Вдруг ее осенило: у Борьки он. Туда все ходили, почему Юрка должен стать исключением?
— Господи, да что им всем там понадобилось? — выходя в общий двор, бормотала Леся, премного озадачившись. — Не могли же они все по очереди прикончить Борьку и ходить туда, чтобы замести следы? Убил кто-то один…
Желая удостовериться, что Юрка пошел именно к убитому соседу, Леся встала за углом дома и выглядывала оттуда. Замерзла. Утренний холод, приправленный дождем, пробирал до костей. Леся стучала зубами, но упорно не уходила, а ведь тоже не догадалась набросить халат. Быстро светало, несмотря на нависшие свинцовые облака. Прошло еще немного времени…
Парадная дверь открылась. Да, Юрик собственной персоной! И какой «оригинал» — воспользовался теми же перчатками, что и Леся. А в руках у него какой-то предмет, да она не разглядела, кинулась домой. Перескакивая через несколько ступенек, взлетела наверх (заодно слегка согрелась), запрыгнула в кровать. Юрик пришел спустя пять минут, лег рядом и вскоре уже похрапывал.
Лесю сон больше не взял. Она ворочалась и ворочалась, в конце концов поплелась на кухню добивать нервную систему крепким кофе. Но ведь надо создать в голове хотя бы искусственное прояснение. Выпитая чашка кофе участила сердцебиение, но голову не прояснила. Леся упорно налила вторую порцию, отхлебывала и думала, что все это означает.
Итак, ее любимый муж был у Борьки. И наверняка наследил. Дурак. Леся так старалась, чуть не умерла в компании с трупом, а он пошел туда! Видимо, что-то там потерял, о нем вспомнил позже, дождался, когда чуть посветлеет, а дом будет спать крепко, и отправился за уликой. Да-да! У него же было что-то в руке. Стало быть, Юрка убил… Пф, она еще сомневается? Кстати, а что у Борьки делали сорняки и примат Лобзень? Нет ответа на этот вопрос. Однако вторая чашка кофе неплохо ударила по мозгам. Неплохо, потому что Леся нашла способ защитить себя и Юрку.
Он с аппетитом уминал завтрак, как будто ничего не случилось, а она брезгливо ковыряла вилкой. Желудок требовал: дай ням-ням, но еда не лезла в рот, хотя Леся последний раз ела вчера примерно в четыре часа дня. В сущности, черт с ним. С завтраком, разумеется. Близится час сбора жильцов, когда надо будет вызвать милицию, не вечно же Борьке лежать на втором этаже. Сейчас следует обговорить с Юрой все детали, чтобы в их показаниях не было расхождений, да вот беда — Леся не находила нужных слов.
— Почему ты не ешь? — поинтересовался Юра.
— Не могу, — отодвинула тарелку Леся. — Юра…
И паузу завесила. Муж поедал гречневую кашу с сосисками, глядя на нее вопросительно. Она молчала, решив: пусть доест, а то после ее сообщения аппетит пропадет, и надолго.
— Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил он.
— Нет. Да.
— Раз не уверена, то лучше скажи.
— Хорошо, — собралась с духом Леся. — Вчера я, когда ты ходил за сигаретами, подслушала один разговор…
— Ну, дальше, дальше…
Наконец он доел, взял чашку с какао, которое Юра любит больше кофе. Леся выпалила на одном дыхании:
— Лобзень говорил Алику… они сидели возле нашей сетки на скамейке… что ты заходил к Борису сразу после работы и убил его. Он боится тебя, поэтому ничего не сказал вчера, но собрался сообщить сегодня милиции.
Ну и выдержка у Юрки! Ей бы такую. Через небольшую паузу он сказал абсолютно спокойным тоном:
— Понятно. Почему ты вчера мне об этом не сказала?
— А ты почему не сказал, что ходил туда? — подловила мужа она. И завелась: — Извини, но ты должен был сразу поставить меня в известность. А так, когда я услышала из чужих уст, к тому же подслушала, что ты заходил к Борису, знаешь в каком я была состоянии и что подумала?
— Что же ты подумала? — набычился Юра. — Что убийца — я? Да? И подставляю тебя, так?
Назревала ссора. Первая ссора за их совместную и до сих пор счастливую жизнь. Леся вовсе не хотела ругаться, и следовало бы в том месте, где запускаются эмоции, нажать на тормоз, но Юра ее обидел, и она задохнулась:
— Я подумала, что ты подставляешь меня?! Да как ты можешь так говорить! — И раскричалась: — Как можешь думать, что я подумала… Да, подумала! Раз ты, вернувшись с работы, зашел к тому уроду, который сейчас убитый труп, и ничего не сказал мне, то ты… ты его… значит, его ты…
— Говори, говори, — свел брови в одну линию Юра.
— Ударил его нечаянно до смерти во время драки! — взревела Леся, так как еле-еле подобрала проклятые слова. — Меня оскорбило твое молчание. Получается, ты мне, своей жене, не доверяешь. Неужели думаешь, я не умею молчать? Считаешь, я продала бы тебя?
Вдруг Юра снял маску негодования, в раздумье потер свой подбородок, не спуская с нее подозрительных глаз, и охладил ее пыл уже тем, что задал вопрос безобидным тоном:
— А где ты ночью была так долго? На салфетки с чашками надо меньше времени.
— Притворялся, будто спишь, — уличила его Леся. И не осталась в долгу: — Ты тоже на рассвете ходил туда. Зачем?
— Ага, так ночью ты бегала к…
Раздался стук в окно, за ним стоял Алик. Юра пошел открыть дверь, вскоре вернулся:
— Зовут на совещание. Идем.
