– Я бы лучше где-нибудь ещё баловался, во дворе, – сказал Витя, хотя, конечно, мог бы этого уже и не говорить. Но он сказал, потому что это очень просто – стоять и разговаривать в очереди с совершенно незнакомыми людьми. А где же ещё разговаривать с незнакомыми людьми, как не в очереди? Рассказал и про бабушку, и про доктора, и про свой двугривенный. Незаметно подошёл его черед, он поднялся на цыпочки и подал в окошечко рецепт.
– Будет готово завтра, – сказали ему. – Давайте следующий.
– Как завтра? – возразил громко Витя. – Бабушке сегодня надо!
В очереди кто-то засмеялся. А Витя совсем не обратил на это внимания, потому что это сейчас неважно, и вцепился в край окошечка, а то его уже отодвигали.
– Бабушке надо сейчас! Там написано «быстро».
– Где написано «быстро»?
– В верхнем углу, вон там. Только другими буквами.
И опять кто-то засмеялся, а кто-то сказал:
– Молодец! Бойкий парень.
– Настойчивый.
И снова очередь глядела на Витю, а ему было и ничуть не страшно и не стеснительно. Только в груди что-то стучало, но совсем не плохо стучало, а даже как-то хорошо, от волнения, наверно, просто. Из окошечка протянулась рука и взяла обратно обклеенный бумажками рецепт.
– Раз уж ты такой настойчивый и так заботишься о своей бабушке, сделаем быстро. Подожди двадцать минут.
Витя сел на скамейку возле кассы и стал рассматривать плакат с огромными мухами. Он не очень внимательно рассматривал, потому что всё думал, каким он стал смелым и это… настойчивым. Просто все удивились. Вите было очень хорошо так сидеть и никого не бояться, никого не стесняться и быть смелым, настойчивым, молодцом. Но вдруг знакомый-знакомый страх снова сковал Витю, сдавил его и уже сжимал ему губы, потому что Витя вдруг подумал, что двадцать минут давно прошли, все про него забыли и ему надо самому об этом напомнить. Подойти и спросить. А как? Теперь стоят уже другие люди, чужие, и из окошечка, может быть, скажут: «Какая бабушка, что ты путаешь? Не мешай». Вите стало совсем-совсем страшно, но он спрыгнул со скамейки и крикнул:
– Дайте моё лекарство!
– Рано ещё, не кричи, – ответили из окошечка. И хотя ответили сердито, у Вити опять радостно застучало в груди, потому что всё в порядке, он со своей смелостью и настойчивостью добился, чего нужно, а сейчас просто рано.
– Вон гляди на часы, – наклонился к нему старичок в очках. – Когда большая стрелка встанет поперёк, – он показал пальцем, как поперёк, – тогда твоё время вышло, можешь требовать. А раньше не шуми.
Витя снова сел на скамейку. И в очереди, оказывается, стояли ещё те же хорошие люди. А может быть, уже другие. Но это всё равно. Обратиться можно к любому человеку. Вот в чём дело. Когда стрелка встала поперёк часов, Витя подошёл к окошечку и получил лекарство. Он крепко держал бутылку с плиссированным голубым колпачком, а мимо него по улице шли прохожие. И каждому было понятно, что идёт человек из аптеки и несёт лекарство. Сам получил. Значит, не мямля какая-нибудь, не трусишка, не плакса, а парень что надо: смелый, настойчивый, молодец.
Вот и бабушка, как глянула, сразу сказала:
– Принёс? И так скоро? Вот молодец.
Зелёное болотце
Конечно, сидеть на заднем крылечке тоже интересно. Оно выходит в маленький бабушкин двор, и Анка сидела там первые дни, когда приехала в деревню.
Правда, разговаривать сначала было не с кем. Утка с самого утра уводила свой выводок на пруд. Куры просто искали, чего бы склевать.
Но вот пришёл петух. Рыжий-рыжий, с большим гребешком, похожим на ягоду малину.
– Разве ты всегда у бабушки жил? – спросила Анка.
– Кы-р-р! – раскатисто ответил петух, чуть приоткрыв клюв.
– Я говорю, откуда ты взялся?
Петух повернул голову, глянул на Анку сердитым глазом и отошёл.
– Я не боюсь тебя! – крикнула она, когда петух уже был далеко.
Вот так они и разговаривали. Это, конечно, было интересно. Но потом появился Лок, и маленький двор был забыт. Может быть, это и не совсем хорошо, но ведь рыжий петух, надо признаться, относился к Анке не очень дружелюбно.
Ну а Лок… это совсем другое дело…
Однажды Анка прошла в конец бабушкиного сада и перелезла через прясло. Потом по узкой тропинке вышла к оврагу и сразу увидала болотце. Там и жил Лок. Только тогда ещё Анка об этом не знала. Она села на большой тёплый камень, который одним боком лежал на берегу, а другим уходил в воду.
Болото было зелёное, покрытое ряской. И только у самого камня, где свисали Анкины ноги, блестела чистая круговинка воды. Вдруг что-то лёгкое, прохладное прикоснулось к ноге, у выреза сандалии. Это и был Лок, маленький лягушонок. Совсем-совсем маленький, меньше Анкиного мизинца. Конечно, он был вовсе не страшный, но всё же Анка немного испугалась и шевельнула ногой, и тут же лягушонок – лок! – прыгнул в болото. Лишь на минуту всколыхнулась круговинка и опять стала тёмной и спокойной. Может, всё это только показалось? Но ведь Анка же слышала, как плеснула тихонько вода – лок! Значит, он был. И на ноге вот осталось блестящее мокрое пятнышко. Анка долго сидела, а потом слезла с тёплого камня.
