Только тут понял толстый судья, в какую западню он попал.
— Правоверные! — истошно закричал он. — Я вижу теперь — это не мой халат! Я обознался.
Но народ зашумел так грозно, что толстяк испуганно прикусил язык.
Теперь уже Насреддин превратился в судью. Он подробно рассказал, как презренный пьяница лежал посреди улицы.
— Врет он! — снова завизжал судья. — Он ограбил меня, а теперь пытается оболгать меня! Я в рот ни капли не беру — спросите у кого хотите! Вот хотя бы у Абдурахмана!.. Абдурахманчик, подтверди…
Но Длинный Нос, только что радовавшийся предстоящей погибели Насреддина, сразу понял, что игра проиграна, и метнулся прочь. Когда судья назвал его имя, он уже работал локтями и боками в конце улицы, пробиваясь через толпу.
— Хорошо, — вдруг согласился Насреддин. — Судья говорит, что его ограбили и оставили ему только чалму. Так я понял тебя?
— Да, грабители оставили мне только ее, — подтвердил толстяк.
— Ну, так твоя чалма будет свидетелем против тебя, — заявил ходжа.
И он снял с обалдевшего судьи чалму, размотал ее и показал надпись, сделанную на ней в эту ночь.
— Свидетели, которые тут перечислены, — объявил Насреддин, — выходите!
— Это не мой халат! Это не моя чалма! — вопил судья, но его уже никто не слушал.
Мусульманин, нарушивший заповедь корана, не мог уже считать себя правоверным — он не мог требовать уважения к себе, его можно безнаказанно ударить, раздеть. Ведь раз ты не подчиняешься корану, то и коран тебя не защищает.
…Ранним утром из ворот города выезжали два маленьких каравана.
С одним из них покидал город толстый судья. После происшествия с халатом он уже не мог больше оставаться здесь.
Другой караван, кроме верблюдов, включал в себя и одного ишака. На ишаке ехал Насреддин. До самой пустыни ходжу провожали друзья. Лица их были печальны.
— Здесь богачи присмирели на некоторое время, — сказал Насреддин провожающим, — а в других местах они ведут себя по-старому, как обычно. Если вы будете и дальше действовать все вместе, то врагам с вами не справиться. А в других местах труженики еще плохо помогают друг другу. Поэтому я и должен ехать туда… Вот когда все бедняки поймут, что они одна дружная семья, тогда уж никто не посмеет толстеть за наш счет!
…Караван уходил все дальше.
Караван уходил все дальше и дальше. Вот он уже скрылся среди песков. А друзья ходжи все еще стояли на дороге. Кто знает, когда еще придется свидеться со стариком Насреддином? Но никто не решался просить его остаться. Ведь ходжа один, а горя кругом много. Недаром же дрожат муллы, когда им грозят Насреддином. И замолкают баи, когда бедняк говорит: «Я скажу Насреддину». И грабитель-купец дает дехканину отсрочку по уплате долга, когда слышит, что где-то вблизи появился ходжа Насреддин верхом на неизменном своем ишаке. Ведь недаром же народ говорит:-
— Где Насреддин, там живется легче…
— Ему надо поспеть везде! — «Доброго пути, Насреддин!
Два чудака
Юмористическая повестьпо мотивам молдавских народныхсказок и анекдотов
О НАРОДНЫХ ЧУДАКАХ-ВЕСЕЛЬЧАКАХ, О ТЫНДАЛЭ,ПЭКАЛЭ И ОБ ИХ БЕССМЕРТНОЙ ЖИЗНИ
— Сколько тебе лет, Тындалэ?
— Мы с Пэкалэ одногодки.
— А тебе сколько лет, Пэкалэ?
— Мы с Тындалэ родились в одном году, но вот в каком именно — не помню: ведь я ж тогда маленький был.
В истории каждого народа бывали такие мрачные годы, о которых и вспоминать страшно.
Но именно в эти годы тяжких испытаний и проявлялись особенно ярко жизнеспособность народа, его стойкость, храбрость и многие другие великолепные черты.
Очень часто случалось, что народу запрещали смеяться, петь, танцевать. Всячески преследовались веселье, радость.
Но никому и никогда — даже самым свирепым и жестоким завоевателям — не удавалось убить смех, лишить народ права на улыбку.
Юмор народный — он как воздух, он всюду: в поговорках и пословицах, в загадках и прибаутках, в песнях и танцах, в частушках и припевках, в сказках и бывальщинах.
Молдаване — народ очень тяжелой судьбы.
В течение многих веков на их землях хозяйничали иноземцы, уничтожавшие все, что хоть в какой-то мере носило национальные, молдавские черты, что выражало Молдавский национальный характер,
Только став равной среди равных республик Советского Союза, Молдавия — Молдавская Советская Социалистическая Республика — обрела истинную свободу и национальную независимость.
По всей необъятной стране Советской зазвучали огненные молдавские песни. А разве найдется такой любитель танцев, который бы не любил жока или молдавеняску?
Народное творчество молдаван очень разнообразно.
Тут и песни о гайдуках — защитниках бедных, и о тяжкой доле батрака, за гроши работающего на помещика, и о героических подвигах храбрецов из народа.
А сказки? О драконах и царях, которых побеждает крестьянский сын, о борьбе за лучшую долю, о мудрости простых людей, людей труда.
