А может, явился кто из дома, где покойник лежит. Тогда из юрты должен выйти человек по возрасту старше умершего. Это чтобы не посетил юрту покойник, превратившийся в привидение. Но если так, то прежде чем впустить такого человека, нужно обязательно порог посыпать горячей золой или окропить святой водой. Поэтому такой человек должен стучать в дверь — предупреждать хозяев.
Между тем удары становились все настойчивее.
Дарья взяла свой посох и подошла к двери.
— Погодите-ка! Может, кто к радости. Кто ты и откуда? — крикнула она. — Если человек— войди, если черт — уходи! Здесь живем мы, бедные люди. Что тебе от нас? В огонь нас бросить — чада не будет, в сено нас завернуть — собака не понюхает… Кто ты?
— Пришел ваш дед, хозяин леса дремучего, могучий и щедрый бай Баянай! — раздался за дверью радостный голос Дмитрия. — Нужду вашу увидев, бедность вашу узнав, принес я вам зверька с ценным пухом, дорогой шерстью…
— Счастья и удачи! — воскликнула Дарья.
— Удачи и славы! — воскликнули все находящиеся в юрте, приподымаясь со своих мест.
Даже Алексей соскочил с колен матери и, голенький, забегал, болтая что-то свое.
А дед подгреб угли и, положив на огонь кусочек масла и щепотку табаку, громко приветствовал хозяина леса:
— Мой щедрый и добрый бай Баянай! Желтой благодатью угощаю, крепким табаком встречаю! Заходи, посети наше бедное гнездышко, посиди у нашего очага! Нет среди нас ни злых, ни сварливых, ни скупых, ни жадных. — С этими словами он отворил дверь.
Громко смеясь, вошел Дмитрий. Под мышкой он держал красную лису, голову которой, по обычаю, прикрыл шапкой. Дед взял лисицу, туго обернул ее голову рваной шалью и спрятал в углу на нарах. Чуткие уши лисы не должны слышать, ее зоркие глаза не должны видеть, — иначе не попадет больше лиса в ловушку жителей этой юрты. А чтобы лишить лису острого нюха, морду ей завертывают в женскую одежду.
Щедрый хозяин леса — натура широкая, пьяница, табакур и побалагурить любит с добрыми людьми. Поэтому и встречают его всюду так весело. Хозяин леса всегда спешит, иначе не управиться ему со своими быстроногими зверями. Он так же внезапно уходит, как и появляется. После его ухода с убитым зверем можно обходиться свободно.
Великую радость, посетившую в этот вечер избушку-копну, скрыли от избы-стога. Только Дарья подозвала к себе Никитку, чье появление у Веселовых всегда оставалось незамеченным, и поручила ему:
— Сбегай-ка ты, добрый молодец, стрелы быстрее да пуха неслышнее и позови Майыс. Пусть ничьи глаза тебя не увидят, ничьи уши не услышат!
Вскочил опьяненный общей радостью Никитка, схватил свою легкую палку-коня, прислоненную к стене, оседлал ее и ускакал к соседям.
Вскоре он вернулся, а немного погодя появилась проворная Майыс и прошла к Дарье. Она пошепталась с бабушкой, потом встала и за короткое свое посещение успела перекинуться с каждым добрым словом. Обошла она своим вниманием только самого Дмитрия — не взглянула даже на него, хотя Дмитрий мог был теперь уже причислен к славным якутским охотникам. Когда она уходила, Варвара попросила ее передать хозяевам, что до утра останется у своих и пусть уж Майыс сама подберет сено, раскиданное шаловливыми телятами.
— А как сказать, почему остаешься?
— Да скажи, что старуха со стариком своим поспать захотела…
Когда смущенная Майыс выскочила за дверь, на дворе, как бы совсем случайно, оказался и Дмитрий Эрдэлир.
— Обрадовалась ли ты, радость моя? — тихо спросил он, загородив ей дорогу.
— Ох, и рада, так рада…
Майыс легко прикоснулась к плечу друга, но, когда тот захотел обнять ее, проворно выскользнула из его рук и ласточкой полетела к своему дому.
А в юрте продолжался пир. Наскребли из всех посудин остатки масла, выколотили из кульков остатки муки и сварили торжественное блюдо — саламату[6]. Много было радости и счастья в этот замечательный вечер. Окончив пир и пожелав Дмитрию Эрдэлиру на озерах ходить с ладонями в рыбьей слизи, а в лесах со звериной кровью на груди, улеглись спать.
— Хорошо, что в эту пору коршун не летает: обязательно нашел бы и испортил мех у твоего зверя. Вот вредная птица! — укладываясь, обратился старик Лягляр к молодому охотнику.
Улеглась и старая Дарья, укрывшись с головой в лохмотья. Полежала она некоторое время неслышно, словно сраженная тяжелым сном, потом осторожненько высунула свою белую голову из-под лохмотьев и удивленно спросила:
— А знаете ли вы, дети, почему коршун — поганая птица, а жеребенком ржет?