На другой день она снова пришла к болотцу.
– Ло-ок! – позвала негромко. – Здравствуй, Лок!
Она влезла на тёплый камень и сказала в тёмное болотное окошко:
– Я всё равно буду ждать.
И он появился. Выпрыгнул на маленькую корягу и смело посмотрел на Анку. Он был весь зелёный, в белом нарядном фартучке.
– Ты здесь живёшь? – спросила Анка. – А я вон там, за садом.
Лягушонок прыгнул по коряге и повернулся спинкой. Тут Анка увидела, что он только кажется толстячком, а у него под тонкой зелёной кожицей выступают косточки.
– Давай я буду тебя кормить. Ты что любишь?
Вот так они подружились.
– Ты знаешь, – сказала как-то Анка, – вот эта высокая трава на поле – лён. Из него потом будут нитки белые-белые, как мои волосы. Правда, чудно?
Лок, конечно, не отвечал, но всё равно разговаривать с ним было хорошо. А иногда Лок не выныривал на корягу. Тогда Анка говорила:
– Ладно, ладно. Я ведь знаю, ты слышишь. Вылезай.
И если он всё-таки не появлялся, она сердито обещала, что за это он не узнает, как хорёк в капкан попался, или как остановилась жнейка, или ещё что-нибудь очень важное.
Однажды, когда они, как обычно, беседовали, на корягу вынырнул другой лягушонок, точно такой же, и Анка растерялась. Лягушата перепрыгнули друг через друга, и теперь уже совсем нельзя было узнать, который Лок. Но потом один шлёпнулся в воду, а другой остался на месте. Ну конечно, это был Лок. Такой зелёный-зелёный, в белом нарядном фартучке.
– Ты никогда не перепутывайся, ладно? – попросила после этого Анка.
В одно ясное утро кувшинки раскрыли свои лепестки навстречу солнцу. Но Анка не видела этого, она не пришла к болоту. И когда кувшинки разомлели совсем от жары и лежали на своих круглых листьях, её ещё не было. И только когда солнце ушло за лес, а цветы затворили свои чашечки и уснули, Анка села на серый камень.
– Послушай, Лок, – сказала она грустно. – У меня теперь братик. Совсем нечаянно появился.
И лягушонок узнал, что теперь любят этого братика и уже не любят Анку. Мама от него не отходит, а Анке даже забыла заплести косичку. Лягушонок сам видел эту лохматую косичку со смятой лентой. А теперь решили даже отвести Анку к тёте в другую деревню, чтобы мама осталась одна с этим братиком.
Такого грустного дня на зелёном болотце ещё не было.
– Ну до свидания, Лок, – сказала Анка. – Меня теперь долго-долго не будет.
Она тихонько слезла с камня.
– Да, – вспомнила она, – а зовут его Лёшка. Лёшка-картошка.
До самой осени никто не разговаривал с лягушонком. А потом опять пришла Анка. Болотце обмелело за лето и сплошь затянулось ряской. Коряга высоко выступала над водой. Серый камень уже не был тёплым. Всё здесь было по-другому.
– Ло-ок! – позвала Анка. – Лок, Лок! Это я. Разве ты забыл?
Лягушонка не было. Тогда Анка наклонилась к воде и сказала, как раньше:
– Ладно, ладно. Я ведь знаю, ты слышишь. Вылезай.
И действительно, что-то шлёпнулось на корягу. Это была большая толстая лягушка.
– Лок, – прошептала Анка. – Где же ты, Лок?
Лягушка сидела и дышала своим белым горлом.
Анка отступила назад и тихо пошла по тропинке. Она никому не сказала, что теперь у неё всё хорошо. Лёшка-картошка оказался славным братцем, а мама любит её, как прежде. Теперь всё хорошо, только нету Лока.
Анка не знала, что к осени все лягушата становятся большими лягушками.
Пегашкин маскарад
В новой квартире всё было новое. Шкаф и буфет пахли свежим деревом. Кровать низкая и без блестящих шариков, на которые Димка вешал курточку. Игрушки тоже новые, дарёные к новоселью. Они не лежали, как раньше, горкой в углу, они по-хозяйски заняли половину Димкиной комнаты. Огромный мяч блестел зелёно-жёлтыми боками, машины сверкали фарами, подъёмный кран, как журавль, гордо вытянул вверх свою шею.
– Тебе нравится твоя комната? – спросил папа.
– Да, – ответил Димка тихо.
– А новые игрушки?
– Да.
– А твой Пегашка до чего же облезлый, правда?
Димка промолчал.
– Может, вынесем его со старыми вещами?
– Нет! – закричал Димка. – Не дам! Вынеси лучше свои игрушки! И всю эту комнату вынеси!
– Ну ладно, я пошутил, – сказал папа. – Мы его не тронем, Пегашку.
Димка взял своего коня за обрывок узды и вывез на хромых, отбитых колёсиках из окружения красивых игрушек. Он сел в передней на табуретку и стал смотреть на Пегашку. Конечно, он очень старый, он живёт давно-давно. Гривы и хвоста у него нету. Может, их не было совсем? Димка не помнит. Стеклянный глаз Димка вытащил сам. Это он помнит. Глаз оказался на проволоке. Его привязали к ёлочному колокольчику. А правый бок у Пегашки ободран. Димка был маленький, и ему почему-то хотелось ковырять этот бок. Тогда он не знал, но получилось пятно, похожее формой на Африку.