– Пороть! – решительно заявил отец. – Кстати, где Семён?
Но я давно уже сидел на буфете. Если я чувствую, что меня вот-вот накажут, быстро туда забираюсь. Буфет старинный и очень высокий, он нам ещё от прадедушки достался. Кроме меня туда никто залезть не может. У меня там, наверху, даже книжка припрятана про пиратов и сухарики с изюмом. Так что на буфете я могу долго просидеть, хоть до самого вечера. Пока папа не остынет.
– А ну-ка, слезай! – грозным голосом сказал дедушка. – Сейчас пороть тебя будем.
– Дубасить! – заулыбалась бабушка.
– Молотить! – сказала мама.
– Колошматить! – вставил дядя.
– Шелушить! – подпрыгнул дедушка.
– Мутузить! – добавил папа.
Я свесил голову вниз и покачал ей:
– Ни за что не слезу вниз, пока вы не пообещаете меня не трогать.
– Ладно, – сказала мама. – Совсем ребёнка запугали. Слезай, не тронем мы тебя.
– Мы пошутили, – пробурчал папа.
– Верно, – добавил дядя. – Просто пошутили!
– Всё равно не слезу! – твёрдо сказал я. – Буду тут до ночи сидеть. Книжку читать про пиратов.
– Слезай, я тебе конфету дам! – пообещала бабушка.
– За одну конфету ни за что не слезу, – помотал головой я. – Только за десять конфет.
– Хорошо, Семён, получишь десять конфет, только слезай вниз, – попросила мама.
– И новую клюшку! – добавил я.
– Что? – возмутился папа. – Он ещё условия ставит!
– Хорошо! – пообещала мама. – Клюшку тебе дедушка купит.
Но я всё равно не торопился вниз. Знаю я их: наобещают с три короба, а как только слезу, начнут меня мутузить, пороть и шелушить. Я читал про такое в одной книжке. Там врага выманивали из укрытия и обещали ему золотые горы. А когда он выходил, то ничего не получал. Это называется «военная хитрость».
– А хочешь, мы тебе самокат купим? – спросил дядя.
– И новые лыжи! – добавила бабушка.
– Ладно! – вздохнул я. – Так уж и быть, спущусь.
А про двойку никто так и не вспомнил. Вот что значит военная хитрость!
Хор сонных сусликов
Вчера у нас был урок пения. И хоть петь мы любили, это было настоящее мучение. Наша учительница пения заболела, и к нам на замену прислали другую учительницу, Анну Николаевну, из соседней школы. А она больше всего на свете любила хор организовывать. Поставит весь наш класс на сцену и давай нас мучить. Вот и вчера…
– Ну-ка, построились все быстренько! – скомандовала она.
Мы нехотя залезли на сцену.
А учительница взяла журнал и стала с нами знакомиться: она перечисляла наши фамилии вслух, чтобы хорошенько всех запомнить.
– Ну-ка, скажите, есть ли среди вас таланты? – спросила Анна Николаевна. – Музыканты или певцы? Выходите вперёд, живее.
Но талантов среди нас не было. Вернее, были, но выходить вперёд никто не хотел.
– Хорошо, – строго сказала Анна Николаевна. – Если талантов среди вас нет, будем работать с тем, что есть.
Это значит, с нами.
– Будем петь песню: «Не крутите пёстрый глобус…», – сообщила нам учительница.
Мы построились на сцене по росту и затянули:
Не крутите пёстрый глобус,
Не найдёте вы на нём
Той страны, страны особой,
О которой мы поём…
– Стоп-стоп-стоп, это что за безобразие? – закричала Анна Николаевна. – Это не дети, а какой-то хор сонных сусликов. Вы что, не можете громче петь?
– У нас голоса слабенькие! – пискнула Света Карамелькина.
– Ничего, сейчас будем тренировать ваши голоса, – грозно сказала учительница. – И-и, начали!..
– Не крутите пёстрый глобус…
– Бубликов, что ты головой всё время крутишь в разные стороны, словно это не голова, а пёстрый глобус, про который вы поёте? Прекрати немедленно! И-и…
– Анна Николаевна, а можно в туалет? – спросил Пашка. – Мне очень надо.
– А двойку тебе не надо? – тут же спросила мучительница.
– Нет, не надо! – отозвался Паша.
– Тогда терпи! – топнула ногой учительница. – Со второго куплета все вместе, и-и!..
– В новый класс, как в новый город,
Мы приходим каждый год…
– Сёмёнов! – строго посмотрев на меня, крикнула Анна Николаевна.
– Я не Семёнов, я Рыжиков, а зовут меня Семён, – поправил я.
– Ну, хорошо, Рыжиков, хотя какая разница? Ты почему так плохо поёшь? Ты почему рот еле-еле открываешь?
– Он у меня больше не открывается, – ответил я. – Это у меня наследственное. И у папы рот маленький, и у дедушки. А у прадедушки вообще, говорят, рот был такой маленький, что он в него с трудом ложку запихивал.
– Так ты тренируй рот, разрабатывай, – не растерялась учительница. – А ты, Зябликов?
– А что я?
– Ты почему как варёная муха?
– А разве мухи бывают варёные? – удивился Зябликов.
– В вашем классе таких полно, – резко ответила учительница.
– У меня голоса нет, – понуро ответил Зябликов.
– Да? – удивилась Анна Николаевна. – А на перемене только тебя и слышно было. Ты громче всех орал. Почему?
