— Мы, бадя Грекул, — начал Митикэ, — братья Чорбэ, музыканты и актеры. Ходим по городам и селам, зарабатываем. Сегодня здесь, завтра в Бужоре, а потом в Олте…
— Чем же я могу вам помочь? — недоуменно поднял брови Грекул.
— У нас две тысячи карбованов денег скопилось, — по-простецки молвил Фэникэ, — несподручно нам их с собой таскать.
— А ваша честность всем известна, — продолжал Митикэ. — Вот и порешили мы деньги вам отдать, на сохранение… Когда нужно будет — возьмем назад.
Глаза Грекула засветились, как у голодного волка, — Конечно… конечно… когда угодно! — потирая руки, воскликнул он. — Я очень рад… видите, доброе имя приносит свои плоды…
— А как надоело их с собой таскать! — снимая кучму и вытирая ею пот с лица, вздохнул Фэникэ. — Боязно: то воры, то потеряешь, то еще что…
Лицо Грекула помрачнело: он приметил чабана, подошедшего к ним.
— А-а, — промямлил купец. — Ты уже тут… Подожди, я сейчас.
— Мне нужны деньги отца! — громко произнес чабан. — Вы отдадите их наконец?
— Что такое? — заволновался Митикэ. — Почему — наконец?
— Вот как я веду дела, — вынимая бумажник, улыбнулся Грекул. — Его отец отдал мне на хранение двести карбован. Захотел — получил когда угодно. Вот они. Возьми. Передай их моему старому другу. Пусть скорей выздоравливает.
Растерянный чабан молча поклонился и пошел, шатаясь от радости.
Грекул посмотрел на братьев, какое это на них произвело впечатление.
— Когда же вы передадите мне деньги? — стараясь казаться равнодушным, спросил он.
— Сейчас… Только сходим за ними, — сказал Митикэ. — Они здесь у нашего друга. Подождите…
Братья пошли следом за чабаном.
…А через несколько минут к нетерпеливо шагающему возле корчмы купцу подбежал босоногий мальчонка и сказал.
— Это вы — бадя Грекул? Братья Чорбэ просили передать вам, что они передумали.
И мальчонка вприпрыжку убежал по своим делам.
— Чтобы им всем провалиться прямо в преисподнюю, — заорал Грекул, вскакивая в бричку и вытягивая ни в чем не повинного коня хлыстом. — Чтоб их утащили черти!
Конь рванул с места, и бричку проглотило облако пыли.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ВАЖНО ЗНАТЬПРАВИЛЬНУЮ ДОРОГУ
— Помогите, чудаки»
— Мы на помощь мастаки!
— Чудо нужно, чудаки!
— Для нас чудо — пустяки!
На околице Слободзеи, возле того придорожного креста, где на вечерней заре состоялся разговор с купцом Грекулом, расположились трое парней. В густой ночной тьме даже в двух шагах их невозможно было отличить от каменного забора крайней хаты.
Когда на дороге послышалось лошадиное фырканье, то парни, как по команде, встали. Лошадь, запряженная в шарабан, остановилась, увидев перед собой три человеческих фигуры.
— Не озоруй, ребята! — испуганно сказал кучер. — Тороплюсь, к рассвету надо в имении быть, а не то заест приказчик.
— Из города едешь?
— Из него, вчера выехал.
— Конвой по дороге не встречал?
— Здесь, недалече, возле старого ветряка на ночлег расположились, в копнах. Видал, как же…
— Двое полицейских и пятеро мужиков?
— Не считал, но похоже.
— Спасибо.
— Вам спасибо, люди добрые! — Возница радостно хлестанул лошадь, и шарабан покатился своей дорогой.
— Как мы и думали — у ветряка, — сказал Костикэ братьям. — Что же теперь делать будем?
Они медленно пошли по улице к хатенке Костикэ.
Вошли в покосившуюся маленькую дверь.
Костикэ зажег огарок.
Чабан лежал на лавке не раздеваясь, счастливо улыбался во сне и время от времени ощупывал свой кожаный пояс, в котором хрустели деньги.
— Нужно дом строить, — сказал Костикэ. — Этот совсем старый стал.
— А потом хозяйку молодую в новый дом! — с завистью произнес Митикэ.
— Можем тебе самую лучшую красавицу сосватать, — предложил Фэникэ. — Укажи только…
— Есть у меня одна на примете, — застенчиво молвил Костикэ, — только силой увозить ее не нужно, меж нами все и так сговорено. Вот в конце лета хату поставлю новую, тогда и сватов зашлю.
Чабан улыбнулся во сне, повернулся на другой бок.
— Сколько человек испытал в эти дни! — вздохнул Фэникэ. — Первый раз, небось, заснул спокойно.
— Его наш разговор не тревожит, — усмехнулся Митикэ, — он сейчас свои разговоры слушает: снится ему дом родной, отец, мать, брат… Давайте о делах подумаем. Как моша Илие спасать?
— Побег ему устроить можно, — задумчиво сказал Костикэ, — дело это нехитрое. И спрятать копача потом тоже легко. Но, я думаю, нужно с одним человеком совет держать. Без его совета ничего не начинать.
— Кто этот человек? — спросил Фэникэ.
— Мош Илие.
Слышно было, как в стойле топчется Негру.
— Старый ветряк… — задумчиво проговорил Митикэ. — Далеко это?
— По дороге — верст шесть, — ответил Костикэ.
— Как же нам моша Илие раздобыть для разговора? — произнес Фэникэ. — Полиция… заметят… Разве что украсть его?
