильич так и сумел привыкнуть, так это к обслуживанию в местных заведениях, а больше всего – к официантам. Хоть были балийцы улыбчивы и простодушны, Антона Ильича приводила в недоумение их непонятливость и нерасторопность. Взять, к примеру, ресторан, где он обычно обедал. Каждый раз он заказывал одно и то же блюдо, ассорти из морепродуктов и жареный рис, и каждый раз ему приходилось повторять, что соус к блюду он хочет кисло-сладкий, а не чесночный, как указано в меню, что подавать его следует отдельно, а в рис не добавлять зеленого лука. Что-то из этих трех простых условий обязательно нарушалось. Антон Ильич объяснял и так, и эдак, и ругался, и отказывался есть, требуя переделать, и просил по-хорошему, и оставлял чаевые, но успеха так и не добился.
Еще большее раздражение вызывали у него уличные зазывалы. Впервые услышав, как балиец обратился к нему по-русски: «привет! как дела? заходи! посмотри!», Антон Ильич оторопел от неожиданности, настолько не укладывался в его голове образ темнокожего человека в саронге и шлепанцах на босу ногу с родной русской речью. Как оказалось, присутствие русских туристов чувствовалось здесь во всем. Повсюду пестрели вывески на русском языке, кое-где по вечерам играла русская музыка, и балийцы, как умели, выговаривали русские слова. «Масас! Масас!» зазывали они на массаж, весьма распространенную здесь услугу. Массажные комнаты были здесь на каждом углу, кое-где людей усаживали в кресла прямо на улице, и щуплые балийки усердно массировали им стопы, тут и там на земле стояли аквариумы с рыбками, тоже предназначенные для массажа ног.
Но труднее всего Антону Ильичу было выносить их небрежное отношение и развязный тон. Навязчивость этих дикарей порой не знала границ. Они хватали иностранцев за руки и тянули в свой магазин или ресторан, а когда те отмахивались, подолгу брели за ними, уговаривая купить что-то или выклянчивая деньги. Антон Ильич, бесспорно, выделялся из толпы, был заметен издалека и потому чувствовал себя лакомым куском, который никто не хотел упустить. Стоило ему выйти за территорию отеля, как он притягивал к себе толпу зазывал, тянувших его в разные стороны и предлагавших свои услуги, начиная от экскурсии в какой-нибудь храм и заканчивая бусами из жемчуга.
Думая о прошедшем отпуске, Антон Ильич не мог не вспоминать о Лизе. Поначалу он был весьма осторожен и принимал меры безопасности, стараясь избежать любой возможности пересечься с ней. Это ему удалось, и вскоре история с Лизой стала забываться. Прошло еще некоторое время, и Антон Ильич и думать о ней забыл, как вдруг она возникла перед ним как гром среди ясного неба.
В один из дней Антон Ильич, заскучавший от однообразного отдыха, договорился о встрече с гидом. Ему отчаянно захотелось поехать куда-нибудь развеяться, и он решил выяснить, что можно посмотреть в округе. На встречу пришла молоденькая девушка. Антон Ильич предложил расположиться в баре отеля, заказал себе и ей по чашечке кофе и приготовился слушать. Из всего разнообразия экскурсий его заинтересовала одна, поездка в местечко с красивым названием Убуд, город художников и ремесленников. Насытившись природными красотами и экзотической едой, душа Антона Ильича просила культурных развлечений.
Девушка, вдохновленная решимостью Антона Ильича ехать, не откладывая, прямо на следующий день, говорила с энтузиазмом. Из ее рассказа Антон Ильич узнал, что Убуд считается культурным центром острова и располагает несколькими художественными галереями, в коллекциях которых находятся работы прославленных балийских живописцев, а также европейских мастеров, живших и творивших на острове в двадцатом веке. Она разложила перед Антоном Ильичом буклеты, и он с любопытством разглядывал красочные росписи по батику и лаконичные пейзажи, отображавшие природу и сцены повседневной жизни островитян. Само трехэтажное здание одного из художественных музеев, изображенного тут же, уже притягивало Антона Ильича своей необычной архитектурой и расположением – внушительных размеров здание утопало в зелени ухоженного тропического сада. Фотографии улиц города также пришлись по душе Антону Ильичу Было видно, что в городе повсюду продаются картины, антиквариат, расписные ткани, изделия из дерева и даже ювелирные украшения.
