– Правильно сказала. Я всегда тебе говорил, что ты маменькин сынок. Тебя твоя матушка, дать бог ей здоровья, с детства в ежовых рукавицах держала. И до сих пор держит.
– Ген, ну что ты такое говоришь? В детстве да, но сейчас?
– Да ты посмотри, как ты на ее звонки реагируешь. Бледнеешь весь, заикаешься. До тебя потом минут десять вообще не достучаться. Сидишь как истукан, ни на что не реагируешь. А если она что-то попросит, так ты вообще думать ни о чем другом не можешь. Разве не так?
– Так, – признал Антон Ильич нехотя и тут же парировал: – А ты разве не бросаешь все и не бежишь к своей матушке, когда ей что-то надо?
– Бегу.
– Ну вот!
– Что, вот?
– Я же не говорю, что ты маменькин сынок.
– Так я и сам это знаю!
Наконец они добрались до Александры. Лицо Геннадия Петровича посерьезнело. Несмотря на пламенные речи Антона Ильича, он не разделял оптимизма друга. А услышав о том, что произошло сегодня утром в его офисе, он сказал совершенно серьезно:
– Тоша, все это не шутки. Я советую тебе бросить все это, пока не поздно. И пока она не разгромила мне офис.
– Как это бросить?
– Прекратить встречаться.
– И что я ей скажу?
– Скажи, что период интенсивной терапии закончен, и у вас перерыв. На год. Через год она уже не вернется. Это я тебе обещаю.
– То есть как, на год? Я не могу.
– Почему не можешь?
– Ну не могу, и все тут…
– Тоша, я думал, у вас роман. А ты непонятно чем с ней все это время занимался.
– Мы беседовали.
– Беседовали! Я тебе сразу сказал, что это плохо кончится. Она тебя просто использует.
– Так я как раз и хотел сегодня расставить все точки над «й». Хотел признаться ей во всем.
– Тоша! Ты с ума сошел?
– Почему?
– Господь с тобой! Раньше надо было признаваться.
– Никогда не поздно сказать правду.
– Нет, Тоша, поздно. Поздно! Ты думаешь, она от радости кинется тебе на шею, когда все узнает? Да она сожрет тебя вместе с твоим букетом. Ты станешь для нее козлом, который обманом втерся в доверие и выведал все ее секреты. Так что не вздумай. Ни в коем случае!
И вообще, бросай все это. Иначе станет только хуже.
– Нет, я хочу разобраться.
– В чем тут разбираться?
– Я думаю, что у нее сложная ситуация…
– Тоша, полгода назад ты говорил то же самое. Ничего не поменялось.
– Да, но ею просто движут эмоции. Нельзя же из-за этого бросать человека. Сейчас она остынет, успокоится, наверняка извинится, и мы сможем поговорить спокойно.
– Ну-ну Жди. Будет она извиняться. Еще тебя же и дураком выставит.
– Да нет. Она не такая.
– Ладно. Делай, как знаешь.
– Ген, только мне нужна твоя помощь.
– В чем? В том, чтобы успокоить истеричную даму? Может, позвонить ей за тебя? Извиниться? Букетик еще один передать?
– Гена, ты очень предвзято к ней относишься.
– Тоша, я знаю такой тип женщин.
– Мне просто нужен твой совет. Я хочу понять… Это нужно мне, понимаешь?
– Ну хорошо. Что ты хочешь понять?
– Все.
– Все?
– Да. Зачем она ко мне приходила, что между нами происходит… Все.
– Тогда, друг мой, тебе придется начинать все сначала. И действовать по науке.
– А ты меня научишь?
– Тоша, давай только не сегодня! Я тебя прошу. Даже у меня уже голова болит от твоей Александры. Хватит ее на сегодня. Вот Лиза! Какая хорошая девушка! Добрая, заботливая. Все с ней ясно, все понятно. Никаких загадок! И чем она тебе не угодила?
– Ген, давай сделаем так. Я приду к тебе в офис, как все остальные, официально, на консультацию.
– Тоша…
– И заплачу денег. Только не спорь.
– Ну хорошо.
– И буду ходить столько, сколько надо.
– Ладно.
– И давай начнем прямо на этой неделе.
– Ладно, начнем.
– Точно?
– Точно, точно.
– Вот и отлично. Спасибо, Ген.
– Да не за что пока. Бабник!
И они захохотали снова.
На следующей неделе, выезжая с работы раньше обычного, чтобы отправиться на встречу к другу, Антон Ильич обратил внимание на машину, припаркованную рядом с его. Не в первый раз уже он замечал этот старенький автомобиль выцветшего красного цвета. Вчера он стоял здесь же, только на другой стороне улицы. Водитель, как и вчера, сидел внутри, как будто кого-то ждал. Увидев, что Антон Ильич смотрит на него, он опустил голову, пошарил рукой в карманах куртки, достал сигарету и закурил.
– Ну рассказывай.
– С чего начинать?
– Сколько ей лет?
Антон Ильич задумался.
– Около тридцати. Тридцать или, может, тридцать с небольшим. Но не больше тридцати пяти, это точно.
– Тоша, ты даже возраста ее не знаешь?
– Ген, ну не стану же я у женщины возраст выяснять.
– Да причем тут это! Возраст надо знать точно, это абсолютно нормальный вопрос. Ладно, в следующий раз спросишь у нее.
– Прямо так и спросить?
– Прямо так и спросить. Не замужем?
– Насколько я понимаю, нет.
– А была?
– Не знаю.
– Ну ты даешь! О чем вы там говорили все это время?
– Ну я же не знал, что надо об этом спрашивать…
– Живет она с кем?
– Как с кем…
– Мужчина есть у нее?
