Глава 31Отчеты непотопляемого пирата. Запись 16
Пока доехал до парка, немного успокоился. А может, таблетки начали действовать. Сломал три сигареты, прежде чем закурил четвертую.
Курю. Нормально всё, раз курю. Держусь. Кто переживает за меня – можете расслабиться, пока на плаву. Не тонем. «Фоновая» немного звенит в ушах, ну и пусть себе звенит. Кому-то сейчас будет больнее.
Я выхожу из машины, бреду к назначенному месту.
– Э, ну наконец-то! – возмущается Арина, театрально широко разводя руками. Топает ко мне, выглядит разъяренной.
Вокруг толпа из десяти девиц при полном параде. Лица смутно знакомы, периодически их фотографирую, когда сестра просит, со скидкой.
– А где фотоаппарат? Я тебя придушу, если скажешь, что забыл!
– Это я тебя, дрянь, сейчас придушу. – Хватаю ее за руку и больно выгибаю.
Арина тут же меняется в лице, перевоплощаясь в беззащитного ангелочка, стонет, что больно.
– Все свободны, съемка отменяется, – бросаю я таращащимся на нас девицам таким тоном, чтобы поняли: не шучу. – А ты в машину, – уже сестре. – Живо!
Волоку ее за собой, все еще держа за руку, она пищит, но идет. Я дергаю, чтобы поторапливалась. На своих каблучищах Арина едва успевает передвигать ногами, еще и в длинном платье. Господи, какая же тощая! Все ребра видать. Не довела ли она себя до анорексии и истощения? Нужно будет позже поговорить об этом с Верой, это же по ее части…
Блин, с Верой! Нет уже Веры твоей! Закончили тем, с чего начали. Невеста Артёма есть.
Эти славные мысли снова разгоняют, от злости потряхивает. Я закидываю мерзавку в машину на переднее сиденье, захлопываю дверь, сам сажусь рядом, закрываю замки, чтобы не сбежала.
Арина смотрит запуганно, исподлобья. Уже не возмущается, что бешу ее, надо же.
– Вик, что случилось? – Голосок звучит тоненько.
С чего бы начать?
– Зачем ты так? – стонет она с обидой, потирая руку, за которую тащил.
Ни щек, ни сисек, доска-доской. Ее запястья в три раза тоньше моих, что я делаю?! Запугал вконец девчонку, ревет. К Артёму зайти кишка тонка, а на беззащитную девицу орать – так запросто?
Тру лицо. Кажется, я перестарался.
– Арина, вот скажи мне, – произношу спокойнее, но она всхлипывает, давится, слезы ручьем. Оно и понятно, на нее никогда никто не повышал голос, всегда только жалели и заступались. – За что ты так со мной? Просто скажи. Я не буду больше ругаться. Но хочу знать. Что за коалиция против меня? Что я вам всем сделал? Решил себе кусочек счастья урвать, не достоин, по твоему мнению, да? Ты ведь знаешь все про меня, как я живу. Зачем добиваешь?
Она рыдает уже взахлеб, тянется, обнимает меня, прижимается. В ответ не обнимаю, я же зол, хотя, если честно – хочется. Ну, чтобы кто-то меня обнял. Но не сестра. У нее лимит доверия исчерпан.
– Вик, не знаю чем, но если я тебя обидела, то прости, пожалуйста! Я не хотела, клянусь, что не хотела. Я очень сильно тебя люблю. Больше всех на свете. Ты скажи, что я сделала, пожалуйста.
Вздыхаю.
– Зачем ты рассказала Артёму про мои проблемы? Это ведь настолько личное… Я просил не говорить никому. Черт, ты поклялась… Сказала, что понимаешь. Это важно для меня. Я и так себя мужиком не чувствую, а теперь, когда он знает… высмеивает… так тем более. Мне правда очень сложно так жить, – говорю ровно.
Сестра уже трясется в истерике, я поглаживаю ее по спине, успокаивая. Точно перестарался.
Арина отодвигается, вытирает пальцами слезы вместе с потекшим макияжем. Подаю пачку салфеток.
– Я никому не говорила, – лепечет она, заикаясь. – Клянусь тебе своим здоровьем. Да хоть маминым! Ни единому человеку! И я бы никогда, хоть под пытками, ни слова! – Таращит на меня глаза.
– Под пытками говорить можно. Но, блин… Арина, откуда он знает? Только мой врач в курсе. Ты и мама.
Мы замираем, смотрим друг на друга.
– Неужели мама проболталась? – пораженно шепчет Арина.
– Но зачем?
– Не знаю. Вик, обещаю, если это она… я с ней разругаюсь в пух и прах! Это не ее секрет, она не имела права тебя сдавать. Я с ней оборву все отношения.
– Не надо чушь молоть, – морщусь я. – Зря я вам сказал. Просто…
Что добавить? Накопилось тогда. Они с мамой вечно намекали на то, что пора бы подружку завести, сводили с кем-то… Жизни не давали по этой части. Артёма подбивали со мной девок знакомить, а попробуй выкрутись, если тебя от одного касания накрыть может? В один момент паршиво стало, откат назад был, думал, что не справлюсь. Выговорился самым близким. Зря.
Арина снова плачет.
– Артёму бы я никогда не сказала. Я его тоже люблю, конечно, но мы с тобой знаем, что он козлина тот еще.
В этот момент в окно решительно стучатся. Какой-то мужик незнакомый долбится, заглядывает встревоженно. Что надо? Мы на парковке стоим, никому не мешаем. Я опускаю стекло, смотрю вопросительно.
– Что у вас там происходит? Ариша, ты как?
