— Дальше, дальше, — отвлеченно забормотал Шевлягин, тыкая шариковой ручкой в кроссворд «Огонька». — Чем дальше, тем больше… А дальше вот что. Принадлежность для черчения на букву «р», товарищ Пажура, именуется «резинка». Пора бы знать такие элементарные вещи. Все-таки институт кончили, имеете трехлетний стаж работы в головном ОКБ.
— Кое-кто и побольше моего имеет стаж работы.
Наверняка разгорелась бы очередная перепалка, но в комнату вошел Кичигин.
— Кроссвордиками занимаетесь, господа командированные? — усмешливо спросил директор, приметив «Огонек», лежащий перед Шевлягиным. — На скрипке бы лучше взялись обучаться играть. Что нового?
Руководитель конструкторской бригады сунул журнал в ящик стола и задвинул его с таким ожесточением, что едва не покачнулся ближайший кульман.
— Все старое, Виктор Валентинович, — сказал он, подойдя к директору, внимательно рассматривавшему чертеж общего вида узла. — Лепим дополнительные датчики со всех сторон.
— Вижу. Скоро за вашими датчиками и узел потеряется.
— Нельзя новые датчики лепить… Я говорю — нельзя! — протестующе откликнулся горбоносый, с черными хищными бровями конструктор Муканов. — Схема совсем запутывается, надежность летит.
— А что другое делать?
— Не знаю, — признался специалист по автоматике. — Знаю, что дополнительные датчики нельзя лепить, а что другое делать, совсем не знаю… Отправляй меня, Шевлягин, обратно в Москву. Я днем думаю, вечером думаю, ночью тоже не сплю — думаю. Голова стала, как пустой горшок. Не хватает моих мозгов. Разреши обратно уехать, зачем мне зря командировочные платить…
— Да, насочиняли вы основательно, — задумчиво сказал Кичигин. — К такому узлу наладчиком нужно приспосабливать доктора физматнаук. Значит, так, товарищи столичные Ньютоны. Будете сидеть и ждать, пока вас яблоко по башке стукнет, или все-таки работу двинете?.. Думать надо, а не кроссвордиками развлекаться. Когда же сообразите, как вам мост строить, вдоль или поперек?
— Анекдотец, между прочим, с бородой.
— Ничего, Василий Анатольевич, нам, провинциалам, такое простительно. Чем еще похвастаетесь?
— Герань у нас распустилась, товарищ директор, — откликнулась Нина Пажура. — Глядите, какие симпатичные цветочки!.. Не можем мы ничего придумать… Не можем, и все тут!
Как отлично начиналось. Идеальная летная погода сопутствовала бригаде конструкторов по всей трассе полета в Заборск. В аэропорту командированных встречал лично директор завода. Шевлягин и Пажура были усажены в «Волгу», а остальным был предоставлен новенький «рафик». В гостинице были заботливо приготовлены номера, в помещении заводоуправления ожидали просторные рабочие комнаты, на дверях которых висели строгие трафаретки с надписями «Московская группа». В проходах между кульманами были расстелены ковровые дорожки и на подоконниках расставлены горшки с геранью, фуксиями и другими представителями светолюбивой домашней флоры.
Основная идея проекта модернизации расточного участка родилась уже на третий день, была такой удачной по замыслу и надежной по простоте исполнения, что Виктор Валентинович пригласил Шевлягина на традиционный ужин с хариусами. Перемен блюд на этом ужине было меньше обычного. То ли клев хариусов поубавился с того времени, как в Заборске побывал начальник ОКБ, то ли у Кичигина была собственная ранжировка ужинов с хариусами, и Шевлягин шел в ней по иной категории, чем Готовцев.
Рабочие чертежи опытного узла Кичигин сразу запустил в производство и обеспечил заказу такой режим, что уже через две недели механическая часть его была готова. Наскоро пристроив комплектующую электрику, Шевлягин вместе с дружной группой заборских монтажников произвел в вечернюю смену опробование собственной конструкции на ручном управлении. Оно, как и полагалось, прошло с нормальным для первоначальной наладки скрипом. После двухкратных разборок, замены некоторых деталей, дополнительной шлифовки поверхностей и смены пары редукторов, оказавшихся маловатыми по мощности, узел, поставленный на ручное управление, заработал — к великой радости автора и к удовлетворению всех остальных, кто был причастен или сопричастен к его созданию.
В любимое ОКБ тут же была направлена победоносная телеграмма-«молния» чуть не в сотню слов, а кроме того, у Шевлягина состоялся рекордный по длительности для местного узла связи разговор с Готовцевым и Веретенниковым. Столь убедительный, что Павел Станиславович попросил срочно скопировать уточненные рабочие чертежи опытного образца, чтобы немедленно использовать в проекте станочной линии, над которой работало ОКБ.
Затем на узел была поставлена автоматика, и все пошло вверх тормашками. Узел категорически отказывался подчиняться автоматическим командам. То не откликался ни единым движением, будто окаменев, то вдруг, словно сорвавшийся с цепи злющий дворовый пес, взбрыкивал с такой осатанелостью, что по всему цеху раздавался натужный скрежет, и Шевлягин, бледнея, вырубал к чертовой матушке автоматику, бессильно опускал руки, набрасывался очередной раз на растерянного Муканова и высказывал оценку его работы в таких выражениях, что Нина Пажура предусмотрительно отходила подальше, искренне не понимая, почему бедный Джангир еще ни разу не кинулся на Шевлягина хотя бы с гаечным ключом, раз теперь мужчинам не положено носить кинжалы или засапожные, остроотточенные ножи. Более того, к ее великому изумлению, насмерть разругавшиеся Шевлягин и Муканов также бурно мирились, уходили в комнату с трафареткой на двери, закрывались там и в гостиницу возвращались далеко за полночь.