Они увлеченно беседовали, когда Антон Ильич краем глаза заметил, что в дверях стоит Лиза и сверлит его глазами. Он вздрогнул от этого недоброго взгляда. Сейчас подойдет и ударит, подумал Антон Ильич. Или закатит скандал на весь отель. Он окинул глазами помещение, другого выхода отсюда не было. Деваться было некуда. Что ж, будь что будет. С этой мыслью Антон Ильич прикрыл глаза и глубоко вдохнул, как научила его Линда. Выдохнув, вдохнул снова, стараясь дышать как можно медленнее. Девушка-гид с удивлением смотрела на Антона Ильича и происходящие с ним перемены. Тот сосредоточенно дышал, не обращая внимания ни на что вокруг. Девушка замолкла, подождала немного, затем наклонилась ближе, дотронулась до ладони Антона Ильича и, участливо вглядываясь в его лицо, спросила:
– Как вы себя чувствуете? Может, вам заказать воды? Вам наверно здесь душно?
Это подстегнуло Лизу, до этой минуты стоящую неподвижно. Рысью она скакнула вперед, встала перед ними и с издевкой произнесла:
– Что, опять болеешь? На чай напрашиваешься?
Повернувшись к гиду, она с чувством сказала:
– Девушка, не верьте ему! Он тот еще тип. Притворяется больным, а потом в постель к вам залезет! И ищи-свищи ветра в поле.
Она гневно глянула на Антона Ильича, замершего беззвучно, и отчеканила:
– Бабник!
Развернулась и гордо зашагала прочь.
Все чаще Антон Ильич думал о Сашеньке, и от этих мыслей на душе у него становилось тепло. Он с нетерпением ждал встречи и прокручивал в голове предстоящий разговор. Словно в подтверждение, в последние дни он получил от нее несколько сообщений. «Куда вы пропали? Когда вы возвращаетесь?» – спрашивала она. «Мне срочно надо вас увидеть. Мы можем встретиться раньше?» А на следующее утро Антон Ильич прочел: «Как приедете, сразу мне позвоните. Александра». Эти слова заставили его невольно улыбнуться и еще больше утвердиться в своих намерениях: в их отношениях с Сашенькой, несомненно, наступал новый этап.
Настал день отъезда. Спал Антон Ильич в эту ночь плохо. Едва он начал погружаться в сон, и приятная нега разлилась по его телу, как раздалось громкое комариное «и-и-и» прямо над его ухом. Он перевернулся на другой бок, и только стал снова сладко засыпать, как у лица снова пронзительно засвистело. То чего же противный звук, подумалось Антону Ильичу. Он подтянул одеяло и накрылся с головой. Не прошло и нескольких минут, как от жары он весь покрылся потом. Уснуть в такой духоте было невозможно. Тогда Антон Ильич решил пойти на хитрость. Он оставил открытым лицо и высунул из-под одеяла руку чтобы поймать комара, как только тот окажется рядом. С этой мыслью он стал погружаться в сон, и вскоре снова услышал знакомое «и-и-и». В полудреме Антон Ильич слышал, как комар кружит над его головой. Он старался следить за звуком и как только почувствовал, что комар сел ему на лицо, легонько себя хлопнул. Звук однако не прекращался. Еще не раз Антон Ильич хлопал себя по лбу по уху и по щекам. Не помогало. Под одеялом было невыносимо жарко, сон ушел, и Антон Ильич лежал в каком-то полузабытье, не в силах ни заснуть, ни пробудиться. Решив поймать-таки негодяя, чтобы заснуть наконец спокойно, он стал прислушиваться к комариному свисту, выждал, пока тот не затих у него на лице, и с размаху, что б на этот раз не дать ему уйти, звонко шлепнул себя по щеке. От удара Антон Ильич проснулся окончательно. Он сел в кровати и включил свет. Щека его горела. Мимо него со свистом пролетел комар.
Наутро укусы на лице Антона Ильича распухли, щека покраснела. Вид у него был мрачный и ясно говорил, что шутить он сегодня не намерен. Быть может, поэтому официант, которому Антон Ильич сделал заказ, как всегда, уточнив три своих пожелания, на этот раз выполнил все три пункта. Настроение у Антона Ильича сразу поднялось.
Как обычно, он занимал место за длинным столом на шесть персон, стоящим обособленно, внутри изящной беседки. Перед ним стелился океан, шумный и полноводный. Начался дождь. Отдыхающие, хватая вещи, побежали под навес, и на пляже никого не осталось. Официант прибежал к Антону Ильичу, прикрывая свой поднос вторым, от дождя, подал кофе и забрал грязную посуду. Антон Ильич остался один. Он смотрел, ка