– Милый, это мой брат, Вик Белов, я рассказывала тебе о нем. Вик, а это мой Марк.
Он тянет мне руку, я пожимаю, оглядывая мужчину внимательнее. А парню Ариши, оказывается, сорок! Ну, тридцать семь-тридцать восемь навскидку. Он, конечно, весь из себя ухоженный и прилизанный, одет модно, но меня не обманешь. Однако. Пока не могу понять, бесит это или сильно бесит. Здоровый конь, что нашел в этой плоскогрудой избалованной кукле?
– Марк, всё хорошо, у нас с Виком серьезный разговор. Ты езжай, я потом тебе позвоню. Дела семейные.
– Ты точно в порядке? – Он недоверчиво на меня поглядывает.
Уже мне не нравится.
– Да-да, ты иди.
Марк удаляется, я снова поднимаю стекло, включаю климат-контроль. С этими нервами забыл, что мы на солнце стоим. Дышать уже нечем в машине.
Сидим с Ариной, каждый смотрит на свои руки, молчим.
– Он Вере сказал, да? – нерешительно спрашивает она.
Я кошусь на нее, не отвечаю.
– Ты в нее влюбился, я догадывалась!
– Арина, мать твою, да у нас все лето роман был, Вера у меня жила, к отцу вместе летали. Вот не ври, что не знала. Специально издевалась, да? Все про Артёма ей на уши пела. Вот скажи зачем?
– Но…
– Что «но»?! Мало у меня боли было?! – кричу. – Или со мной в паре Вера не так хорошо смотрится на фотках?! Да что ж вы меня все так ненавидите?! Да, влюбился в бывшую невесту брата, но, пока они не расстались, я первым даже не поздоровался с ней ни разу! Он ее в грязь втоптал, унизил, изменял, заразу в постель притащил. Ты считаешь, он изменится?! – Я теряю контроль и просто ору, словно это Арина во всем виновата. – Даже сейчас, когда в полной *опе, он, думаешь, станет положительным парнем?! Ну скажи, что ты думаешь на самом деле.
– Не станет.
– Тогда какого хрена? – Я откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза.
– Вик, прости меня, пожалуйста. Я не думала, что у вас так серьезно. Думала, вы просто… ну… ты ж сам говорил, что никак с женщинами… я думала…
Зажмуриваюсь крепче.
– Прости-прости опять. Это не мое дело, меня это не касается. Я больше никогда… я всегда буду на вашей стороне, обещаю тебе. Я теперь только за тебя!
– Поздно уже, нет «нашей» стороны. Вернулась она к нему, как ты и просила. Как мама и хотела. Радуйтесь! Сбылась ваша мечта. Спасайте всем скопом Артёмку, мне по хрену. – Я распахиваю глаза, придвигаюсь к сестре ближе. – Вера ведь такая хорошая, Арин. Настоящая. С ней вместе все иначе, уютно, по-домашнему. И тепло. Думаю, – добавляю сухо, – все у Артёма теперь будет хорошо. Вытащите его из затяжной депрессии, или в чем он там тонет, помимо жалости к себе.
– Вик…
– Всё, выметайся. Мне домой надо, подумать.
– Вик, почему ты ничего не сказал раньше? Я ни разу не слышала от тебя слов даже о симпатии к девушке, не то что о любви.
– Иди вон, Арина, надоело болтать. Ненавижу болтать. Всё, пошла. Кыш!
Она пытается взять меня за руку, но я дергаюсь, отворачиваюсь. Сестра снова плачет и нехотя выходит из машины.
Костиков звонит. Прости, не до тебя. Завтра, всё завтра. Черт, у меня же самолет в Сочи! Не хочу видеть отца и Софию, но «Трахельки» ждать не могут, не в моем положении банкрота. До вылета еще уйма времени, как раз успею сделать крюк за транками.
Значит, мама постаралась. Превзошла саму себя. От кого еще ждать удара? Почему-то новости придают сил – будто от дна ногами отталкиваюсь. Хочется ругаться дальше, я только начал, держитесь.
«Кашкай» останавливается на парковке у подъезда Кустова, я взлетаю на нужный этаж, но на этот раз дверь закрыта. Стучусь – тихо. Звоню Вере, затем Артёму – абоненты не берут трубки. Заняты, видимо.
Наконец, дома. Закрываюсь, достаю и раскладываю таблетки на комоде на всякий случай. Чтобы далеко не бежать.
Просто боюсь, что могу «загореться». Ситуации же похожи. Ну, как в тот раз было. Сначала Настя ушла, потом пытали. Врач учил, что нужно избегать любых повторений сценариев, что я научусь со временем делать это на автомате, машинально. Впрочем, так и получается.
Я ж обнаженных девушек начал фотографировать только потому, что это был следующий этап. Как и сигареты. Если каждый день видишь соблазнительные женские образы, уже не так от них плющит, как если бы накрывало внезапное желание. А так вроде бы постоянно в тонусе держишься, вечно в «приподнятом» состоянии, и нормально.
Знали бы вы, какие войны я вел с самим собой. Как боялся по первости! Шаг за шагом к цели. Любая мелочь могла построить ассоциативный ряд к первой любви. Нельзя спровоцировать откат назад. Даже Вера этого не стоит. Вера…
Жарко. Или кожа горит? Не могу разобрать. На всякий случай убавляю сплит на семнадцать градусов, опускаю жалюзи, раздеваюсь до трусов. Хожу некоторое время по квартире. Ничего не хочется.
На кухне висит фотография Вериных сисек в мокрой майке. Вера повесила недавно, чтобы перед тем, как в студию ехать, я на нее сначала смотрел. Она ведь обычно уже уходит к тому времени, как просыпаюсь.