Глава 1. Черный экипаж
ДЭНИЭЛ
Не могу сказать, что я приехал в академию несведущим в любви, но и большого опыта у меня не было. Я не из тех, о ком мечтают девушки по ночам. Первая студентка упала в мои объятия, рыдая после разрыва с боевиком. Вторая — чтоб отомстить изменившему ей стихийнику. После они помирились, и девушка пожелала тайно нас чередовать, но я отказался от подобной чести. Третья заявилась ко мне поздно вечером и начала петь про мою интересность и изящные манеры, но моя интуиция зазвенела колоколом тревоги, и я выставил кокетку за дверь.
Почему я заинтересовал Мадлен, не знаю, но с ней мы встречались до конца учебы. Почти до конца. Она намекала, что не рассматривает нашу связь как нечто серьезное. Я в ответ дал понять, что не потерплю быть одним из многих. Мадлен приняла мое условие. Я знал, что в поисках покровителя она сопровождает некую дальнюю родственницу на городские празднества, и ничуть не удивился, когда она сообщила о расставании. Вероятно, Мадлен нашла того, кто обеспечит ее будущность, и согласно моей просьбе, не стала вальсировать одновременно с двумя. Это вызывало уважение, и я сделал ей дорогой подарок. Она не понимала всей ценности серег с диамантами, но даже когда кавалеры завалят Мадлен безделушками, серьги останутся достойными ее шкатулки. Я дам распоряжение поверенным отца справляться о ее делах время от времени, и если попадет в беду, негласно помочь.
Появление Амелии меня обескуражило. Я отказывался верить, что одна из лучших студенток этого года, талантливый магтефактор, дочь магтефактора первого класса, урожденная леди и весьма привлекательная девушка собирается провести со мной ночь, чтоб лишиться одного из достоинств благородных девиц.
Девственниц среди моих временных любовниц до сих пор не было.
Сначала мне показалось, что Амелия узнала про моего отца и решила состроить интригу, но вскоре я отбросил эту мысль. Девушка была искренна, к тому же, одна из лучших студенток курса, леди, дочь известного магтефактора… Нет, не стала бы она подстраивать ловушку.
Меня закрутило в противоречии. То, о чем просила меня Амелия, было против всех правил. Многие магички-горожанки заводили романы в расчете, что их магического дара и заработанных денег будет достаточно, чтоб искупить небольшой — для простолюдинок небольшой — недостаток. Но девушки благородного происхождения блюли себя строже. Я не должен был соглашаться. Но глядя на ее горящие глаза и решимость, я понимал, что откажись я, Амелия совершит какую-нибудь глупость. Я не верил, что она, как грозилась, пойдет в таверну, но постучаться к моим соседям по этажу с нее сталось бы. Я представил, что в нескольких шагах от меня, за стенкой, в одной из соседних комнат Амелия будет рыдать от боли, а назавтра — от унижения. Держать язык за зубами эти парни не стали бы. Я решился.
Меня поразило ее признание, что она вручает мне свою честь и женственность. Поразило и зацепило за живое.
Я дал день и ей, и себе. Засев в библиотеке, я взял несколько томов: "Наставление молодому мужу" для нужных сведений, "Правила добродетельной жены" и законы по матримониальным правам — для маскировки. Вокруг было еще несколько студентов, которые пользовались последним днем доступа к академическим сокровищам. Надеюсь, никто не видел меня за чтением советов о первой брачной ночи.
В книге нашлось полезное обезболивающее заклинание, более действенное для данного случая, чем всеобщее. Я слегка усовершенствовал его — как теоретик, работающий с тонкими потоками, я натренирован в ювелирных воздействиях там, где прочие маги бьют грубой силой по площадям. Но отрезать боль, лишая чувствительности всю часть тела, было бы неправильным в нашу единственную встречу.
Стекло в шкафу с редкими книгами показало, что из библиотеки я вышел с краснеющими ушами.
До вечера я гадал, решится девушка или нет. Хотелось бы верить, что она отказалась от безумия. Но все же я не пошел на праздник, принял ванну и сменил белье на кровати.
Поздно вечером Амелия постучалась в дверь, развеивая мои последние надежды. Глядя на смесь отчаянной смелости и хрупкости, я почувствовал, что у меня отказывает разум. С горящими глазами на бледном лице она отважно сделала шаг в комнату, дрожа от страха, и меня стало разрывать от желания укрыть, защитить от всех невзгод — и немедленно сделать ее своей.
С трудом взяв себя в руки я повел себя как нужно — для нее нужно. Одним демонам известно, чего мне стоило остановиться. К счастью, заклинание снятия боли сработало хорошо. Я чувствовал, как она содрогается от экстаза у меня в руках и мечтал о ледяной ванне.
