Но вскоре он и сам вышел, бормоча что-то о ноже, якобы забытом на дворе.
На другой день вола искали в окрестных долинах, осматривали ближайшие покосы, обшаривали прилегающие леса, расспрашивали каждого встречного. Все было напрасно! Рыженький плут, Хозяин, Умный парень, бесследно исчез. На веселую и дружную семью Лягляриных пала черная тень молчаливой тревоги.
После трех мучительных дней к ним снова заявился Роман Егоров.
Егордан встретил его рассказом о своей беде:
— Вол у меня пропал… Так хорошо поправлялся после тяжелой болезни — и вдруг… пропал!
— Цел твой вол, — нехотя выдавил Роман.
Мальчики только рты разинули от изумления, а Егордан порывисто опросил:
— Где же он?
— У князя.
— Как у князя?
И Роман, почему-то тыча пальцем в пол, объяснил:
— Отвел я его к Князевой старухе Пелагее. Она обещалась дать мне за него тридцать два рубля… Тридцать два рубля!.. Я-то ведь сказал ей, что бык мой. Тебе бы она дала за него не больше пятнадцати целковых, это ясно. Он же хворый и все равно скоро сдохнет. Я его свел только из жалости к тебе.
Оказывается, Роман пригнал вола к себе и самовольно отвел его к купчихе Сыгаихе.
— Так где же он сейчас, наш Рыженький? — с нежностью спросила Федосья.
— Пока я его оставил со скотиной князя.
— Мы думаем, что он уже совсем поправился и теперь не пропадет, — сказал Егордан, почесав затылок.
— Ну и что из того?.. Если даже и не пропадет?.. — подозрительно живо откликнулся Роман и, вытянув шею, обвел всех пристальным взглядом.
— А то, что я не намерен его продавать, — сказал на этот раз твердо Егордан и выпрямился.
— Может, и так… — Роман погладил левой ладонью колено, потопал замшевыми торбасами об пол и молча оглядел Егордана с ног до головы. — Может, и так… Но не пора ли тебе со мной рассчитаться? Может, ты теперь так богат, что небольшой должок сразу чистоганом выложишь? Или надеешься показать мне свой голый живот: ничего, мол у меня нет, не сдерешь же с бродячей собаки шкуру? На том, думаешь, и разойдемся?
— Но я его не отдам!
— А хоть и не отдавай, только мне долг поскорее уплати, а не то я к князю пойду, — и Роман направился к двери. — Бык твой у Пелагеи Сыгаевой, поди отбери у нее, — добавил он, выходя.
Долго сидели Егордан и Федосья, он — пощипывая подбородок, она — пристально разглядывая ладонь. Потом, крякнув, Егордан сказал:
— Придется, видно, отдавать его…
— Рыженького! — прошептала со слезами в голосе Федосья. — Что там «видно», отняли уж…
За матерью захныкали и мальчики.
Быка не стало, с Романом рассчитались и получили у него сверх уплаты долга еще семь аршин ситцу и полкирпича чаю. Но к тому времени семья начала голодать, и мужчины решили уйти до сенокоса в далекую тайгу Эндэгэ — ловить гальянов.
А ловят их пак: между ближайшими озерками выкапывают канавки и устанавливают в них верши, которые придавливают сверху тяжелыми охапками осоки, облепленными болотной грязью. Дело это нелегкое, но в случае удачи обеспечит едой надолго Недоваренных гальянов высушивают на солнце, и получается хорошо сохраняющаяся сыпучая рыбья труха, которую называют «барчой».
И вот Ляглярины нагрузились поклажей, прихватили с собой соседского паренька Гавриша из голодной семьи слепого бедняка Николая и рано поутру тронулись в путь.
Голодные, утомленные люди несли на спине, кроме своих пожитков, еще по пять вершей. Под палящим солнцем очи елр передвигали ноги. Тропинка, то исчезая, то опять показываясь, извивалась между зыбкими болотными кочками.
Шли молча. Старик Лягляр изредка вздрагивал всем телом, озирался кругом и, потеребив рукой кончик носа, видимо страдая без нюхательного табака, опять опускал голову и тяжело шел дальше. Он даже забыл свою давнюю привычку — время от времени, словно проверяя, трогать единственный передний зуб, который у него давно шатался.
Егордан шагал, пожевывая свои мягкие, жидкие усы, росшие только на углах губ, слегка пошатываясь под тяжестью ноши, то и дело сбиваясь с тропы и что-то невнятно бормоча.
Гавриш выглядел бодрее всех и оказался достаточно сильным, хотя и был всего на три года старше Никитки. Всю дорогу он смотрел по сторонам своими чистыми глазами и всему улыбался — деревьям, цветам, даже пролетающим воронам. Гавриш слыл ловким пареньком и умельцем. Про него было известно, что он может смастерить красивый деревянный лук, который стреляет на сто саженей. Никитка уважал Гавриша и втайне хотел во всем походить на него.
К полудню развели у лесного озерка костер и сварили чай. Скудные запасы творога решили пока не трогать, ибо неизвестно было, как встретит их тайга. Если не окажется рыбы, творог пригодится на обратном пути: иначе ведь и домой не вернуться. А пока придется довольствоваться горячим чаем из березового нароста.
Все молча сидели вокруг костра. Над озером беспрерывно кричали чайки. Особенно много чаек кружилось над маленьким островком посреди озера.
— Может и зря, а все же пойду попробую, — пробормотал Егордан и поднялся.