Но твердый орешек, подкинутый коварной автоматикой, разгрызть не удавалось. Работа над проектом модернизации расточного участка катилась как хорошо смазанная тележка по асфальту, а доводка автоматики опытного узла неожиданно застряла в болотистой ухабине, и вытащить ее на ровное место никак не удавалось. Всплески злости, которыми Шевлягин пытался одолеть забастовавшую автоматику, походили на ту шоферскую ругань, которая вроде и к месту, хотя знаешь, что ругань не вытащила еще ни одной забуксовавшей машины.
— Я пошел, — сказал Шевлягин.
Нина и Муканов согласно кивнули и пожалели руководителя группы, которому предстояло делать очередной доклад руководству ОКБ о достижениях командированных в Заборск конструкторов. Проектом модернизации расточного участка последнее время руководство ОКБ почти не интересовалось, а достижения по опытному образцу с каждым прошедшим днем обретали все более и более жирный минус. Подковырки Кичигина, внутренние распри при очередной неудаче и даже комплекс кусачих эмоций, которые спускал Шевлягин с цепи на многотерпеливого Муканова, не могли равняться с теми убийственно вежливыми словами, какие приходилось слышать руководителю группы от московского начальства.
— Как же не усложнять, Андрей Алексеевич, если она сама усложняется… Понимаю, что само собой ничего не делается… Всю технологию просмотрели еще раз, на ощупь уже каждую операцию проверили. Торчали и у станков с утра до вечера… Работает же узел на ручном управлении и нормально работает… Конечно, вся изюминка в автоматике. Понимаю, что надо расчленить управление по операциям. Но тогда увеличивается число управляемых команд и резко снижается надежность прохождения сигналов. Да, получается такой заколдованный круг… Без начала и без конца… Не тяну я… И Муканов не тянет… Такие уж у нас головы… Значит, с дырками. Пришлите хоть на недельку Якубовского. Я понимаю, что он в полном замоте, но без него мы не управимся… Ну и выкидывайте узел из проекта! Не полысею… В конце концов я, Андрей Алексеевич, человек, а не счетно-решающее устройство… Не устройство, говорю!.. А я, между прочим, совершенно спокойно говорю… Это вы считаете, что мы три недели попусту профукали… Сегодня тоже работали… Да… Сегодня мы кроссворд разгадывали… Кросс-во-рд… Почему непонятно? За отсутствием озарения разгадывали кроссворд из «Огонька»… Кичигин заходил. Советовал начинать учиться играть на скрипке…
Доклад начальству кончился тем, что Шевлягин зло кинул на рычаги неповинную телефонную трубку и, в полном несоответствии со сказанным, подумал, что узел из проекта линии он выкинуть не даст и с проклятой автоматикой все равно управится. Кончится срок командировки, он за свой счет останется в Заборске, очередного отпуска не пожалеет. Должно же быть решение. Значит, его можно найти. И не нашли они потому, что плохо искали.
Все же яснее ясного.
Еще Шевлягин думал, что по возвращении в ОКБ, если начальство не выпрет его с работы за несоответствие мыслительных способностей занимаемому служебному положению, он перевернет работу бюро перспективного проектирования. Всех этих перспективных мыслителей начнет нещадно гонять по рабочим проектам. Прекрасную жизнь обеспечили себе теоретические деятели. Намалюют на ватмане эскизик с пустяковой идейкой, сунут на подпись доброму начальнику бюро, а тот очередной раз лопухнется, удостоверит недопеченный пирог личным факсимиле, а потом ватман свернут в трубку и положат на дальнюю полку. И никаких больше им заботушек. Зарплата идет нормально, «прогрессивка» тоже раз в квартал капает, нервного расстройства не случается, сверхурочного труда не требуется.
Нет, дорогие подчиненные, кончится скоро ваша спокойная жизнь. Выдал предложение, вытащил на ватман что-нибудь сто́ящее, сам его и доведи до конца, до натуры, до воплощения в металл. Сам послушай, как в металле, твоя идея заскрипит и заскрежещет, собственными глазами полюбуйся, как одна несуразность будет налезать на другую, как застопорится все вдруг из-за какой-нибудь пустяковины, о которой твоя голова не захотела подумать.
Вот так вас, линей-теоретиков, будет воспитывать начальник бюро перспективного проектирования, возвратившись из Заборска. Потому что только так можно стать настоящим конструктором, настоящим перспективщиком.
Совсем, понимаешь, закостенели в активной деятельности.
— Не пройдет сигнал, — сказал Муканов, стоявший по другую сторону узла. Из-за станины была видна лишь его взлохмаченная, давно не стриженная голова. — Я тебе говорю, что не пройдет… Здесь датчик, там датчик. Он же такой маленький, сигнал. Он же как маленький мальчик. А мы ему тут забор поставили, здесь забор поставили. Не умеет он через наши заборы перелезать… И сил у него не хватает… Не будет надежности.