Белов протягивает руку, Верин папа ее быстро, нехотя пожимает, хмурится.
– Виктор, я приехал, чтобы забрать Веру домой, – говорит он довольно резко. Видно, что готовился к встрече. К борьбе, если понадобится.
Может, и хорошо, что о Белове ходят разные слухи, не так шокирует его внешность при первой встрече. По крайней мере, папа виду не подает.
– Отличная идея, – Вик с энтузиазмом кивает. – И как здорово, что вы лично приехали за Верой. Одну мне бы отпускать не хотелось.
– Что-о? – восклицает Вера, поворачиваясь к Белову. – В смысле отличная идея?!
Вик снова кивает.
– Так надо, Вер. Побудешь немного у мамы с папой, отдохнешь, подышишь свежим воздухом, – подмигивает он, но его улыбка ей не нравится. Она не искренняя. Что он задумал? – Пойдемте к машине, а то нас снесут сумками.
По пути Белов рассказывает Александру Павловичу свой план. Ближайший поезд обратно сразу после обеда, а пока они поедут в квартиру, отдохнут, Вера соберет вещи, уладит вопросы на работе, и в путь.
– Как я их улажу, интересно? – бурчит она, чувствуя себя преданной.
– Что-нибудь придумаем. Если не выйдет, то уволишься. Нужно ехать, Вер. Мне так спокойнее будет.
– Белов, купи мне воды. Сейчас. – Вера вот только ногой не топает требовательно.
Папа садится в «Кашкай», а когда Вик возвращается из магазина, она выходит ему навстречу и снова толкает в грудь, не заботясь, что за ними наблюдают. Другого момента поговорить может и не появиться.
– Что ты задумал?!
– В смысле? Всего лишь вода, как ты и просила.
Она берет бутылку и с размаха кидает ее в ближайшую урну, скрещивает руки на груди. Белов провожает полет минералки задумчивым взглядом, хмурится, но молчит, спуская поступок на тормозах.
– Почему ты отсылаешь меня?!
– Это временно. Я приеду за тобой через пару недель, когда тут все образуется. Обещаю.
– Тебе угрожает опасность, да? Это как-то связано с пожаром в студии, верно? Ты мне чего-то не рассказал? Я тебя не оставлю! И не надейся даже! Я буду с тобой! А если что-то случится, а я там? Кто о тебе позаботится?! Я никогда тебя не брошу.
– Знаю я. – Вик обнимает ее, прижимает к себе, нелепым движением проводит по голове. – Ничего не случится. Мне нужно подумать, привести дела в порядок. Я за тобой приеду, не сомневайся.
– Живой.
– Конечно. Все будет нормально. Не плачь. Вер, ну не реви. По уши, помнишь? – Он целует ее в губы, щеки, закатывает рукав пальто и целует тату. Кладет руки на талию, ощутимо даже через плотную ткань верхней одежды поглаживает. – Все будет хорошо. Ничего не бойся. Я обо всем позабочусь.
– Если бы я не была беременна, я бы осталась и ты бы ни за что меня не отослал. Понятно?
Белов кивает.
– Точно понятно?.. Вик, а ты рад? Или не очень? Я должна знать.
– Очень рад. – Он целует Веру в висок, снова прижимает к себе. – Ты сейчас будешь послушной девочкой и поедешь в свою деревню, посидишь там и подождешь меня. Не будешь нервничать и переживать. Я неубиваемый. Даже огонь не берет, сколько ни жгли, по хрену. Что со мной только не случалось: и кости ломались, и на льдине плавал, и в башке каша была полная… Штырило от всего подряд. Обвинение – позор на всю жизнь, как клеймо на лбу. Всё по хрену. А теперь жизнь расщедрилась и вручила мне бонус. Тебя. И уж поверь, я его не упущу. Все будет хорошо, но мне нужно, чтобы ты была в безопасности. И ты должна помочь мне с этим.
Глава 42Отчеты непотопляемого пирата. Запись 22
До чего же противно-обыкновенный вид из моего окна. Двор с небольшой детской площадкой и куча припаркованных, кто во что горазд, по обочинам дороги автомобилей. Я машинально нахожу среди них свой, размышляю, что стоило бы заехать на мойку: на черной краске пыль особенно заметна, да и раздражают разводы по лобовому стеклу. Солнце такое яркое сегодня. А ведь обещали дождь. Ладно, хозяин квартиры, пялящийся в окно так, словно разглядел вдали Альпы, выдает себя с потрохами. Но атмосфера вокруг натянутая. Звенит. Поверьте мне на слово.
Вера от души хлопает дверками шкафов, с остервенением швыряет вещи в чемодан, ходит туда-сюда, старательно топая, бросает на меня убийственные обиженные взгляды. Еще немного, и я припомню несанкционированную татуировку, – додумалась же – зажму девицу в углу и хорошенько отшлепаю. И по неодобрительным взглядам Александра Павловича на вызывающе ведущую себя дочь понимаю, что он не станет мешать мне в этом темном деле.
Верин отец, спрятав руки в карманах брюк, прогуливается по квартире с таким видом, будто впервые в Лувре: вокруг все новое, интересное, стоящее внимания. «Тихо, Вера, ты что себя так ведешь», – негромко, укоризненно цыкает он в сторону дочери, когда та в очередной раз дернулась на мою реплику о предстоящем походе в ЗАГС, рявкнув, чтобы я пошел куда подальше со своими блестящими идеями. Гормоны уже шалят?
Кажется, Александр Павлович не ожидал, что придется защищать именно плохого парня от наивной беспомощной девицы, а не наоборот.