Когда она уснула, я умирал от желания и злился на судьбу. Завтра мы разойдемся разными дорогами. А что, если… Нет, невозможно. Но все-таки…
Проводив ее под утро, я так и не смог уснуть. Я представил, как она просыпается в своей кровати, собирается, покидает академию в карете дяди… Наверно, ее сразу повезут на пристань, и последняя проверка покажет…
Демоны! Клятые демоны! Почему мы не подумали об этом сразу? Я, я не подумал! Что сделает ее дядя, когда узнает, что роль невесты больше не для нее? Что-то подсказывало мне, что Амелию не ждет ничего хорошего.
Был лишь один человек, к которому я мог обратиться за помощью. Я посмотрел на часы. Полшестого утра. Отец пришлет во второй половине дня черный экипаж — глупо светить гербами, когда я целый год скрывался под чужим именем. По традиции корабль с невестами отходит от причала в полдень. Девушки прибудут заранее.
Быстро одевшись и оставив вещи в комнате, я выскочил за ворота. Мой чемодан потом заберут. В миле от академии есть поселение, там встают с рассветом.
В первом же дворе мне продали коня. Когда я предложил за сельскую клячу двойную цену молодого животного, мужик не мешкая сгреб монеты и притащил старенькое седло. Через час взмыленный не хуже лошади я уже был в городском доме отца. Тот слегка удивился: — К чему спешка? Я только что приказал готовить экипаж. Жак! Передай на стоянку, что ехать не нужно. — Отец обернулся ко мне. — Что случилось? — Одной девушке нужна помощь.
Отец поднял бровь: — Тот артефакт, что тебе вживили, не сработал? — Что? Нет, не в этом дело! Ее отправляют как невесту Превысокому, но она не пройдет последнюю проверку.
Отец умел держать лицо, но сейчас я видел, что он едва сдерживает гнев: — И я полагаю, тому причиной ты? Ты, мой сын, позволил себе обесчестить невесту Превысокого? — Она настаивала. Она не хочет быть невестой.
Отец нахмурился: — Сядь и объясни.
Я быстро пересказал странности статуса Амелии.
Губы отца сжались в тонкую нить. Наконец, он произнес: — Я ожидал, что ты будешь вести себя как сын герцога Ривалта, владетеля этих земель. А не как мальчишка! — рявкнул он, потеряв терпение. — Как только ты узнал о подлоге, ты должен был меня известить! Да-да, подлоге и мошенничестве, которое произошло на моих землях! Ты должен был приехать еще вчера вместе с девушкой и предоставить мне разбираться с преступлением против Короны, а не бесчестить несчастную!
Мне было нечего ответить. Я сглупил. Я показал себя полным идиотом.
Отец вышел за дверь. — Подайте оба экипажа!
Вернувшись, он спросил: — Она знает, кто ты? — Нет. — Хоть здесь ты поступил правильно. Она сильный маг? — Одна из лучших студенток этого года и лучший магтефактор последних лет. — Я позабочусь о ее судьбе. Если понадобится, хорошо выдам замуж. Мы поедем на пристань в гербовом экипаже. Ты укажешь мне девушку, а после пересядешь в черную карету. Вы не будете встречаться. — Но почему?!
Отец посмотрел на меня как на несмышленыша: — Потому что одно дело — быть благодарной владетелю земель, который исполнил свой долг по отношению к подданным и Короне. Другое — отцу любовника. Ты сам не захочешь сажать ее в подобную клетку.
Я пристыженно кивнул.
Мы наблюдали за подъезжающими экипажами, из которых высаживались невесты. Две из них приехали по-старинке, в запряженных лошадьми расписанных вензелями каретах — старая аристократия цеплялась за последние бастионы. Мой отец, несмотря на древность рода, без сомнений перенимал новинки прогресса, хоть иногда и называл их по-старому.
Амелию привезли в магоходном экипаже. Дядя вышел первым, подал ей руку, и она спустилась на мостовую. Я указал на нее отцу и прилип к девушке взглядом. Что-то странное почудилось мне в ее движениях. Она смотрела прямо перед собой, хотя я помню ее живой и подвижной. Амелия шла не возмущаясь, не разговаривая. Может быть, ждет подходящего момента, чтоб поговорить с распорядителем? — Отец, я не узнаю ее, она сама не своя. — Волнуется? После того, что ты натворил, неудивительно. — Нет же, она, напротив, слишком спокойна, будто зачарована. Если бы я мог подойти и посмотреть на потоки… — Иди в черный экипаж. Я разберусь.
Я перешел, куда велели, и продолжал следить. У отца нет магии, но будем надеяться, он сможет понять, что происходит.
Только выволочка, которую он устроил мне утром, и строгий приказ не показываться Амелии на глаза, удержали меня, когда Гринпич ударил девушку. Куда делся мерзавец, я не заметил. Видимо, подлец использовал отвод глаз.
Я метался по своим покоям, когда вечером, наконец, пришел отец. — С леди Перитиз сняли подчиняющий браслет, она набирается сил. — Зачем ее дяде понадобилось пристраивать ее во дворец? — Сам не догадываешься? Это первое, о чем ты должен был подумать! Еще перед отъездом я дал указания задержать того, кто привезет девушку на пристань, но никто не знал ее в лицо, и Гринпича упустили. — Отвод глаз?
