Тут Захар сердито встал, подошел, звеня шпорами, к столу, повернулся по-военному и, подбоченившись, начал начальственным тоном, словно отрубая каждое слово:
— Талбинский наслег занят нами, войском генерала Пепеляева. У нас свои порядки, не такие, как советские. Советскую власть мы здесь отменяем…
— А мы не хотим отменяться! — крикнул Никита, вскочив на ноги.
Захар надул губы, стараясь принять грозный вид, и уставился на Никиту:
— По какой такой причине, разрешите узнать?
— Мы не признаем твоего генерала.
— Я тебя арестую! — закричал Захар, хватаясь за шашку.
— Не посмеешь!
— Что?! Мы же белые!
— А я красный… Мы все в этом наслеге красные. А если вы здесь кого-нибудь арестуете, то уж вряд ли выберетесь отсюда…
Опять поднялся шум:
— Арестовать? Это за что же?
— Э, нет, мы не дадим!
— Да кого арестовать-то?
— Слышь, Никиту, секретаря!
— Пусть идут туда, откуда пришли! Мы их не звали!
Когда, наконец, шум немного утих, встал Гавриш.
— Эти люди, — сказал он, указывая на Захара, — хотят, видите ли, спешно свалить советскую власть, сперва в Нагыле, потом в Якутске, ну а там и по всей России.
— А торбасами-то они запаслись? Ведь далеко, выходит, идти! — крикнул Михаил Егоров, вызвав взрыв хохота.
— Правильно! — закричал Бутукай. — Уму якута сам царь дивился. Сколько зим в пути проведут! Ноги отморозят…
— Погодите! Не шумите! Тут разговор серьезный! — старался перекричать всех Гавриш. — Вот они говорят о роспуске наслежного совета и создании вместо него какой-то комиссии, о предоставлении им подвод для отряда и о присоединении к ним…
— Ну, конечно, так все и присоединимся! — закричал Егордан Ляглярин из задних рядов. — Что мы, ихнего брата не знаем? Лучших людей наших загубили, школу сожгли. Спасибо, хватит!
— Меня избрали вы, — продолжал, обращаясь к собравшимся, Гавриш, — и снять меня можете только вы, а не кто другой. И уж, конечно, советская власть меня не похвалит, если я буду «отменяться» перед каждым, кто появится неизвестно откуда с колокольчиками на пятках да с саблей в руке.
— Зачем отменяться? — кричали все, размахивая руками. — Нельзя распускать совет! Пусть сами уходят! Долой!
— Пусть в ножки советской власти поклонятся может, помилует их! — протрубил Тохорон, перекрывая все крики.
Тут встал седой старик, и все настороженно смолкли. Это был эвенк Карбузин. Гавриш даже приоткрыл рот от любопытства.
— Шмеяться нэ нала, — сказал старик слабым голосом. — Нэ нада шмеяться, жачем? Дайте нам оленя… Нет… Коней дайте, и мы уйдем стрелять красные люди. Русский люди зиви город. А тунгус люди зиви лес. Ынэ-рал Пепеляй сильно помогай тунгус.
— Кто же вам мешает жить в лесу?
— Разный красные люди. Лес огон пусти, золата, камен разный искай. Ынэрал Пепеляй сильнай… Скоро тунгус абратна лес зиви тихо… — И старик просящим голосом добавил: — Дай нам конь.
— Карбузин, я же тебя знаю! — поднялся Егордан. — Охотск грузы Федора Веселова возил? Был ты умный и богатый человек, а дал себя обмануть хуже ребенка в люльке. Сколько в твоем отряде эвенков?
— Это военная тайна! — вскочил Захар.
— Близко тридцать, — простодушно ответил старик, с укором глянув на Захара, мешавшего говорить старому человеку. — Еще будут. А где счас Федор? Сын Лука говорил, что он слепой стал. Лука по северу поехал на Чаранский улус, а мы должны Нагылский улус…
— Этому охвостью белобандитов, разбитых нашей Красной Армией, — прервал старика вскочивший Никита и ткнул в сторону Захара, — нужно было, чтобы вы их в тайге кормили даром, а потом вывезли на своих оленях. Обманули тебя, Карбузин. Советская власть пожалела вас, дураков, — наступал Никита на Захара, — амнистию вам дала, а вы снова кидаетесь. Думаете, опять красные возьмут вас в плен да отпустят и еще, может, папиросами да чаем угостят…
— Теперь мы будем брать в плен, — уверенно заявил Захар. — У нас сейчас генерал…
— Красная Армия и не таких генералов разбила.
— Собаки! — закричал Федот Запыха, неожиданно подскочив к столу и будто собираясь кинуться на Захара. — Якутов, что поглупее, вот вроде меня, обманывали, теперь стали эвенков обманывать… Служил же я, дурак, у бандитов в благодарность за то, что они погубили моего родного брата…
Федот подавился слезами, закрыл лицо рукой и склонил затрясшуюся голову. Потом стер ладонью слезы, выпрямился и крикнул прямо в лицо Захару:
— Когда же вы, проклятые, захлебнетесь в крови людской?!
— Мы еще никого не убивали, — поспешно произнес Захар, откидываясь и защищаясь рукой. — Это ты о прежних… Сейчас у нас генерал Пепеляев…
— Собаки разные бывают, — быстро заговорил Федот, стараясь заглянуть на выставленную Захаром руку. — Белые, черные, рыжие, всякие! А все одно собаки!
