— Цехи будут построены на уровне высших достижений отечественного и зарубежного промышленного строительства, — напористо сказал Цыплаков. — Постоянная температура и влажность в помещениях, микронные точности, пылеулавливающие установки. Прошу вас посмотреть на эскизы!
Докладывающий проворно пришпилил к рейкам на стенах художественные наброски будущих заводских корпусов.
Это был умный завершающий штрих. Лица депутатов оживились, в их глазах невольно зажглись восторженные блики, и несколько голов согласно и удовлетворенно кивнули.
Странно вел себя только тот, кого докладывающему рекомендовали как надежного союзника. Он даже не повернул головы в сторону развешенных картонов.
— Вы посмотрите, товарищи, внимательней. Здесь, как в современном театре, все будет начинаться с вешалки… То есть с фасада. Художественная чеканка по меди и нарядные витражи создадут у работающего активное настроение. Обратите внимание, как все это будет удачно вписано в вертикальную планировку ближних кварталов!
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — хмуровато сказал седой врач, раскрывая истертую папку. — Славно разрисовали, а у меня вот письма избирателей. Каждое в отдельности взять — вроде мелочь. На дворе возле детской площадки вырыли канаву и полгода не удосужатся засыпать, мостовую расколошматили вдрызг при ремонте кабеля и забыли, как пишут в акте, эти «невосстановленные разрытия»… Возле парадного приспособились ставить мусорные баки… Грузовики по двору раскатывают… Магазин жжет деревянную тару… Одна мелочь, вторая, третья, а в итоге страдают люди, о которых мы должны заботиться в первую очередь.
— Станки тоже для людей делаются, а не для крокодилов, — возразил молодой токарь, видно обиженный за своих коллег-станкостроителей.
Но врача не просто было сбить репликой.
— За то время, как я исполняю обязанности депутата на моем участке, в порядке исключения появилась мастерская по ремонту автопокрышек, цех металлической галантереи и станция техобслуживания уборочных машин. Хорошие правила мы устанавливаем, а вот исключения из них делаем никуда не годные. И наша доброта оборачивается иной раз самым настоящим злом…
— На станкостроительном тоже ведь люди, — снова возразил токарь. — О них тоже надо заботиться. Сколько времени у нас человек проводит на работе…
Цыплаков настороженно слушал разгоравшуюся перепалку. Он понимал, что депутатская комиссия — это не коллегия присяжных заседателей, где требуется абсолютное согласие. Два-три ворчуна найдутся в любой комиссии, но при голосовании их подавляют здравомыслящие коллеги и нужное решение обычно принимается. Однако случается и так, что какой-нибудь сварливый и неугомонный по характеру участник заседания, вроде этого седого эскулапа, непродуманными высказываниями сталкивает камешек, вызывающий такую лавину, что самый тщательно подготовленный вопрос из-под нее уже не выроешь на белый свет и могучим бульдозером.
Судя по тому, как одобрительно начали кивать депутаты высказываниям врача, такая лавина угрожала сорваться, и Цыплаков решил обратиться за помощью к тому, кого рекомендовали как союзника и надежную опору.
— Может, товарищ Готовцев дополнит обсуждение вопроса? Насколько мне известно, ваше конструкторское бюро активно сотрудничает со станкозаводом и вы прекрасно знаете обстановку и фактическое положение дел.
— Знаю, — ответил Готовцев и встал за столом. — Сообщение тоже могу дополнить… Нет никакой необходимости строить новые корпуса, и ходатайство завода следует отклонить.
Хотя Андрей Алексеевич и явился на заседание депутатской комиссии полный решимости сказать именно так, но сказать оказалось не просто. Сжечь мост позади себя легко, но тогда уже не будет возможности сманеврировать, тогда ты должен идти только вперед. Андрей Алексеевич вдруг подумал о той обузе, которую он взваливает себе на плечи и на плечи коллег по конструкторскому бюро, толково работающих за кульманами, не бесхитростных, как члены «октябрятской звездочки» в вопросах доведения чертежей в экспериментальном и опытном производстве. Представил себе глубину возмущения Максима Максимовича. Агапов не забудет удара, нанесенного ниже пояса. Если раньше опытные образцы хоть и с тележным, несмазанным скрипом двигались но экспериментальному участку, то теперь и такое их движение затормозится, и самыми строгими приказами сверху не удастся одолеть хитрое противодействие Агапова. Куда пойдет, например, жаловаться Готовцев, если лопнет труба, подводящая к экспериментальному участку сжатый воздух, если электрики сожгут на этом участке единственный трансформатор или задремавшая в ночную смену крановщица уронит тяжелую отливку, расшатает фундамент и потребуется ремонт с демонтажем станков? У Максима Максимовича есть много возможностей осадить строптивого начальника ОКБ так, что тому небо покажется с овчинку.
