– Мы не могли вас ждать, Васечкин, – говорит генерал Алла Иванна. – Вместо вас полетел товарищ Петров.
А Петров, сидя в это время в улетающей ракете, гордо ухмыляется. Он щёлкает каким-то рычажком на пульте управления и объявляет в микрофон:
– Пролетая над родной школой, передаю горячий привет своему соседу по парте!
Голос Петрова, усиленный мощными динамиками, разносится по всему космодрому.
– Привет, Васечкин! Пиши! – провозглашает он.
Васечкин, задрав голову, тщетно смотрит ввысь, пытаясь разглядеть удаляющуюся ракету. Но только ехидный петровский смех доносится из заоблачных высот.
– О чём ты только думаешь, Васечкин? – раздался голос Аллы Иванны где-то совсем рядом.
Васечкин вздрогнул и перевёл взгляд с улыбающегося Петрова на расстроенную учительницу.
– Ни о чём, – сказал он. – Можно сесть, Алла Иванна?
– Садись, – вздохнула Алла Иванна.
Васечкин сел.
– Такой ты, значит, друг? – сказал он Петрову. – Да?
– Ты что, Васечкин? – удивился Петров. – Ты чего, обиделся, что ли? Просто смешно было, вот и всё.
– Ладно, ладно, – сказал Васечкин. – Мы ещё посмотрим, кто пролетит над родной школой!
И он покосился на Машу Старцеву.
Мыслитель
Петров и Васечкин сидели на заборе. Делать им было особо нечего. Они глазели по сторонам и лузгали семечки. При этом старались выплюнуть шелуху как можно дальше.
Это интересное занятие захватило обоих настолько, что они даже не разговаривали между собой.
Так прошло примерно полчаса.
– Всё, – неожиданно объявил Васечкин. – Я выиграл.
– Как же так, – удивился Петров, – я же дальше плюнул?
– Зато я метче, – возразил Васечкин, – я вон в тот камень попал.
– Но ведь мы про тот камень не договаривались! – возмутился честный Петров. – Это не по правилам. Если ты такой, так я вообще уйду.
– Ладно, – сдался Васечкин. – Я не выиграл.
– А кто же выиграл? – подозрительно уточнил Петров.
– Никто не выиграл! – заявил Васечкин. – Победила дружба! Ясно?
– Ясно, – буркнул Петров.
Оба помолчали.
Васечкинское решение не совсем устраивало Петрова, но он решил не обострять ситуацию.
Что же касается самого Васечкина, то ему почему-то было обидно. Неожиданно какая-то идея блеснула в его глазах.
– Слушай, Петров, – сказал он невинным голосом. – А ты не знаешь, почему умные люди, когда думают, чешут лоб, а глупые затылок?
Петров напрягся. Он смутно чувствовал подвох, но не понимал, в чём именно он заключается.
– Надо подумать! – наконец осторожно произнёс он и почесал затылок.
Васечкин просиял.
Он был полностью удовлетворён ответом.
Страшная история
– Выходи, Горбатый! – крикнул капитан Жеглов. – Я сказал, Горбатый!
Банда «Чёрная кошка» была поймана. Фильм кончился. В комнате вспыхнул свет.
– Я бы смогла полюбить капитана Жеглова, – задумчиво сказала Яблочкина.
Васечкин вздохнул.
– Потому что его все боялись, – объяснила Яблочкина.
– Подумаешь, если я захочу, меня тоже все будут бояться, – сказал Васечкин.
– Тебя? – ехидно усмехнулась Яблочкина и скрылась за дверью с надписью: «Спальня для девочек».
– А вот увидишь! – крикнул ей вслед Васечкин.
В лагере все спали. Большая круглая луна бесшумно плыла по небу.
Васечкин тихо встал, надел на голову маску аквалангиста, на ноги натянул перчатки, руки сунул в ласты и, шевеля ими, прокрался к спящему Вове Сидорову.
Луна спряталась за тучу.
– Сидоров! – страшным шёпотом позвал Васечкин.
Сидоров открыл глаза и непонимающе уставился на Васечкина.
– Не помешал? – басом спросил Васечкин.
– Отстань, Васечкин, – вздохнул Сидоров и повернулся на другой бок.
Васечкин поправил маску и пощекотал пятку Петрову. Тот дрыгнул ногой и поглубже залез под одеяло.
– Петров, открой глаза, – зашептал ему на ухо Васечкин.
Петров изогнулся и с головой нырнул под подуш ку, категорически отказываясь просыпаться.
Васечкин безнадёжно махнул ластой и подошёл к кровати Горошко.
– Горошко! – густым басом задышал ему в ухо Васечкин. – Немедленно встаньте, Горошко!
Горошко открыл один глаз.
– Встану – в лоб дам! – серьёзно пообещал он.
Васечкин вздохнул и вышел в коридор. Луна следом за ним обошла дом и теперь светила в большое коридорное окно.
Васечкин крался по стене к спальне девочек. Вдруг он замер на месте от ужаса. Прямо на него из другого конца коридора смотрело какое-то жуткое страшилище. У монстра были омерзительная свинячья морда, длинные щупальцы на ногах и лапы моржа вместо рук.
Васечкин попятился, но не удержался и упал. Объятый страхом, он тотчас же вскочил и сломя голову бросился по коридору, загребая ластами воздух. Один такой гребок зацепил портьеру, которая с грохотом полетела с окна и накрыла обалдевшего Васечкина с головой.