Как и у других народов, у молдаван много своих веселых сказок, прибауток, притч. Особенно интересны в молдавском юморе образы двух чудаков — Пэкалэ и Тындалэ.
Дело в том, что, например, такие юмористические герои, как украинский Покатигорошек, белорусский, Нестерко и русский Иванушка, действуют обычно в одиночку, а Пэкалэ и Тындалэ — вдвоем. Они всегда неразлучны. Пэкалэ — предприимчивый, смекалистый, юркий, находчивый. Тындалэ — вялый, медлительный этакий плут с хитринкой. Они отлично дополняют друг друга. Вместе друзья непобедимы, никто не может их; перехитрить или обвести вокруг пальца. Они помогают бедным, издеваются над богатыми, потешаются над жадными и делятся с голодными последней кукурузной; лепешкой.
Разыграть, подшутить, проучить врага, выставить его на посмешище — вот к чему стремятся Пэкалэ и Тындалэ. В столкновениях с богатыми Пэкалэ и Тындалэ всегда стараются перехитрить их, доказать, что народная смекалка и острый ум сильнее богатства, оружия и тюремных стен.
Сценки с участием Пэкалэ и Тындалэ часто исполнялись на ярмарках и базарах бродячими актерами.
Деды-сказочники или бродячие музыканты всегда находили повод рассказать что-нибудь из похождений двух чудаков.
А сельские затейники-балагуры и поныне еще непременно поминают Пэкалэ и Тындалэ в своих прибаутках.
В разговоре и сейчас то и дело слышится:
— Ты как Тындалэ, которого вытащили из бочки!
Или:
— Ну, вылитый Пэкалэ, когда он в лесу волка встретил!
Жили ли на свете Пэкалэ и Тындалэ?
И да и нет.
Нет — потому, что их создала народная молва.
Да — потому, что они бессмертны, как все, что создано народом.
Они жили и продолжают жить в бесчисленных сказках и анекдотах.
Разве мы задумываемся над тем, жил ли на свете Иванушка или Нестерко? Мы просто считаем их своими близкими друзьями, и они всегда рядом с нами.
Повесть «Два чудака» не вместила, разумеется, и малой доли того, что в Молдавии рассказывают о Пэкалэ и Тындалэ.
Ведь когда ученые-фольклористы начали записывать рассказы об этих чудаках, то получилось двенадцать толстенных томов, да и в них еще уместилось далеко не все!
Рассказ о двух чудаках — не историческое произведение.
Это рассказ о том, как шутки и хитрые проделки Пэкалэ и Тындалэ помогали людям.
Действие повести разворачивается в Молдавии в 1912–1913 годах, незадолго перед началом первой мировой войны.
В то время Молдавия именовалась Бессарабской губернией и управлялась царским губернатором.
Хозяевами Молдавии считали себя генералы, помещики, торгаши, полицейские.
Именно в годы царского произвола все чаще и чаще вставали на защиту своих прав обездоленные батраки и рабочие.
Именно в эти годы особенно призывно звучали рассказы и песни о гайдуках, о борьбе народа с богачами.
И уж, конечно, дело не обходилось без историй о двух чудаках.
Итак, будьте знакомы с Пэкалэ и Тындалэ!
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ДЕДУШКА ИЛИЕ ДАВАЛ СОВЕТЫ,И КАК ОДИН ИЗ НИХ НЕ БЫЛ ВЫПОЛНЕН
— Бедняга Пэкалэ! Усталый, голодный! Хочешь воды, хлеба, брынзы! Что тебе дать?
— Дай мне дельный совет. А уж с его помощью я стану сытым!
Прежде в Молдавии многие села носили одинаковые названия. Было, к примеру говоря, десятка полтора Олтов, несколько Бужоров. А чтобы они не путались, их называли Олт ялпухский или Бужор криулянский — в зависимости от местности. То село, о котором пойдет речь, тоже называлось Олтом. Располагалось оно по соседству с Бужором. Поэтому Бужор именовался олтским, а Олт — бужорским. Вот в этом-то Олте бужорском и жил дед Илие.
К нему за советом приходили люди издалека — из Тирасполя и Липкан, Кагула и Сорок. Молдаване называли его мош Илие, венгры — бачи Илеш, а русские — дедушка Илья.
Имя дедушки звучало на разных языках по-разному, но произносили его все одинаково почтительно — мош Илие был знаменитый копач.
Копач — эго человек, который находит воду и роет колодцы.
В Молдавии много степей, а солнце жаркое, знойное, Чуть запоздал дождик — вот и засуха тут как тут. Мелкие речки пересыхают, капля воды дороже камня-самоцвета становится. Как быть овечьим отарам, табунам лошадиным, людям, которых зной в степи застал? Счастлив тот, кому на пути повстречается колодец. Пей, умывайся, наполняй впрок баклаги прозрачной холодной водой. Да не забудь добрым словом помянуть того безвестного копача, который вырыл колодец!
С заступом да мешком за плечами вышагал мош Илие вдоль и поперек родную молдавскую степь. Всю жизнь — а лет ему было столько, что он и сам уже сбился со счета, — отыскивал мош Илие воду и рыл колодцы. Но не только этим прославился старик. Любили его крестьяне и чабаны за то, что в жизни своей он ни разу не покривил душой, лживого слова не молвил.