— Только не в мусоросборнике Полыни соберемся. Меня там стошнит, я вся чешусь после ее курятника, — ворчала Леся, надевая шерстяную кофту. Для себя она решила: план свой осуществит, а с Юркой позже разберется.
Собрались в парадном. Лобзень скромно сидел на ступеньках, положив на тощие коленки руки, Полынь стояла, уложив локоть на перила, Алик подпирал спиной собственную ветхую дверь. Оглядев присутствующих, Леся остановилась у входа, чтобы всех видеть. Но обзор перекрыл Юрка, он же и начал:
— Итак, мы переспали ночь…
— С трупом, — вставил Лобзень ехидно.
— Прошу не перебивать! — поднял руку Юра. — Надеюсь, все остыли и не будут обвинять друг друга в преступлении. Милиция сама разберется…
— А кто обвинял, кого? — не дал закончить ему Лобзень, разведя кисти рук в стороны и напялив гнусную улыбку.
— Например, мою жену, — осадил его Юра. — Надеюсь, вам понятно, что ей не под силу нанести удар, от которого наступает смерть. Второе. Вы, Кеша Григорьевич, — обратился к Лобзеню по имени-отчеству он, — вчера намекали, будто Бориса убил я…
— Заложил? — процедил тот, кинув в Алика злобный взгляд.
— Не он, — усмехнулся Юра. — Леся слышала вас своими ушами.
— Подслушивала?! — вскочил под воздействием благородного гнева Лобзень, но мгновенно перевел его на Юру: — А кто мог убить, кто? Из нас только у тебя хватит силы…
Тут уж прорвало Лесю, которая выступила вперед:
— Не смейте обвинять моего мужа! Между прочим, а что вы делали ночью у Борьки?
— Я?! — прижал ладони к груди Лобзень, интонацией давая понять, что на него возводят поклеп. — Я у Бориса?! Когда?
— Да, вы. В половине первого ночи! — безжалостно цедила Леся. — Я вас видела, когда вы выходили оттуда! Что вам понадобилось там ночью, когда все спали? Кстати, а перчаточки зачем надели? Следы свои заметали?
— Какие следы? — занервничал Кеша.
— Убийства! — рявкнула Леся, наступая на него. Ему пришлось отступать, поднимаясь по лестнице. — Попробуйте только насексотить ментам на моего мужа, я про вас тоже расскажу! И посмотрим, кто у нас получится убийцей!
— Я не убивал! — по-бабски взвизгнул Лобзень, потрясая в воздухе указательным пальцем.
— Почему же? — скрестил руки на груди Юра, явно получая удовольствие от сцены. — Вы, Кеша Григорьевич, мужик крупный, только прикидываетесь слабаком.
— Я Кешу знаю лет пятнадцать, — открыла рот в защиту соседа Полынь, — и ничего такого у нас не случалось. Никогда. Стоило вам поселиться в нашем доме…
— Кстати! — понесло Лесю. Она поставила руки на бедра, задиристо приподняла нос. — А вы, Полынь Петровна, что делали у Борьки в два часа ночи? Вы заходили туда с сыном, к тому же ругали его, говорили, что он без вас ни на что не пригодный. Но, что интересно, перчатки тоже надели, как Лобзень, и лампу прихватили. Может, вы вместе с Кешей Григорьевичем Борьку укокошили? Вы живете здесь давно, ссорились ежедневно, он вам надоел. Может, улики подбрасывали? Чтоб на вас не подумали?
Пожилая женщина настолько была ошарашена, что не обратила внимания на кличку — Полынь Петровна. Оказалось, у нее и глаза имеются, а не две щелочки, точнее — щелочки были горизонтальными, а стали вертикальными. Она открыла рот и — морг, морг веками. Обычно Полынь все про всех знает, а тут о ней вызнали то, чего не должны знать ни в коем разе. И вдруг вопль:
— Алик! Алик! Алик!!!
Больше-то и сказать ничего не смогла, вероятно, у нее что-то внутри заело. Леся наслаждалась произведенным впечатлением. А то, ишь, ее и Юрку решили сделать убийцами… Тем временем любимый муж обхватил пятерней половину лица и трясся, кажется, от смеха, наклонив голову. Он тоже разозлил Лесю — смешно ему, видите ли!
— А ты что, была здесь, когда мы… — вымучил слова Алик, продав себя и маму с потрохами.
— Да! — огрызнулась Леся. — Нарочно пришла посмотреть, чем вы будете заниматься. Под лестницей сидела, вот!
— Мы только взяли у Борьки кое-что, — заработал речевой аппарат у Полыни Петровны. — Ему все равно не нужно…
— Ха! — издала торжествующий звук Леся, и грозен был ее вердикт: — Убийство с целью ограбления!
— Алик! Алик! — опять заело маму.
— Что вы взяли у Бориса? — подал голос Юра.
— Мясорубку электрическую, — сказала Полынь, будто это такой пустяк, что просто стыдно из-за него обвинять в убийстве. — И миксер. И лошадь свою забрала.
— Какую лошадь? — спросил Юра.
— Бронзовую! — рявкнула она. — С крыльями! Три года назад Борьке продала.
— Все?
— Ложки с вилками серебряные, — всхлипнула Полынь.
— А вы, Кеша Григорьевич, зачем ночью ходили в квартиру трупа? — повернулся к тому Юра.
— Сначала ты скажи, зачем к нему вчера заходил, — буркнул тот.
— Борька продавал джип, на него нашелся покупатель, мы договорились о встрече.