— Вот и меня обманули! — В дверях стоял Пуд Болтоев. — Лука Губастый говорил, что красные расстреляли моего брата… А брат вот сидит… Слышь, Захар, я тебе больше не солдат. Не из-за чего мне…
Он быстро пробрался сквозь толпу и положил перед Захаром винтовку с подсумком.
Народ одобрительно загудел.
— Итак! — начал Гавриш. — Садитесь там! Тише, товарищи!.. Итак, поступило предложение: наслежный совет не распускать, подвод белым не давать, а предложить им сдаться советской власти и больше не играть с огнем. И еще предлагаю приветствовать советскую власть! — И он громко крикнул: — Да здравствует советская власть!
Все вскочили с мест и оглушительно захлопали в ладоши.
Три бандитских главаря поплелись к дверям.
— Копию резолюции забыли! — озорно бросил им вдогонку Никита.
— Поберегите большевистскую бумагу… — резко обернулся Захар.
Он собирался еще что-то сказать, но потом раздумал и выскочил из помещения, сильно хлопнув дверью.
— Ой, напугал! — Гавриш подмигнул улыбающимся людям и мотнул головой в сторону ушедших: — Убил ведь! А за что, спрашивается? За то, что обидели человека, не уважили просьбу, не отменили советскую власть. Ну да ладно, хватит. Переходим к наслежным вопросам. Первым делом надо нам решить…
— Погоди! А в Нагыле знают, что у нас такие гости. — спросил Бутукай.
— Я думаю, что знают, — загадочно улыбнулся Гавриш. — Переходим к…
— Коней увели! — закричал кто-то со двора, распахнув дверь.
Все, толкаясь и шумя, высыпали на улицу.
Три бандитских главаря и человек пять солдат уже заводили в ворота школы двух коней на которых приехали Роман Егоров и Павел Семенов. Оба дружка, вероятно, думали, что их коней, не тронут из уважения к прошлым заслугам перед «братьями». Но, увидав, что эти предположения не оправдываются, Роман и Павел с воплями бросились за похитителями. Однако в воротах перед ними выросла группа вооруженных солдат. Павел энергично вертел своей круглой головой и все старался проскочить во двор, беспрестанно повторяя прерывающимся голосом:
— Так нельзя!.. Так нельзя!..
А Роман растерянно топтался на месте и жалобно бормотал какие-то слова. Михаил Егоров не упустил случая, чтобы не кольнуть брата:
— Не понимаете своего счастья… Теперь кони ваши наверняка будут пастись на петербургских лугах! Что же это вы, — обращался он к солдатам, — скотину взяли, а хозяев не хотите! Они же присоединиться к вам хотят. Ведь летом уже поплыли было с Лукой Губастым вниз по Талбе-реке побеждать Москву, да вот незадача — Сюбялиров с Никитой помешали!
Тут общее внимание привлек Веселовский приемыш Давыд. Пока шло собрание, он, не теряя даром времени, успел присоединиться к белым. Давыд уже надел оленью доху с чьих-то широченных плеч и перепоясался пулеметной лентой. Широко расставив короткие ноги и закинув руки за спину, он вызывающе оглядывал людей.
— Да ты что, с ума сошел?! — изумился кто-то.
— Вот дурак! Пропадешь ведь ни за что…
— Не заботьтесь обо мне! Пропаду я, а не вы!
Давыд вертелся на месте, не встречая ни в ком сочувствия. Глазки у него бегали, как у затравленного зверька.
Толпа вокруг него смыкалась все плотнее. Долго не смолкали насмешливые возгласы и ругань.
— У, морду бы тебе разбить! Иди сейчас же откажись! — и Тохорон поднес свой огромный кулачище к носу парня. — Тоже белый ынэрал нашелся!
Давыд вдруг сорвал с себя ленту и сунул ее в руки одному из солдат. Потом он сбросил с плеч доху и швырнул ее на дуло винтовки, которую держал часовой. Оставшись в своей рваной шубейке, Давыд, не оглядываясь, зашагал по дороге в лес.
В этот момент открылась дверь школы, и оттуда сквозь сплошной гул донеслись почти одновременно два возгласа:
— Сдаваться надо!
— Молчать!
И снова все там слилось в неразборчивой мешанине из негодующих выкриков, брани и угроз.
— Пошли, товарищи, и мы на свое собрание! — напомнил Гавриш, и все повернули обратно в совет.
К вечеру, когда блеклое солнце опустилось на заснеженный лес, по зимнему тракту понуро потянулось пешее войско белого генерала. В середине шествия на нескольких санях везли пулеметы и боеприпасы. В трех местах над колонной торчали фигуры главарей, ехавших верхом.
Как только белые скрылись с глаз, Никита поскакал в Нагыл по северной дороге.
А в Нагыле уже готовились к встрече пепеляевцев. Еще на рассвете весь покрытый инеем Иван Малый ввалился к Егору Сюбялирову и сообщил о событиях в Талбе. А через полчаса Матвеев и Сюбялиров уже говорили по телефону с Марковым — командиром красного отряда, стоявшего в Чаранском улусе. Потом состоялось совместное заседание улусного партбюро и улисполкома. Некоторых подняли прямо с постели, другие пришли, оставив недопитый чай.
Скоро в улусном поселке все зашевелилось, задвигалось. В наслеги по всем дорогам поскакали верховые. Со всех сторон начали сходиться И съезжаться люди с винтовками и ружьями, с кайлами, железными лопатами и топорами. Потянулись конные и воловьи обозы.
Нагыл напоминал растревоженный муравейник. И на каждом шагу можно было услышать:
— Егор зовет к себе…