Она подождала немного ответа и, не дождавшись, стала рассказывать:
— А это воз как было. В самую старую старину, когда все якуты были равны между собой и скот общий держали, коршун был табунщиком у одного якутского племени. Доверяли ему пасти на тучных лугах табуны сереброгривых лошадей. Однажды коршун пошел за лошадьми и не возвращался домой двое суток. Послали за ним людей. «Люди нашли коршуна-табунщика, когда тот пожирал самого лучшего жеребенка. Вернулись они. не замеченные коршуном, и доложили обо всем остальным. А коршун лишь на третьи сутки притащился едва живой оттого, что объелся. Тогда между ним и грозным судом самых старых стариков племени произошел такой разговор:
«Где ты пропадал, парень?» — «Табун искал». — «Все ли лошади в табуне целы?» — «Все, кроме одного жеребенка…» — «Искал ли ты его?» — «Искал». — «Нашел ли ты его?» — «Нет». — «Правда ли это?» — «Правда…» — «Клянись!..» — «Клянусь!..» — сказал коршун и весь задрожал от страха. Страшно разгневались грозные судьи-старики.
«Убил! Украл! Соврал! Три самых великих греха ты совершил, — сказал самый старый старик коршуну. — Трижды проклят будешь ты за это навеки. Будешь ты отныне ржать по-жеребячьему. Вечно будешь ты летать в поисках съеденного тобой жеребенка. Вечно будешь ты падаль на полях клевать…»
И превратился с тех пор удалой табунщик в поганую птицу — коршуна. Ржет по-жеребячьи и все ищет с тех пор дохлятину. Таково наказание за три великих греха — за ложь, воровство и убийство…
Долго не спали в эту ночь обитатели юрты. Долго горел яркий огонь в камельке, весело стреляя красными угольками. Под конец старая Дарья рассказала про Василия Манчары. Каждый раз, рассказывая о нем, бабушка заново создавала образ вечно молодого, всегда отважного и прекрасного Манчары — народного героя, защитника и любимца якутов. О нем повествуется лишь в самые торжественные вечера, когда счастье — редкий гость — посетит убогую бедняцкую юрту.
Перед тем, как спеть легенду о Манчары, Дарья отодвинула от себя лохмотья, достала из-под подушки аккуратно сложенную рваную рубаху, развернула ее, будто собираясь одеться, но, поглядев на нее внимательно, снова поспешно сложила и, крепко прижав сверток к своей исхудалой груди, заговорила, мерно покачиваясь всем корпусом в такт песне:
Песня про Манчары
Ему ненавистен тюремный плен,
Не создан он для оков:
Проходит сквозь девять каменных стен,
Сбивает восемь замков.
Манчары знаете ли вы, друзья?
В сыпучих сугробах его следы,
В долинах и на горах, —
Везде проходит он невредим,
Врагам своим на страх.
Быстрее его скороходов нет, —
Так про него говоря!.
Напрасно прятали кулаки
Награбленное в подвал:
Стальные засовы и замки
Ладонью он расшибал.
Таких силачей и в сказках нет, —
Так про него говорят.
Ничем запугать его не могли —
Ни тюрьмами, ни кнутом.
Местный князек, властелин земли,
Смотрел на него тайком.
Ярче молний его глаза, —
Так про него говорят.
В песнях имя его звенит,
В сказках оно живет.
Силу его народ хранит,
Потомкам передает.
Василий Манчары звали его, —
Запомните, друзья!
Могуч Манчары, лицом пригож,
Грозный был человек.
Богатых князьков бросало в дрожь,
Когда он шел в набег.
Смелое сердце он имел,
Обиженных защищал.
Царские деньги, пушной ясак,
Шерсть и серебро
Все, что награбили князь и кулак,
Народное добро,
Все отбирал Манчары,
Все возвращал народу.
— Горькой слезой пьяны кулаки,
Кровавым сыты трудом.
Идите, ограбленные батраки,
Владейте своим добром…—
Так говорил Василий,
Так призывал Манчары.
В темных горах, где гнездятся орлы,
В чащах, где звери живут,
Возле расщелины дикой скалы,
Где водопады бьют,—
Вольное сердце несущий в груди
Встретиться может с Манчары,
Выйдет он тихо, подсядет к костру,
С путником заговорит.
— Милую родину, мать и сестру
Сердце увидеть спешит…—
Так говорит Манчары,—
Скучно ему на чужбине.
— След мой остался в родимом снегу,
Ждите меня к весне.
Вместе с ручьями я прибегу,
Встречу готовьте мне…
Вернусь! — говорит Василий, —
Приду, — обещает Манчары.
Возле костра на дороге лесной,
Дружески поговорив,
В чащу уходит оленьей тропой,
Путника благословив.
Меч у него в руках, говорят,
Не ослабел Манчары.
Вот и весна! Зеленеют леса.
С гор побежали ручьи.
Синей дорогой блестят небеса,
Солнца теплеют лучи.
Скоро Василий Манчары придет,