Он шел по берегу, а Никитка, по обыкновению, следовал за отцом Напротив острова Егордан разделся и, оставив на себе только рваную матерчатую шапчонку, с большой осторожностью вошел в воду. Никитка остался на берегу. Птичий гомон усилился, теперь чайки целыми стаями взлетали в небо и с жалобным писком камнем падали вниз, едва не задевая Егордана. Мальчик закричал, запрыгал на месте, но отец мигом унял его: дух тайги не выносит человеческого крика.
Когда вода дошла Егордану до подмышек, он поплыл, но вскоре выяснилось, что на остров выбраться нельзя: островок держался на воде точно плот, он весь колыхался и грозил затянуть под себя или придавить незваного пришельца оторвавшейся глыбой земли. Егордан плавал вокруг острова и под душераздирающие крики несчастных птиц с трудом дотягивался до ближайших гнезд. Он доставал оттуда яйца и клал их в снятую с головы шапчонку. Наконец он подплыл обратно к берегу, держа в зубах полную шапку яиц.
Егордан и Никитка вернулись к потухающему костру. Беспечный Гавриш спокойно храпел, прислонившись к дереву, а старик весь дрожал, беспокоясь за сына да к тому же мучаясь без табака.
Яйца сварили и быстро съели, потом попили чаю и снова тронулись в путь.
Изнуренные дорогой и голодом, путники только ночью добрались до того места, где быстрая таежная речка, высыхая, оставила вдоль своего русла многочисленные озерки, богатые гальяном. Однако наслаждаться отдыхом не пришлись. Егордан с Гавришем тут же пошли рыть канавки меж озерками и ставить верши, а дед Лягляр с внуком остались строить шалаш.
Когда уже показались первые лучи солнца, все собрались вокруг костра и сели пить пустой чай. Теперь оставалось только завалиться голодными спать. Творог в туесках решили не трогать и на этот раз: в вершах ведь может ничего не оказаться, и тогда придется возвращаться домой.
Дед то и дело нюхал давным-давно опустевшую табакерку; он грел ее на костре, потом снова подносил к носу, и по всему было видно, что старик мучается. А Егордан был спокоен. Он тихо встал, вынес из шалаша свой огромный дробовик, прислонил его к пню и сел. Старик посмотрел на сына недовольным взглядом, но промолчал.
Никитка выпил свою кружку чаю и, прижавшись к широкой спине отца, задремал.
— Ну, давайте спать, — донесся до него сквозь пелену сна голос деда. — Как-то примет нас завтра бабушка Эндэгэ?
И вдруг, потеряв опору, Никитка тяжело шлепнулся на землю, больно ударившись затылком обо что-то твердое. В то же мгновение грянул оглушительный выстрел, с неба сорвалось что-то круглое, черное и, высоко взметнув светлые брызги, плюхнулось на середину озерка, возле которого сидели рыбаки. И тут же над головой промелькнули три проворных тетерева.
Егордан стоял с дымящимся дробовиком в руках и хохотал над очумевшим сыном.
— Что, испугался? — сказал он, наконец, едва отдышавшись от смеха. — Никак уже похрапывать начинал у меня на спине? Ха-ха-ха! Что? Сильно ударился о кружку? Ну, ничего, пройдет. Иди доставай тетерочку да поставь ее варить! А то вы уж совсем приуныли! Эх, друзья, мужчины!..
Никитка с Гавришем помчались к озерку. Скинув с себя одежонку, Никитка быстрыми взмахами доплыл до убитой птицы и, как был, голый, принес ее к костру.
С великим торжеством мальчики ощипали тетерку и, подбросив в костер хвороста, поставили дичь на огонь.
Вскоре вода в котелке закипела, и началось пиршество. Когда мальчики немного насытились, они принялись всячески нахваливать меткость Егордана. Взрослым даже пришлось их слегка побранить, ибо непомерные похвалы могут сглазить охотника, его верные руки и точный глаз.
— Адроби в нем — целая лопата! — весело ворчал старый Лягляр Потом он обратился к сыну с укором: — Охотник всегда держит ружье сбоку, а ты вон куда поставил да чуть малого не зашиб.
— А я и сам было задремал, да тут — как засвистят крылья над головой, я и про Никитку позабыл! Ха-ха-ха!
Они поужинали, забрались в пахнущий смолой и свежим сеном шалаш и улеглись спать.
— Вот радость-то!..
Никитку разбудил ликующий возглас Гавриша. Отец стоял у входа в шалаш с берестяной корзиной, наполовину наполненной мальками.
Ребята мгновенно вскочили и разложили костер. Взрослые принялись строгать рожны, а мальчики нанизывали на них гальянов, которые покрупнее, и втыкали колышки в землю, поближе к огню. Вскоре весь костер был окружен вертелами с насаженной на них рыбой. Мелкоту поставили варить на барчу.
Как только рыбки слегка поджарились, мальчики начали выдергивать шипящие рожны и устанавливать их перед каждым едоком.
Гавриш достал свой туесок, извлек из него маленький кусочек масла, растопил его на краешке сковородки и стал есть жареную рыбу, макая ее в масло. Никитка тоже сбегал в шалаш за своим туеском, но отец, заглянув в него, вдруг нахмурился и молча отодвинул туесок в сторону.
Никитка понял отца, но не огорчился. В туеске не было масла? Ну и что же, его там и не могло быть: ведь коровы-то они лишились. Но ничего! Он набросился на рыбу и стал уничтожать ее с огромным аппетитом, вкусную и без масла.