— Копач — не невеста, — усмехнулся Митикэ. — Да и полиция не похожа не несговорчивых родителей. Нужно туда, к ветряку, ехать. Незаметно подберемся, а там видно будет.
— Возьмите моего Негру, — предложил Костика. — Только ты, Митикэ, скачи по дороге до третьего креста, а потом сверни в степь. И подъезжай к мельнице со стороны ручья. На дороге кто-нибудь из полицейских тебя приметит.
— Митикэ, разве ты поскачешь? — удивился Фэникэ.
— Я просто так. — Костика положил руку на плечо Фэникэ. — Пожалуйста, скачи ты…
— Мы с Фэникэ, — голос Митикэ зазвучал торжественно, — одна душа, одно тело, одно сердце. Мы никогда не разлучаемся. Мы — Пэкалэ и Тындалэ. Не только братья, но еще и побратимы. Ведь бывает, что братья становятся врагами, а побратимы — друзья до конца жизни. Негру выдержит двоих?
— Вы забыли Негру! — обиделся Костикэ. — С двумя седоками' ему не взять приза, но полтора десятка верст для моего скакуна — пустяки!
…Последнюю версту братья вели Негру по очереди под уздцы: топот скачущего коня мог насторожить полицейских. Мельница встала перед братьями неожиданно — словно выросла из земли. Три крыла мельницы были обломаны: два — совсем, одно — на две трети. Четвертое крыло сохранилось целиком. Из-за этого мельница походила на нищего с протянутой рукой.
Фэникэ остался с Негру, стреножил его, пустил пастись.
Митикэ перепрыгнул через тощий ручеек и пополз к темнеющим на фоне звездного неба копнам сена: оттуда доносился мощный храп Бэрдыхана.
Митикэ остановился, замер. Кажется, ничего опасного. Поднял голову. Вот небольшой холмик. Ого, он колышется! Да это живот Бэрдыхана! Рядом спит полицейский.
Митикэ пополз дальше. Вот второй полицейский. Тоже спит. Вот арестованные — один… другой… третий… Моша Илие среди них нет!
Это было настолько удивительно, что Митикэ забыл об осторожности, сел.
— Эх, человече, — послышался тихий голос моша Илие, — нетерпеливый ты… Ну, а кабы не я, а другой кто тебя увидел?
Мош Илие сидел, прислонясь спиной к копне.
— Не бойся, тут никого до утра не разбудишь, хоть бочки разбивай, — продолжал копач, — меня вот караулить оставили. Спать все равно не хочется, а наш старшой, Цопа, говорит: «Вы никого никогда не обманывали и меня не обманете. Смотрите в оба. Чтоб никаких побегов!».
И старик засмеялся, поглаживая усы.
— А я… за вами… — растерялся Митикэ. — Зачем в тюрьму идти? Мы вас увезем, так спрячем — полиция с ног собьется, сто лет искать будет.
— Да не боюсь я тюрьмы, — сказал мош Илие. — Меня попугать хотят, вот как я мыслю. Попугают и выпустят. Вот, человече, и выходит — не к чему мне убегать.
Затем притянул к себе голову Митикэ и прошептал ему прямо в ухо:
— А вот одному из сотоварищей моих скрыться потребуется. Ох, как потребуется! Если его городской полиции сдадут — худо будет. Признают его там…
— Ну, пусть сам и спасается, — равнодушно молвил Митикэ. — Из-за вас, мош Илие, мы хоть на луну заберемся. Нужда будет — костьми ляжем. А его мы и не знаем вовсе.
— Уходи, — грустно сказал мош Илие. — Без вас управимся… Эх, Чорбэ! Человек этот за то и страдает, чтобы всем весело было на земле. Его по всей степи… Да что говорить! Иди!
— Так я ж не знал… Дедусь! Если вы говорите… Хоть сейчас бежать можно! — жарко зашептал Митикэ. — Конь за мельницей! Кого будить?
— Кого! Все вы, Чорбэ, как порох… Сразу — пф-ф! «Кого»… Чудаки! Придет время — узнаешь. Хороший, значит, человек, если плохим поперек дороги стал!
— Что ж делать?
— Всем конвоем нужно нам назад, в Слободзею, вернуться.
— Ого!..
— И там на день остаться!.. — Да как же это сделать?..
— Тш-ш! — Сухонькая ладонь моша Илие легла на губы Митикэ.
Бэрдыхан зашевелился, перестал храпеть.
Мош Илие подтолкнул Митикэ — ползи, мол, за копну.
Митикэ ужом скользнул прочь.
Бэрдыхан приподнял голову, сел. Протер глаза.
— Мэй, мош Илие?
— Спи, спи. До зари еще долго, — ответил копач.
— И буду спать, — сонно пробормотал староста. — А вы чего сидите, в ночь глядите?
— Сторожу, чтобы твои сны не унес кто-нибудь, — усмехнулся мош Илие. — Вон гляди, какой сон полицейскому видится… С улыбкой!
— Перину он видит и бочонок вина, — вновь укладываясь, сказал Бэрдыхан.
— Нет, видит он, что довел нас до участка благополучно. А теперь вдруг перестал улыбаться. Это он о тебе, староста, докладывает приставу: «Привели, говорит, важную птицу — бужорского старосту». Видишь, снова улыбнулся… Благодарит его, значит, кто-то за то, что тебя доставил в целости….
— Верно! — повертываясь на бок и зевая, пробормотал Бэрдыхан. — У меня в городской полиции кум служит..
Бэрдыхан повозился, подтыкая под себя расползшееся сено, затих. Через мгновение мощный храп вновь начал сотрясать воздух.
Мош Илие прилег у копны. С другой стороны так же прилег Митикэ. Головы их оказались рядом.