Ведь, пожалуй, на всем Востоке не нашлось бы такого человека, который не знал, что с появлением Насреддина притихнут богатеи и чиновники, чаще начнут улыбаться ремесленники и дехкане. Насреддин не давал бедных в обиду! И горе было тем, кто смел обидеть бедняков в присутствии ходжи!..
Однажды, когда занятые на стройке мечети каменотесы и мешальщики глины сидели в тени дувала, к ним подошел старик с ишаком. К потертой ковровой подстилке, заменяющей седло, была приторочена тощая котомка. Халат старика был так запылен, что нельзя было даже разобрать, какого он цвета и сколько на нем заплат. А о том, есть на халате заплаты или нет, спорить не приходилось: сразу было видно — старик так же беден, как сидящие в тени дувала строители мечети.
Обменявшись с рабочими положенными приветствиями, старик, кряхтя и вздыхая, уселся в тень. Он щелкнул пальцем по своей короткой бородке, и от нее пошла пыль — видно, долго шагал путник по раскаленным караванным тропам. Потом старик оглядел притомившихся людей, стены будущей мечети, небольшой пруд-лужу, по глади которой вяло скользила утка с утятами.
— Да простит аллах мой глупый вопрос, — сказал старик, озорно прищурив глаз, — но какой ишак решил строить мечеть, когда всем вам нужно делать горшки, ковать котлы, ткать материю, поливать посевы?
Строители испуганно огляделись по сторонам, а один даже влез на дувал: посмотрел, не подслушивает ли кто оттуда, с той стороны.
Только после этого один из мешальщиков глины робко ответил:
— О, это наш святейший из справедливых и справедливейший из святых мулла приказал нам от имени аллаха оставить свои дела и возвести стены мечети!
— Понятно, — кивнул бородкой старик. — А еще святой мулла говорил вам, что аллах поможет прожить без заработка, его милостями? Так ли всё было, правоверные?
— Именно так, о мудрейший! — Слово в слово!
— Откуда ты знаешь про это? Тебя, кажется, не видели здесь, когда наш святой мулла созывал нас!
Старик усмехнулся, захватил конец своей бородки в кулак:
— Я даже знаю, о чем вы думали в тот момент, когда святейший из справедливых и справедливейший из святых заклинал вас именем аллаха бросить свои мастерские, поля и заняться мечетью!
Строители недоверчиво переглянулись, насторожились. Но старик, задорно поблескивая глазами, продолжал, словно не замечая наступившей тишины:
— Вы думали о том, что на аллаха особенно полагаться нельзя. А если будет пропущено время торговли или полива, то придется идти к богачу Абдулле и просить у него в долг хлеб и рис, чтоб зимой не умереть от голода… А за это добрейший Абдулла возьмет с вас втрое, да еще заставит работать на себя. Разве не так, правоверные?
Строители смотрели на старика с суеверным трепетом: все думали именно так — точь-в-точь! Ведь раз никто из них не сможет ничего сработать на продажу, то и заработка не будет. А тогда одна дорожка — к Абдулле… Уж очень плоха надежда на аллаха, но разве можно перечить мулле? Проклянет, объявит врагом веры, и тогда тебя все начнут сторониться, как чумного, запретят пользоваться водой, появляться на базаре, выходить на улицу… Придется убежать в горы, в пустыню, куда глаза глядят… А что- будет с семьями?
— Может быть, они сговорились — мулла и Абдулла? — словно читая мысли рабочих, продолжал старик. — Мулла оторвет вас от заработка, а потом Абдулла наживет на вас много денег и поделится ими со справедливейшим из святых! А?
Строители мечети вздохнули тяжко — мысль о сговоре богачей, видно, им приходила в голову и прежде. Но что же им было делать? И они с надеждой смотрели в живые, молодые глаза старика.
— Сначала нужно подкрепиться, — сказал он и достал из котомки две сухих лепешки. — А потом мы решим, как спасти ваш урожай.
Он ловко разделил лепешки поровну между всеми мужчинами. Потом подмигнул и сказал:
— Могу накормить вас всех супом с утятиной! Такой тарелки на всех хватит!
С этими словами старик макнул кусок сухой лепешки в воду пруда, где плавали утки.
— Холодный суп, — серьезно заметил старик, — и утятины мало, но все ж это лучше, чем сухая корка.
И он с аппетитом принялся жевать намоченный кусок.
Строители заулыбались. С незнакомцем они чувствовали себя как-то смелее, увереннее. Даже могущественный мулла не казался уже таким страшным. Послышалась одна шуточка в адрес «справедливейшего из святых», за ней — другая, третья…
— А вы слышали, — произнес худой каменщик, макая лепешку в «утиный суп», — как ходжа Насреддин ездил верхом на мулле? Не знаю, в каком кишлаке это было, но только ходжа, как обычно, враждовал с муллой…
И хотя историю о взнузданном священнослужителе все отлично знали, но с удовольствием приготовились слушать ее.
Дело было так: как-то ходжа нагрузил осла зерном и поехал на мельницу. А там уже собралось так много народу, словно все сговорились молоть зерно именно в этот день. Прибыл и мулла. Его почтительно пропустили к жерновам. Насреддин решил не уступать очереди и, пройдя вслед за муллой, поставил своего ишака там, где клубилась мучная пыль.
Мулла зло посмотрел на ходжу, но не стал с ним связываться.