– Есть конечно! В этом-то все и дело, он уже два года ей голову морочит…
– Постой, постой. Живет он с ней или нет?
– Нет.
– Женатый значит?
– Почему?
– Потому.
– Разведенный. Вернее, как раз сейчас разводится.
– Все понятно. А что родители ее?
– А что родители?
– Вместе, разведены?
– Это я не в курсе.
– Но мать-то жива?
– Вроде да.
– С ней живет?
– Не знаю. Она что-то про маму свою рассказывала, я только не понял, это сейчас или раньше было…
– А про отца что говорит?
– Ничего.
– Ругала?
– За что?
– Ну, что такой-сякой, бросил маму не помогал, детьми не интересовался?
– Да нет вроде.
– Хвалила? Папа у нас замечательный, просто молодец, сейчас таких мужчин уже нет?
– Да-да, точно! Вот прямо так и говорила!
– Ясно. Дети есть у нее?
– Нет, не похоже.
– Тоша, я не пойму, ты это на глаз что ли определяешь?
– Ну почему…
– Ты у нее спрашивал?
– Нет.
– А братья-сестры?
– Вроде нет. А, нет, есть!
– Кто?
– Сестра.
– Старше, младше?
– Не знаю. Но точно помню, про сестру говорила.
– Что говорила?
– Что она брюнетка, а у сестры волосы светлые. Да! Точно. Сестра у нее блондинка.
– И все?
– Все.
– Это конечно нам очень поможет.
– Да?
– Эх, Тоша. Как ты продержался-то столько времени на ринге?
– А что?
– Ну как что? За столько времени ничего не выяснил. Ты же не знаешь, с чем имеешь дело.
– Да я как-то все больше слушал…
– Ну и что ты там наслушал? Рассказывай, что ты точно знаешь о ней.
Антон Ильич рассказал…
Знал он действительно немного. И сам удивлялся тому как мало он мог быть уверен в том, что знал. Вся его история строилась на догадках и предположениях, рассуждал он обывательски, руководствуясь одним лишь своим житейским опытом. А этого, как он теперь понимал, было совсем не достаточно. К тому же, Геннадий Петрович объяснил ему что нельзя безоглядно верить всему, что рассказывает о себе человек.
– Пойми, человеку всегда хочется выглядеть лучше, чем он есть. Особенно женщине. Поэтому нельзя ни о чем судить по их словам. Доверять можно только фактам.
А фактами Антон Ильич не располагал.
– Все с тобой понятно. Значит так, давай, записывай вопросы. В субботу спросишь у нее все, что я у тебя сейчас спрашивал.
– Понял.
– И самое главное, спроси, для чего она к тебе ходит.
– Так и спросить?
– Так и спроси. Что она хочет решить при помощи вашей работы?
– …при помощи нашей работы, – записывал Антон Ильич себе в блокнот.
– Спроси, в чем конкретно, по ее мнению, заключается ее проблема.
– …в чем конкретно…
– И еще себе вопрос задай. Да перестань писать! Посмотри на меня. Сам подумай, чего ты к ней прицепился. Что ты от нее хочешь? Это я тебя спрашиваю как консультант. Подумай. Потом мне скажешь.
– Хорошо.
– И ее ответы запишешь также в свой блокнот, чтобы ничего не забыть.
– Хорошо. Вот она удивится!
– А ты что, до этого совсем не вел записи?
– Нет. А надо было?
– Ну ты сам подумай. Не можешь же ты запоминать все, о чем вы говорите.
– Все – нет. Но то, что я понял, я уже не забуду.
– Про сестру-блондинку например? Ладно, ладно, шучу. Но все равно, если ты ничего не записываешь, значит, одно из двух. Либо у тебя гениальная память. Либо…
– Что?
– У тебя один-единственный клиент.
– Да?..
– Да. Так что начинай записывать.
– Понял. А что, вопросы прямо так вот и задавать? Прямо в лоб?
– Прямо в лоб. Ну, вначале, конечно, скажешь, что в вашей совместной работе вы подошли к той точке, когда, для того чтобы двигаться дальше, тебе нужно уточнить некоторую информацию. Скажешь, что семья и родители играют колоссальную роль в судьбе ребенка, и поэтому важно понимать…
– Стой, стой! Я же не успеваю записывать!
Между тем, на работе дела у Антона Ильича шли неважно. На совещании, первом в насупившем новом году, Алексей Евсеич критиковал одного за другим руководителей подразделений. У Антона Ильича дыхание сперло: вот-вот настанет и его черед. Ему было нечего сказать в свое оправдание. Да если бы и было, Антон Ильич знал – когда Алексей Евсеич в таком настроении, лучше не лезть на рожон. Когда прозвучало наконец его имя, Антон Ильич глубоко вдохнул, чтобы хоть как-то справиться с волнением и успокоить бешеный стук своего сердца.
– А ты, Антон Ильич, что тут щеки надуваешь? – прогремел начальник. – Ты бы с клиентами так щеки надувал! Глядишь, продажи пошли бы.
Алексей Евсеич кричал, возмущался и грозился лишить руководителей обещанных премий. Сердце Антона Ильича екнуло. Он припомнил слова Линды о том, что кто-то забирает у него деньги. Неужели… Неужели это Алексей Евсеич? Не может быть! Алексей Евсеич никогда не стал бы делать этого нарочно. А то, что он сказал на счет премии, так это заслуженно. Это справедливо. В этом Антон Ильич не сомневался. К тому же, Линда говорила, что это кто-то, с кем Антон Ильич знаком недавно. А у Алексея Евсеича он работал уже много лет. Он ему как отец родной. Однако ж, кто бы это ни был, пророчество-то сбывается, подумал Антон Ильич. Денежки его тю-тю… Не видать ему премии, как своих ушей.