Не знаю, как вам, а мне так не очень. И как раз потому, что Варя не с куклой играет, а воспитывает реального, живого мальчишку. То есть ей кажется, что воспитывает. Потому что именно так обращается с детьми ее собственная мама…
Ну конечно, мама: не сама же Варя додумалась до тех «очень простых правил», которые она столь успешно (я не шучу: действительно успешно!) применяет на своем маленьком брате… Другое дело, что успешность такого «воспитания» — величина со знаком минус, потому как с воспитанием подлинным оно ничего общего не имеет.
Послушаем-ка, что думал об этом Николай Носов, который был не только большим писателем, но и талантливым воспитателем — и в жизни, и в книгах: «…В деле воспитания требуется… больше ума, чем рвения, и не следует забывать, что здесь, как и в лечебной практике, большую роль играет не только само лекарство, но и правильная дозировка».
К сожалению, не только Варина мама, но и многие другие мамы и папы искренно думают, что всевозможные запреты и чтение ребенку морали по всякому поводу и даже без повода — это и есть воспитание. Над таким пониманием потешался еще Макаренко в своей знаменитой «Книге для родителей»…
В угол носом
И даже мягкость Вариного тона по отношению к братишке тоже, скорей всего, позаимствована у мамы (Вовке, впрочем, от такой мягкости не легче). Мягкость эта идет не от доброты душевной, а от педагогического правила, предписывающего говорить с детьми мягким, ровным голосом.
«Постукивая ножом по краю тарелки, она говорила мягко, но очень внушительно:
— Ну кто так держит вилку? Вовонька, ну кто так держит вилку? А? Как мама тебя учила держать вилку?»
Если и были какие-то сомнения насчет того, кому подражает Варя в своем воспитательном раже, теперь и они рассеиваются. Маме, конечно же, маме!
«Вовка подавил судорожный вздох, тоскливо взглянул на вилку, зажатую в кулаке, и долго вертел ее, прежде чем взять правильно. И без того маленький, он так съежился, что подбородок и нос его скрылись за краем стола, а над тарелкой остались только большой, пятнистый от загара лоб да два грустных серых глаза.
— Не горбись, — мягко сказала Варя. — Вот будешь горбиться и вырастешь сутулым. Вовонька, я кому говорю!»
Мальчишка старается все поскорей запихать в рот, чтобы сократить тягостную церемонию обеда, но наставлениям еще не конец:
«— А что надо сказать, когда покушал?
— Варя, спасибо, я уже покушал, спасибо! — отчаянно заторопился Вовка. — Варя, я можно пойду на улицу?
— Лишнее это, — отрезала Варя и, подумав, добавила: — У тебя шея грязная. Сейчас будешь шею мыть. Ужас, до чего запустили ребенка!
Вовка помертвел. Мытье шеи было самой страшной процедурой, которую сестра учиняла над ним в отсутствие родителей».
Так продолжалось еще долго. Когда Федя вернулся с прогулки, «Вовка уже четверть часа был поставлен „в угол носом“. За что его сестра так поставила, он как следует не понимал…»
Эта сцена — самая первая в повести — несет огромную смысловую нагрузку. Показав нам только Капустиных-младших, писатель фактически нарисовал подробнейшую картину жизни семьи, где отец, как видно, чаще всего отсутствует и в воспитание детей не вмешивается, а тяжелую воспитательную руку матери мы чувствуем, наблюдая за ретиво подражающей ей Варей. И как Вовке достается в отсутствие матери, так и Феде, наверно, не меньше достается от Капустиной-старшей. Но Вовке хоть можно уповать на возвращение мамы: все-таки — немножко полегче будет. А на что надеяться Феде? Кому он может пожаловаться?..
Нет, хотя возраст возрастом и романтика романтикой, но, как видно, не только они заставили Федю бежать из дому. И если побег не удался, то Феде можно лишь посочувствовать: его «судьба еще ли не плачевна»? Дома его как проштрафившегося ожидает режим еще более строгий, а в школе насмешки товарищей и презрение его лучшей подруги Луны…
«Труп принадлежит…»
Писатель смеется над Федей не за то, что он пытался бежать, и даже не за то, что побег не удался. А за то, что Федя оказался болтуном. Приготовив противоядия против морозов и волков, ожидающих его на Севере, он испугался заурядного школьного вора, укравшего у него фотоаппарат.
Кстати: имел ли Федя серьезные шансы на успех, не случись эта злополучная история с фотоаппаратом? Вряд ли. С огромным мешком, из которого — летом! — торчали валенки, его задержал бы первый же милиционер, не дожидаясь даже сообщения о побеге. Но это другое дело: тогда о нем можно было бы сказать, что он сделал все, что мог…
Между прочим, корни этой неудачи также кроются в атмосфере семьи Капустиных. При таком воспитании, основанном на полном подавлении воли ребенка, из него никак не мог вырасти смелый и решительный человек.