– Он у меня на перемене просыпается, а на уроках засыпает, – нашёлся Зябликов.
Девочки прыснули от смеха, но учительница принялась за них.
– Ты, Крылова, не поёшь, а воешь. У меня во дворе так по ночам бродячие псы воют. А ты, Рыбкина, вообще звуков не издаёшь, а только рот открываешь, как рыба. Рыбы тоже только рот открывают, и ничего не слышно. Фамилия у тебя, видно, говорящая. Я за тобой внимательно наблюдаю.
– Это от жары, – призналась Рыбкина. – Пить хочется.
– Ай, ты мне на ногу наступил, – раздался голос из второго ряда.
– Я не наступал, – отозвался кто-то. – Это ты мне наступила.
– Вам не на ногу, вам всем на ухо медведь наступил, причём на оба сразу, – заявила учительница. – У всего класса на ушах медведь полдня танцевал.
– А разве медведи умеют танцевать? – удивилась Леночка Петрова.
– Медведи в цирке не только танцевать, но и на мотоцикле ездить умеют, – быстро ответил Вадик Сорокин. – Я с папой ходил и всё своими глазами видел.
– Тихо! – разозлилась учительница. – Мы будем сегодня петь или нет?
– Так звонок уже прозвенел! – весело воскликнул Дима Карасёв. – Нам в столовую пора бежать.
– Ура!!! – во всё горло закричали ребята и бегом припустили из класса.
– Ой! Оглушили меня, – зажала уши учительница. – Караул! Совсем оглушили меня! А ещё говорят, что голоса у них нет!!!
Месть самурая
Мы с Петькой решили стать настоящими самураями. А началось всё с того, что я на антресолях нашёл старый номер журнала «Вокруг света», в котором была статья об отважных и непобедимых воинах, живших в древние времена в Японии. У них был даже свой кодекс чести. Самураи всегда выручали друг друга в беде. Вот и мы с Петькой решили поступать, как самураи: что бы ни было, приходить на помощь друг другу.
– Давай, Петька, поклянёмся, что всё у нас будет общее и мы всё будем делить пополам: и подарки, и отметки, – предложил я.
– Как это? – не понял Петька.
– Ну, например, если у меня есть жвачка, я должен обязательно тебе отдать половину. А если у тебя, то ты мне. Или вдруг если тебе или мне, не дай бог, двойку поставят, мы должны наказание поровну разделить. Так все самураи поступали.
– Что, жвачкой делились? – удивился Петька.
– Нет, они делили между собой все радости и беды поровну, – объяснил я ещё раз. – Ну что, клянёшься?
– Клянусь! – кивнул он.
– Клянусь, – повторил я за Петькой. – Слушай, ты вроде говорил, что у тебя конфета есть, – неожиданно вспомнил я.
– Да, – подтвердил Петька.
– Раз мы теперь самураи, делись конфетой.
– Хорошо, – согласился Петька. – А ты давай половинку яблока, которое у тебя в кармане лежит.
– Ладно! – и я вытащил яблоко.
– Эх, хорошо быть самураем! – сказал Петька, с аппетитом уплетая зелёное сочное яблоко.
Вечером я позвал друга в гости. Бабушка с дедушкой подарили мне на день рождения два разных конструктора. Один я решил отдать Петьке. Чтобы всё было по-честному – всё поровну.
– Ух, здорово! – обрадовался Петька. – Ты, Семён, настоящий самурай.
– А давай уроки учить по очереди, – предложил я. – Сегодня ты учишь, а завтра я. И так каждый день. Будем друг другу списывать давать. Ты мне – я тебе.
– А если к доске вызовут? – засомневался Петька.
– Не беда! – нашёлся я. – Будем друг другу подсказывать, на то мы и самураи.
Так и решили. Я с лёгким сердцем отправился в кино, а Петька должен был засесть за уроки. Однако на следующий день оказалось, что домашние задания он не сделал.
– Понимаешь, – оправдывался Петька, – ко мне сосед зашёл, и мы с ним до вечера в настольный хоккей играли. Я у него десять раз выиграл.
– А вдруг тебя вызовут? Или меня? – испугался я.
– Не боись! В нашем классе сорок человек, – махнул рукой Петька. – Авось пронесёт! А если даже и вызовут, будем подсказывать друг другу. По учебнику!
Как назло, вызвали всё-таки меня. Ну, думаю, не беда, сейчас Петька подскажет!
Нам задали самостоятельно найти и выучить названия самых больших пустынь Земли. Я вышел к доске и с надеждой уставился на друга, а он только глазами вращает и сидит весь красный, словно варёный рак.
– Ну, вспоминай, Рыжиков, – Нина Васильевна нацепила на нос очки и внимательно посмотрела на меня. – Какие же самые крупные пустыни на Земле?
– Не помню! – промямлил я и пожал плечами.
– Ты учил? – строго спросила учительница.
– Учи-ил, – с тоской протянул я. Хотя на самом деле, конечно же, ничего не учил, но мне было стыдно признаться.
Через минуту я уже сидел за партой с двойкой в дневнике.
– Теперь ты тоже должен двойку получить! – прошептал я Петьке. – Чтобы всё по-честному было, как у самураев. Если у меня двойка, то и у тебя должна быть двойка тоже.
– Меня отец за двойку убьёт, – простонал Петька. – Он мне обещал новый велосипед купить, но если я двойку принесу, то не видать мне велика, как своих ушей.