Пока зерно Насреддина перемалывалось, носившаяся вокруг мучная пыль осела на ишаке таким густым слоем, что он из темно-серого стал белым, как снежная вершина горы.
Насреддин, наполнив мешки, обернулся и увидел своего ишака преображенным. Сделав вид, что он не узнает его, ходжа горестно воскликнул:
— О аллах! Помоги мне найти моего ишака. Только что он был тут, а сейчас вместо него стоит какой-то чужак! Мулла, не видел ли ты, куда делся мой достопочтенный ишак?
Все, кто был на мельнице, насторожились, чувствуя, что ходжа придумал какую-то ловушку для муллы.
А мулла, в свою очередь, решил поиздеваться над Насреддином.
— Неужели аллах лишил тебя, ходжа, ума, что ты не можешь узнать своего осла? — презрительно сказал он.
Насреддин еще раз огляделся вокруг и сказал печально:
— Да, я не вижу своего серого… Ой, горе мне!.. Придется тащить муку на себе… Хоть бы ты, мулла, о сосуд премудрости, подсказал мне, где искать моего ишака?..
Мулла даже зажмурился от удовольствия, когда представил себе, как ходжа плетется по знойной дороге, обливаясь потом под тяжестью мешка.
— Твои осел вернулся в кишлак. Иди к мечети и жди его. Аллах обратил его в человека.
— Но в мечеть ходит столько ишаков, — сказал Насреддин, — что я могу не узнать своего. Ты, мулла, велик и учен: скажи приметы моего ишака.
Но мулла был не мастер на выдумку. Он подумал так: чем дольше ходжа проторчит у мечети, тем больше времени он будет всеобщим посмешищем. И поэтому мулла сказал:
— Тот, кто будет последним выходить из мечети, и есть твой осел.
— Да отблагодарит тебя великий аллах! — воскликнул Насреддин, взваливая мешок с мукой на спину. — Вы слышали, правоверные, слова нашего достопочтенного муллы?
Слышали, — недоуменно ответили дехкане. — Но неужели ты, ходжа, сам потащишь такую тяжесть? Ведь вот стоит…
Нет, пусть этот неизвестно чей белый ишак останется здесь на мельнице сторожить мой второй мешок, — сказал Насреддин и зашагал по дороге.
— Хорошо ты умеешь таскать тяжести! — засмеялся мулла. — Пожалуй, я бы взял тебя к себе вместо ишака…
И снова удивились все, кто был на мельнице: столь острый обычно на язык Насреддин только крякнул в ответ да зашагал быстрее.
А вечером возле мечети ходжа с уздечкой в руках стал поджидать ишака. Все, кто выходил из мечети, оставались тут же, на площади: интересно ведь было взглянуть, чем кончится эта история.
— Вот идет последний! — говорили Насреддину. — Больше в мечети никого нет. Только мулла…
— Кто бы он ни был, но уж ему от меня не убежать! — отвечал ходжа, позванивая уздечкой.
Конечно, мулла и не подозревал, чем грозила ему его же собственная шутка. И он, довольно посмеиваясь, вышел из мечети, собираясь идти домой.
— А, негодный ишак, — бросился к нему Насреддин, — наконец-то я тебя нашел!
В мгновение ока ходжа взнуздал муллу, вскочил ему на спину и, барабаня пятками по животу, приказал:
— Немедленно скачи на мельницу, отродье шайтана! Там с утра лежит второй мешок с мукой!
— Спасите! — закричал мулла. — Убивают.
— Ничего не поможет тебе, упрямое животное! — кричал Насреддин. — Я тебя изобью до смерти, если ты будешь противиться! Сам достопочтенный мулла надоумил меня в присутствии десятка свидетелей, как тебя найти, длинноухий! Ну, поехали! Или ты плетки захотел?
Мулла понял, что сопротивление принесет побои, и покорился своей участи.
— Только не бей меня! — взмолился он. — И пойдем шагом.
— Хорошо, — милостиво согласился Насреддин. — Но зачем ты поставил вместо себя какого-то белого ишака, а сам исчез?
— Теперь я понимаю, — промямлил мулла, — что сделал ошибку…
И кишлак увидел необычайное зрелище: по улице верхом на взнузданном мулле лихо проскакал Насреддин.
Ребятишки и молодежь бросились следом за ходжой и муллой на мельницу. Там Насреддин снял уздечку с муллы, а мулла бросился к белому ишаку и начал стирать с него мучную пыль.
Когда ишак снова стал темно-серым, мулла, опасливо озираясь на непрошенных свидетелей, сказал ходже:
— Вот твой ишак! Узнаешь теперь?
— Конечно, узнаю, — сказал Насреддин, взваливая на ишака оставленный утром второй мешок. — Но ведь вас и спутать нетрудно — вы различаетесь только мастью.
Хотя все слушатели и знали эту историю наизусть, но они еще раз прослушали ее с большим вниманием. И внимательнее всех слушал рассказчика старик путник с озорными глазами.
— Вот с нашим бы муллой проделать такое! — мечтательно сказал молодой каменщик. — Может, поуменьшилось бы у него спеси.
В это мгновение из-за стен будущей мечети выскочил толстый мулла. Размахивая руками и крича во всю глотку, он побежал к кривому дереву, стоящему возле пруда.
Строители испуганно вскочили, но мулла на них не обращал никакого внимания: он гнался за тяжело летящей вороной, которая держала в клюве что-то белое.