Дома отец и брат тоже не преминут высказаться насчет того, какую подножку Андрей подставил родному заводу. Тридцать лет с хвостиком работает отец на станкостроительном. Там его второй родной дом, там ему каждый винтик дорог. Будут дома теперь втыкать Андрею острые шпильки в чувствительные места при каждом, удобном и неудобном случае. Потому что отцу и брату эти шпильки тоже будут втыкать члены славного коллектива. И на собраниях коварство Андрея Готовцева станут вспоминать, и в курилках, и в бытовках, и возле проходной.
На репутацию министерства возражение Готовцева тоже упадет солидной кляксой. Заместитель министра, подписавший ходатайство, человек как и все. И самолюбие у него есть, и общественными заботами он руководствуется. Не с потолка же ходатайство подписал. Все на раз обдумал, со всех сторон обмозговал, изучил обосновывающие документы и отвечает за поддержку своей подписью, своим должностным авторитетом. Он о пользе дела думал, а Готовцев, видишь ли, выпрыгнул таким умником и бац — кляксу.
— В ходатайстве следует отказать, — повторил Готовцев. — Конечно, и о людях мы должны заботиться. И о заводском коллективе, и о наших избирателях. О всех в равной степени. Но не только в том дело. В данном случае нет никакой необходимости начинать строительство новых корпусов.
— Надо же увеличивать выпуск станков, — попытался напоследок возразить Цыплаков.
— Надо. Только не таких колымаг, какие выпускают сейчас славные станкостроители. Им надо заботиться не о новых производственных площадях, а о кардинальном улучшении уровня выпускаемых машин. Увеличивать же выпуск продукции, которая сейчас производится станкостроительным заводом — это все равно что увеличивать в наши дни выпуск керогазов или примусов.
— Или фонарей «летучая мышь»… Были такие светозарные приспособления, — с улыбкой уточнил седовласый врач и снял очки.
— Разве можно сейчас мириться, что выпускаемые заводом токарные станки обеспечивают лишь двадцать процентов чистого рабочего времени, тогда как гидрокопировальные автоматы дают такого времени уже пятьдесят процентов.
— Станки с программным управлением еще больше выдают, — поддержал Готовцева токарь. — Все девяносто процентов выкладывают. Не станки, а загляденье!
— Так зачем же нам поступаться депутатской совестью и доверием избирателей и делать исключение, отводя землю для ненужного строительства? Деньги, какие министерство выделяет для нового строительства, нужно направить на модернизацию оборудования и перевод станкозавода на выпуск продукции, отвечающей современным требованиям.
— Полностью поддерживаю предложение товарища Готовцева, — заявил врач, добро улыбнулся и добавил: — Зачем же нам быть помощниками в ненужной затее с отводом земли? Не тот, говорят, дурак, кто просо на чердаке сеял, а тот, кто ему помогал.
Члены депутатской комиссии дружно рассмеялись, и Цыплаков понял, что вопрос провалился.
Звонить Агапову он не стал. Приятно сообщать хорошие новости, а дурные и сами дойдут. Не стал Цыплаков звонить и потому, что завтра станкостроителям должны были вручать переходящее знамя и огорчать Агапова накануне такого события просто не хватило сил.
К тому же Цыплаков вспомнил, что утром у него першило в горле и покалывало в груди. После заседания он отправился в поликлинику, получил бюллетень в связи с острым респираторным заболеванием и умахнул на электричке за город к заботливой теще, где во время болезни его не будут тревожить настырные директора, где вдоволь будет свежего молока и меда, столь полезного при подобных заболеваниях.
Глава 9. Палки в колеса
— Да, Андрей Алексеевич, именно так, — принципиально новое решение узла, — сказал Шевлягин, придерживая ватман, чтобы начальнику было удобнее рассматривать чертеж. — Перевод элементов скольжения на вращение упрощает конструкцию, дает повышение мощности за счет снижения затрат на трение, уменьшает габариты и позволяет улучшить смазку…
— Бобышку за каким дьяволом сюда прилепили?
— Для увеличения прочности.
— А нужно ее увеличивать?
— Предполагаем возможность сопряжения динамических нагрузок.
— Конструктор должен знать, а не предполагать. Точно знать… Почему Павел Станиславович отверг чертеж?
— Сомневается, будет ли работать узел такой конструкции.
— Ты как считаешь?
— Считаю, что будет.
— А на самом деле?
— Не знаю, Андрей Алексеевич, как на самом деле, — зло ответил Шевлягин. — Первая же такая конструкция… Может, и бобышка не нужна, может, и в самом деле при работе все здесь заскрипит. В деле это можно узнать. Сделать опытный образец и в металле довести конструкцию. Вот тогда и ответим, прав товарищ Веретенников или нет… Опытный образец нужен. Только так можно выяснить, великая это идея или глупость.
— Ты считаешь, что великая идея?
— Убежден, — упрямо ответил Шевлягин. — Потому и предложил Павлу Станиславовичу использовать конструкцию в проектируемой линии. Надоело уже, Андрей Алексеевич, до чертиков косить собакам сено. Разгоняйте тогда бюро перспективного проектирования и дело с концом. В общем, если не возьмете чертеж для использования в линии, я подаю заявление об уходе…