– И велосипеда тебе не видать, – кивнул Вадик.
– Эх, а всё эта двойка! – чуть не плакал я. Из-за какой-то маленькой закорючки не получу долгожданного велосипеда. – И кто этот дневник только придумал?
– А давай двойку ластиком сотрём! – предложил мой друг Вадик. – У меня очень хороший ластик есть.
– Не получится, – возразил Павлик. – Я пробовал, только дырку протёр. Лучше страницу с двойкой вообще вырвать, с мясом.
– Тогда и другая страница вылетит, с пятёркой, – вздохнул я. – Нет, не годится.
– А может, твой отец забудет дневник проверить? – предположил Вадик.
– Он никогда ничего не забывает, – покачал головой я. – Эх, прощай моя мечта.
И мне почему-то вдруг стало так жалко себя – до слёз.
– Это несправедливо, – добавил Павлик. – Из-за какой-то оценки лишать человека удовольствия.
Тут я не выдержал, бросил на землю дневник и стал яростно топтать его ногами:
– Вот тебе! Вот тебе, проклятый! Вот так тебе!..
И тут мы услышали сзади чей-то весёлый смех. Это был мой сосед Игорь, который учился в десятом классе.
– Думаешь, что накажешь дневник, и дело в шляпе? – спросил он.
– Конечно, – уверенно ответил я. – Если бы не дневник, велосипед был бы у меня в кармане. Папа ни за что про двойку не узнал бы. А теперь он увидит дневник – и всё, плакал мой железный конь.
– А вы читали про персидского царя Ксеркса? – спросил вдруг Игорь.
– Что это за царь такой? – удивился Вадик. – Первый раз слышу.
– Этот повелитель прославился тем, что приказал своим воинам высечь море за то, что оно разметало мосты, перекинутые персами через пролив Дарданеллы.
– Высечь море? – засмеялись мы. – Хватит нам сказки рассказывать!
– Это вовсе не сказки, – ответил Игорь. – Великий царь Ксеркс, властелин Персии, воевал тогда с греками. Но между его царством и греками был пролив. И для того, чтобы соединить Азию с Европой, он приказал своим воинам построить крепкие мосты, а затем переправить по ним войска с одного берега на другой. Это было две с половиной тысячи лет тому назад.
– И что, построили? – спросил я.
– Да, персы построили два моста: один при помощи канатов из белого льна, другой – с помощью папирусных канатов. Это было совсем не просто, но персы справились. Но всего за один день буря уничтожила оба моста.
– Вот не повезло! – сказал Павлик.
– Ксеркс страшно разозлился, – продолжал Игорь. – Первым делом он приказал разыскать стрельщиков, – так в те времена называли надзирателей за постройкой мостов, – и велел отрубить им головы.
– Да разве они виноваты? – удивился Вадик. – Они честно работали. Во всём море виновато.
– Правильно, – согласился Игорь. – Но морю голову не отрубишь. Поэтому царь придумал, как наказать море. По его приказу вдоль берега выстроились тысячи и тысячи воинов. У каждого в руках была цепь. По команде грозные воины начали сечь море.
– А какой прок воду сечь, разве ей больно? – ещё больше удивился я.
– Нет, воде совсем не больно, – засмеялся Игорь. – Но человек так устроен. Он всегда хочет кого-нибудь обвинить в своих неудачах. Вот и царь Ксеркс запомнился потомкам, как единственный владыка, который приказал высечь море. Целый день его слуги били по воде цепями, пока окончательно не выбились из сил.
– Ну и что, помогло? – спросил Вадик.
– Нет, – ответил Игорь. – Персы, конечно, построили новые мосты, но так и не победили греков в сражениях. А вам, ребята, наука: не вините в своих неудачах кого-то другого. И уж совсем не виноват твой дневник, – поднимая его с земли, добавил Игорь. – Просто учить уроки нужно вовремя, а не смотреть до ночи телевизор.
– Всё верно, – тяжело вздохнул я. – Я сам виноват. Не выучил вчера уроки, а теперь во всём дневник обвиняю. Вот сегодня выучу, а завтра сам подниму руку и исправлю двойку, – не очень уверенно пообещал я ребятам.
Не хуже Шаляпина
Больше всего на свете я люблю уроки пения. По-моему, это самый лёгкий урок на свете. Это не математика какая-нибудь и не русский язык, в котором нужно всякие правила учить. И учительница у нас отличная, очень любит, чтобы ребята разучивали и пели разные песенки.
Только вот беда – она почему-то любит слушать, как девчонки поют. А у девчонок голоса тоненькие-тоненькие. А мальчиков она вечно ругает за то, что мы глотки дерём. Хотя мы вовсе не дерём. Мы с Павликом и Вадиком уже давно решили на большой эстраде петь. Голоса у нас сильные, точь-в-точь как у некоторых знаменитых певцов.
Иногда мы тренируемся дома, очень даже просто. У меня дома есть караоке. Это такое устройство, которое помогает тем, кто только учится петь, вроде нас. И мы с ребятами иногда поём разные известные песни. Особенно хорошо у меня получается русская народная песня «Дубинушка» – громко и выразительно. Мне кажется, что даже сам Фёдор Иванович Шаляпин не пел так громко, как я. У меня какое-то горловое пение получается, как у алтайских шаманов. Даже наша соседка тётя Глаша однажды сказала:
– Что ты горланишь, как шаманы в степи?