Двери обеих спален распахнулись. Мальчишки и девчонки посыпались в коридор, поднимая страшную суматоху.
Никто ничего не понимал.
Яблочкина, выбежав последней, стояла позади всех и зябко куталась в простыню.
Упавшая портьера вдруг зашевелилась и позвала:
– Яблочкина!
– А-а-а! – закричала Яблочкина и, как испуганное приведение, бросилась вон из дома.
Васечкин выбрался из-под портьеры и помчался за нею.
Он кричал:
– Стой! Стой!
Но не тут-то было.
Яблочкина во всю мочь летела по тёмной аллее.
Васечкин бросился ей наперерез.
– Стой, Яблочкина! – взмолился он, вырастая перед ней из-за кустов.
Яблочкина оцепенела.
Васечкин миролюбиво, успокаивающе поднял руки с ластами. Его лицо в лунном свете блестело как один стеклянный глаз.
Яблочкина задрожала.
– А-а-а! – закричала она и что было сил припустила вперёд.
Васечкин остался один и сразу же вспомнил про чудовище. Где оно?
Вдруг послышался нарастающий топот. Вне себя от ужаса Васечкин прыгнул в кусты и, продравшись сквозь них, уткнулся в пьедестал без скульптуры.
Решение пришло мгновенно. Васечкин вскарабкался на пьедестал и замер, притворяясь изваянием. От страха он зажмурился и открыл глаза, лишь когда топот промчался и стих.
Васечкин облегчённо перевёл дух, глянул вниз и, едва не заорав, чуть было не свалился с пьедестала.
Прямо на него укоризненно смотрело большое белое лицо поверженного наземь гипсового дискобола.
Васечкину стало очень не по себе. Не решаясь спрыгнуть на землю, он беспомощно оглянулся.
– Ты чего там делаешь, Васечкин? – заставил его вздрогнуть голос Маши Старцевой, которая с интересом рассматривала его снизу. – Ты зачем туда залез?
Васечкин не ответил.
– Тебе что, Васечкин, страшно? – догадалась Маша.
Васечкин кивнул.
– Мне тоже страшно, – призналась Маша. – Все как с ума посходили, кричат, бегут. Я и тебя испугалась. Что это, думаю, за чудище стоит?
– Правда? – спросил Васечкин. – Я и хотел всех напугать.
– Зачем же людей пугать, – сказала Маша. – Это нехорошо. Себе же хуже будет. – И протянула Васечкину руку. – Ну, ладно, слезай, Васечкин, не бойся.
Васечкин снял ласты и спрыгнул вниз.
Держась за руки, они тихо пошли по тёмной аллее. А по лагерю то там, то тут ещё долго слышались топот и вопли носившихся друг за другом мальчишек и девчонок.
Стрижка
– Следующий! – провозгласил парикмахер, поворачиваясь к двери. – Прошу!
В дверях появилось длинноволосое создание лет тринадцати в потёртых джинсах и свитере.
– Женский зал у нас напротив! – любезно сказал парикмахер.
– Вижу! – рявкнуло создание. – Не слепой!
– Извините, – растерялся парикмахер. – Не признал. Прошу вас.
– Гусев моя фамилия! – миролюбиво объявил юнец. – А кликуха моя Гусь.
И он продемонстрировал парикмахеру внушительный кулак, на сжатых пальцах которого и вправду виднелась татуировка – «ГУСЬ».
– Понятно, – кивнул парикмахер. – Я о вас слышал. У меня стригутся Петров и Васечкин, они мне о вас рассказывали. Да вы, Гусь, садитесь, не волнуйтесь. Всё будет в лучшем виде.
– А я и не волнуюсь, – заявил Гусь. – А про Петрова и Васечкина вспоминать не надо! Они у меня ещё получат своё!
Он уселся в кресло и обеими руками разгрёб волосы на лице, обнаружив унылую веснушчатую физиономию.
Парикмахер обмотал его простынёй.
– Как будем стричь? – спросил он, пощёлкивая ножницами.
– Что за вопрос, отец?! – возмутился Гусь. – Как обычно! Точно так же как в прошлом году!
И он гордо тряхнул своими патлами.
У парикмахера вытянулось лицо.
Деревенские страдания(Воспоминание Петрова)
Петров отдыхал у бабушки в деревне. Было ему тогда лет шесть. И вот как-то он и соседская девчонка Танька, которой только исполнилось пять, лежали под высоким раскидистым деревом в этакой рассеянной задумчивости.
Собственно, они не просто лежали, а одновременно как бы и работали – пасли домашний скот. Рядом с Петровым мирно щипала травку корова Милка, а неподалёку от Таньки паслась коза Лушка. Грело солнышко. Петров в некоторой прострации жевал травинку. Танька, что-то мурлыкая, плела венок.
Прокричал петух. Вдалеке зазвучала балалайка.
– Вась, а Вась! – повернулась к Петрову Танька.
– Ну! – отозвался Петров.
– А ты когда-нибудь женишься?
Петров задумался.
– А чё, – наконец ответил он. – Может. И женюсь.
– А ты бы на какой девочке женился? – с интересом спросила Танька.
Петров снова задумчиво пожевал травинку.
Танька терпеливо ждала.
– Я бы на той женился, – после долгой паузы сказал Петров, – у которой бы было голубенькое платьице.
– Ага, – удовлетворённо кивнула Танька, оглядев свой голубой сарафан.
– И у которой волосики бы были светленькие!