Фотографии обнаженных моделей мы поснимали, но фотообои в комнате отрывать не стали, хотя, судя по хмурому цоканью папы, стоило бы. Впрочем, поздно уже что-то скрывать. Все самое мерзкое обо мне он уже знает.
Не просто, знаете ли, беседовать с отцом любимой девушки, который думает, что ты психопат-насильник. Но Александр Павлович оказывается человеком простым и выдержанным. Наблюдает за мной, присматривается, иногда его мысли слишком очевидны, но, думаю, он имеет на них право.
– Я должен сам посмотреть. Покажи, – говорит он мне на кухне, прикрыв дверь, чтобы Вера не услышала и не бросилась меня защищать.
Вздыхаю. Вот в кого Вера такая бестактная – само и выяснилось.
Стараюсь угодить, что еще остается. Как могу. Задираю футболку, показывая полоску кожи на животе на несколько секунд. Верин отец опускается на стул, задумчиво качает головой. Мой папа в таких случаях сразу бежит к морозильнику за водкой. А этот ничего, держится. Покраснел только слегка.
Беседуем с ним. Я сообщаю, что Вера ждет моего ребенка, что буду жениться и так далее. Уточняю, что люблю ее. И буду из кожи вон лезть. Студия в прошлом. Александр Павлович понимающе кивает, но, кажется, надеется, что, пожив дома, Вера одумается, а ребенка они уж как-нибудь без меня воспитают, прокормят. Это заметно по выражению лица и уклончивым ответам, тяжелому вздоху. Пусть думает, что хочет. Пока мне все равно. Лишь бы он Веру увез в безопасное место, дав мне выиграть время. Нужно будет съездить к Марату Эльдаровичу и обсудить один важный вопрос. С Анатолием Петровичем мы не договорили, и это меня беспокоит. Благо, спасибо Артёму, появилась возможность улучшить условия встречи.
Примерно в тот самый момент, когда я заверяю, что продаю свой сайт и больше не собираюсь работать с обнаженными моделями, на почту падает поздравление с тем, что Верина фотография вышла в финал Фестиваля. Шесть конкурсных работ отныне борются за призовые места. Кабздец. Зная это, я умудряюсь смотреть в глаза сидящему напротив будущему тестю и уверять, что позабочусь о его дочери лучше, чем кто-либо другой. Ситуация, однако.
Вера снова плачет, когда обнимает меня на прощание. Целует, пихая язык мне в рот. Без шуток, чертовски неудобно перед папой, что на нее нашло?
– Мы скоро увидимся, – шепчу ей.
Она быстро кивает, но будто не верит. Слезы так и текут без остановки. Тем не менее все же удается затолкать ее в поезд вслед за отцом, который быстро жмет мне руку и желает удачи. Уверен, он не сомневается, что больше никогда меня не увидит. Хех. Со стороны выглядит, будто я ребеночка девке сделал и быстренько сплавил ее родителям. Но мнение Вериного отца – меньшая из моих проблем на данный момент.
Заниматься делами уже поздно, нужно хорошенько выспаться. Автопилот, конечно, вывозит, но всему же есть предел. А мне предстоит один из сложнейших разговоров в жизни. И я действительно собираюсь добровольно сдаться врагам. Надеюсь, когда проснусь завтра утром, – передумаю.
В кровати одному тоскливо. Может, на диван уйти, где ночевал весь последний месяц, кроме предыдущей ночи? Прошлая ночь… я плохо ее помню. Она обрушилась на нас с Верой внезапной нежностью и желанием – не отвертеться было. Соскучились. Потираю жестковатые подушечки пальцев друг об друга, а вчера ведь гладил ими Веру, пока любил. Острая, болезненная тоска тогда связала нас. Я еще не собирался отпускать от себя Веру, но уже будто предчувствовал неизбежность разлуки. Так медленно все происходило, долго, с длительными жадными поцелуями, обсасыванием кожи партнера, толчками сильными, редкими и глубокими, сопровождающимися ее стонами, что вырывались из приоткрытого рта. Так мы тоже любим, оказывается – вчера выяснилось.
Это лето по праву может считаться самым сумасшедшим в моей жизни, оно будто вознамерилось искупить оплошности предыдущих жарких сезонов, чувствуя вину за проколы собратьев. Я соскакиваю с кровати, иду на балкон, где хранятся сигареты. Курю, хотя не хочется. Могу, вот и курю. Размышляю. Этим летом досталось всем, кто находился рядом, но мне впервые за много лет удалось сорваться с привычной орбиты.
Так и не позвонил сегодня Артёму. Повода не нашел, да и желания не возникло после всего, что он наговорил мне. Даже в лифте не удалось заткнуть поток тошнотворных слов. Хотя один момент оказался забавным…
– Надеюсь, тебе полегчало после драки. – Кустов нажал кнопку моего этажа. – Давно мечтал мне двинуть? Все еще ревнуешь, что ли?
– Не-а, – Я прислонился к стенке, стараясь держаться невозмутимо.
– Зная тебя, думал, что не выдержишь морального прессинга и сбежишь от Верки, что было бы мне на руку. Только я не могу понять, почему тогда, на концерте, вы смеялись?
– Когда это? – Я прищурился.
– Ну, на твоей «Нежити» любимой. Я ж видел, что вы меня тоже заметили. И рассмеялись. Это, кстати, больше всего взбесило. Даже погром в квартире устроил. Впервые. Как вы вообще могли радоваться, когда мне так хреново было?