А я ей ответил:
– Это я так связки разрабатываю. Вы что, не знаете? Все великие певцы, чтобы хорошо петь, первые десять лет горло разрабатывают. А потом, когда разработают, у них уже всё хорошо получается. Так и Шаляпин делал, и Вертинский, и разные другие знаменитости.
Правда, соседка на меня иногда обижается. Говорит, что я своим пением мешаю ей любимые телесериалы смотреть. Но это ничего. Когда я стану знаменитым певцом, обязательно приглашу её на свой концерт бесплатно и посажу в первом ряду. А потом выведу её на сцену и скажу зрителям, что она была моей самой первой слушательницей. И все станут ей хлопать и кричать «Браво!». Она мне ещё спасибо скажет. Вот увидите!
Мои друзья тоже умеют громко петь. Не так хорошо, как я, но всё равно громко. Но вчера я, Павлик и Вадик на уроке пения получили двойки. Просто до слёз обидно.
А произошло это так. Мы проходили русские народные хоровые песни. Наша учительница пения Нонна Владимировна разделила весь класс на группы по три человека. Ребята сами выбирали, кто с кем петь будет: мальчики с мальчиками, а девчонки с девчонками. Мы с Павликом и Вадиком сразу записались в одну тройку. Если уж мы дома вместе поём, то в школе и подавно вместе петь будем. Все ребята выходили по трое и пели по очереди одну песню. И оценки ставили всей тройке сразу, одинаковые.
– Мы будем самой сильной тройкой, – сказал Вадик.
– Точно, – согласился Пашка. – Нас никто не перепоёт. Мы вместе будем петь, как три великих итальянских тенора: Паваротти, Каррерас и Доминго.
– Считай, три пятёрки у нас в кармане, – подтвердил я.
Песня, которую нам надо было выучить наизусть, называлась «По Дону гуляет казак молодой». Это старинная русская песня, и хотя она была грустная, мы втроём сразу решили, что её обязательно нужно петь громко. Потому что чем громче поёшь, тем она лучше до сердца слушателей доходит.
Нонна Владимировна села за пианино и стала играть. Играет она очень красиво. Ничуть не хуже разных знаменитых пианистов, которых я по телевизору видел.
Первыми пели девочки. У меня от смеха чуть живот не лопнул, потому что это было не пение, а какой-то вой. У нас по ночам так кошки под окнами кричат.
– В чём дело, ребята? – строго спросила Нонна Владимировна. – Почему вы смеётесь?
– А как же нам не смеяться? – удивился Павлик. – Разве так нужно петь?
– А что вам не нравится? – спросила учительница музыки.
– Так петь нельзя, – сказал Вадик. – Это никуда не годится.
– А как же, по-вашему, нужно петь? – переспросила Нонна Владимировна.
– Громко и выразительно, – уверенно сказал я. – Так, как мы втроём поём.
– Спасибо девочки, садитесь, – сказала учительница. – А вы, певцы, идите-ка сюда, – поманила она нас пальцем. – Сейчас послушаем, как вы поёте.
Мы с ребятами вышли, дождались, пока заиграет музыка, и грянули на весь класс:
– По До-о-о-о-ну гуляет
казак молодой…
– Стоп! – рассердилась Нонна Владимировна. – Вы не поёте, а кричите.
– Мы поём! – обиделся Павлик.
– Просто мы громко поём, – добавил Вадик.
– Как итальянские теноры, – с гордостью пояснил я. – Как Паваротти и его друзья.
– Ну-ка, ещё раз попробуем, – предложила учительница:
– По До-о-о-о-ну гуляет…
И хотя мы пели так громко, что со стены свалился портрет композитора Мусоргского, всё равно нам поставили по двойке.
– Знаете, что сказал Наполеон на острове Святой Елены? – спросила учительница, захлопывая классный журнал.
– Нет, не знаем, – ответили мы хором.
– Он сказал, что французскую армию в России больше всего напугали сильные холода и громкие песни, которые распевали на морозе молодые казаки.
– Правильно! – согласилась круглая отличница Светка Курочкина. – Петь нужно красиво, а не громко.
– Кричать может каждый, а петь – единицы, – вздохнула Нонна Владимировна.
– Что же это за пение, если тебя никто не слышит? – насупился Вадик.
– Петь нужно так, чтобы тебя за версту слышно было, – согласился Паша.
Мы хотели ещё что-нибудь спеть, но это нас не спасло, и двойки нам всё-таки поставили. А когда шли с уроков домой, я сказал ребятам:
– А знаете, ребята, мне папа рассказывал, что знаменитый писатель Максим Горький, когда был ещё совсем молодым и книг не писал, пришёл как-то на прослушивание в хор. И в этот же день в этот же самый хор пришёл молодой начинающий певец Фёдор Иванович Шаляпин.
– И что? – спросил нетерпеливый Павлик.
– А то, что Максима Горького приняли в хор солистом, а Шаляпину преподаватели заявили, что у него нет никаких способностей к пению, и отказали ему, – ответил я.
– Значит, даже преподаватели могут ошибаться! – сообразил Вадик.
– Правильно! – весело подмигнул я. – Мы обязательно станем известными, и наша учительница ещё пожалеет, что не смогла первой разглядеть в нас талант!