На примере «Приключения не удалось» особенно хорошо видна природа юмора Сотника, ситуативная[9] его основа. Удайся побег или, по крайней мере, не обернись он столь очевидным конфузом для главного героя, многие Федины поступки приобрели бы не комическое, как теперь, а трогательное, отчасти даже героическое звучание. Я имею в виду и письмо, оставленное им для стенгазеты, копию которого он хотел направить в «Комсомольскую правду» (о скуке в пионерском отряде), и заготовленную им эффектную фразу на случай, если бы какой-нибудь учитель вздумал спросить у него урок в день побега («По причинам, о которых я не хочу говорить, я сегодня уроков не приготовил»). И наконец, записку, которую он вложил в специальный мешочек, сшитый для него Луной, и собирался подвесить себе на шею: «Труп принадлежит бывшему ученику Третьей черемуховской средней школы Капустину Федору Васильевичу. О смерти прошу сообщить по адресу: г. Черемухов, ул. Чехова, 6. Капустину Василию Капитоновичу. Труп прошу похоронить здесь же, в тундре».
Разумеется, Федя не сам эту записку придумал. Он подражает известным приключенческим образцам. А ему самому подражает Вовка, еще больше окарикатуривая и без того карикатурно обернувшуюся ситуацию…
Справа лежал топор
Кстати, именно с Вовкой связаны лучшие комические сцены повести. Самая смешная из них — в финале. Уже полностью экипированный для похода (он думает бежать вместе с братом), Вовка в решающий момент засыпает, и тайное внезапно становится явным.
Утром Варя, впервые за три года опаздывавшая в школу, бросилась к Вовке. «— Вовка, вставай немедленно, без четверти девять, я в школу опо… — начала было она и вдруг умолкла в странном удивлении.
Вовкино одеяло сползло на пол. Сам Вовка крепко спал, хотя пот струился по его лицу. Спал одетый в пальто, с шеей, обмотанной кашне. На подушке валялась его кепка, съехавшая ночью с головы. Справа от Вовки лежал большой топор-колун, слева — Варин мешок для галош, из-под которого растекалась по простыне лужа темно-коричневой жидкости». (Следы раздавленных помидоров. — С. С.)
Изумительно живописная сцена, так и просящаяся на полотно! У Сотника немало таких сюжетов. Чего стоит один козел «с безумным взглядом, каким смотрит с картины Иван Грозный, убивший своего сына»…
Но закончим разговор о «Приключении не удалось».
Итак, Капустина-старшая подражает не лучшим педагогическим образцам; Варя подражает матери; Федя — героям приключенческих романов; Вовка — Феде… В результате должна бы получиться ослепительно веселая повесть. На самом же деле она получилась грустно-веселой. Недаром кончается она на той же ноте, что и началась: «…За шкафами мирно посапывал Вовка. Ему сегодня пришлось особенно тяжело. После всего, что случилось, Варя решила, что недостаточно занималась его воспитанием, и принялась наверстывать упущенное».
Дальше можно не продолжать. Остальное понятно.
Не нуждаясь в рекламе
В некоторых нелитературных журналах, а еще чаще в газетах, можно встретить рассказы, в которых специально оговорено, что они юмористические. Так прямо и пишется в подзаголовке: не просто рассказ, а «юмористический рассказ».
Посетует кто-нибудь на весьма даже скромные достоинства рассказа, а писатель и скажет: «Чего же вы хотите, это ведь не просто рассказ, а юмористический…»
Юрию Сотнику такие обманно-рекламные вывески не нужны. Смех присутствует в его книгах не как обязательный, «принудительный» элемент, а как естественное, органическое свойство писательского таланта. А художественный уровень его прозы столь высок, что не требует ни поблажек, ни подпорок.
Лев Толстой считал, что «есть три сорта рассказчиков смешного: низший сорт — это те, которые во время своего рассказа сами смеются, а слушатели не смеются; средний сорт — это те, которые сами смеются и слушатели тоже смеются; а высший сорт — это те, которые сами не смеются, а смеются только слушатели».
Если эта классификация справедлива, то Юрий Сотник — кандидат в юмористы высшего сорта: какие бы смешные истории он ни рассказывал, заставляя читателя «изнемогать от смеха», сам он при этом остается невозмутимо серьезным.
Библиография
Почти все наиболее значительные произведения Сотника можно найти в двух больших однотомниках писателя: «Невиданная птица» (М., «Детская литература», 1964) и «Вовка Грушин и другие» (М., «Детская литература», 1974). Книги о жизни и творчестве писателя, а также печатной автобиографии его пока нет. Из статей обратите внимание на следующие:
М. Бременер. Исследователь. «Семья и школа», 1964, № 6.
B. Гиленко. О веселом, серьезном писателе Юрии Сотнике и его героях. (В кн.: Ю. Сотник. Вовка Грушин и другие. М., «Детская литература», 1974).
А. Ивич. Рассказы и повести Юрия Сотника. (В сб.: «Детская литература». М., «Детская литература», 1970).
Н. Кремянская. Мир юных и находчивых. «В мире книг», 1970, № 9.
Б. Сарнов. О рассказах Юрия Сотника. (В кн.: Ю. Сотник. Невиданная птица. М., «Детская литература», 1964).