Отец кивнул. — Да, очень мощный. Он подготовился. Итак, Дэниэль, о чем ты должен был подумать, когда узнал, что девушку пытаются пристроить во дворец?
Я похолодел. — Заговор? — Разумеется. Находясь под чарами подчиняющего браслета она получила приказ следовать указаниям некоего лорда. — Но вы можете его арестовать? — Ты думаешь, он назвался бы девушке настоящим именем? Нет, главная зацепка — Гринпич. И если бы ты не сглупил, мы бы взяли его, когда он приехал за леди Перитиз к академии.
Взгляд отца был мне наказанием, но я знал, что этим не ограничится. — Ты разочаровал меня, Дэниэл. Будь ты старшим сыном, я бы задумался о передачи наследования среднему. Но ты, к счастью, младший. Поэтому ты отправишься с миссией в Баркео и Серонт. Тебе предстоит сбыть товар, договориться о других поставках, наладить связи с двумя торговыми домами и привезти новый груз. "Серебряная акула" уходит завтра. Может быть, ты поймешь, что такое ответственность. О женщинах тебе думать рано.
Отец ушел, но против его ожиданий я все равно думал о женщине. Одной. Вспоминая о словах отца, который обещал хорошо выдать ее замуж, я готов был рвать на себе волосы. Одна надежда — Амелия не из тех, кого можно выдать замуж силой. А если она согласится… что ж, я не могу оспаривать ее выбор. Но думать об этом было горько.
Вечером доставили чемодан из академии, и я провел полночи за укладкой вещей. Мы успели недолго поговорить с матушкой. Она не решилась упрекнуть отца за то, что тот отсылает меня, едва я вернулся домой, и лишь горестно всхлипывала, прощаясь у пристани.
Глава 2. Серебряная акула
"Серебряная акула" было небольшим судном, всего тридцать матросов, несколько офицеров, повар и лекарь. Я занял голову изучением торговых бумаг, выданных отцом, сводок, цен и сведений о будущих партнерах и конкурентах. Изредка я выходил на палубу, любовался на хлещущие по ветру паруса, порой что-то подправлял или чинил магией, но увы, с погодой я ничего сделать не смог.
На четвертый день плаванья налетел шторм. Судно кидало с волны на волну. Капитан приказал мне сидеть в каюте, но когда снаружи послышались истошные вопли, я не выдержал и выскочил на палубу, вцепившись в поручень. Пятеро матросов тянули за канат, еще одна группа возилась на носу. Над головой хлопал штормовой парус, и два матроса сидели, на рее, прижавшись к мачте. Мне махнули, приказывая вернуться в каюту, но судно подпрыгнуло на волне, ухнуло вниз, и поток воды залил палубу, стоящую дыбом. Где-то сбоку послышался треск. Кричали люди, судно мотнуло снова, и пятерых матросов несло мимо меня к бортам. Я успел схватить другой за конец и несколько раз перебросить его через поручень, за который держался сам. Канат натянулся, поручень затрещал и не выдержав, оторвался от переборки. Я полетел к борту вслед за ним, но судно уже выпрямлялось. Меня швыряло по палубе с матросами вместе, и мы помогли друг другу добраться до мачты, где обвязались тросом.
Шторм успокаивался, и по палубе стало возможным передвигаться без угрозы выпасть за борт. Вместо фок-мачты торчал обломок в половину высоты, штормовой парус тоже унесло. Но страшнее всего были потери в команде. Из тех пятерых матросов, которые цеплялись за канат, осталось трое — пока канат вырывал поручень, они успели ухватиться за борт. Море забрало матросов, которых я видел на рее, и тех, кто был на носу.
Мы вчетвером сидели в каюте капитана: я, старпом, кватермейстер и сам капитан. Он выставил четыре стакана толстого стекла и разлил Баркейский ром. — Мы потеряли десять человек, — проговорил капитан. — Дойти-то дойдем, но дольше будет. Понадобятся все руки, — он глянул на офицеров, и те кивнули. — Ваше Сиятельство, вас я не могу просить… — Нет-нет, я помогу всем, чем смогу. Вы понимаете, я необучен, но сделаю все, что в моих силах. — Дик, выбери матроса поспокойнее и приставь к Его Сиятельству. — Господин Ронсель, если я в команде, прошу вас, оставьте титулы. Зовите меня Дэн.
Мы допили ром и вышли за дверь. Капитан остался над списком из десяти имен. — Что же я Агнессе скажу… И Марсии… — бормотал он, наливая себе еще.
В Баркео мы пришли на две недели позже и встали на ремонт. Я снял комнату в гостинице и принялся приводить себя в порядок. Собравшись сбрить отросшую бороду я остановился: кожа под ней будет белая в контраст с обветренным лицом. Придется навестить цирюльню, чтоб привести новое украшение в порядок.
Со дня шторма я носил матросскую одежду, и теперь переодевался. Рубахи странно натянулись на плечах, а сюртук сел, будто форма на вернувшемся с летних каникул гимназисте: вроде и впору, но видно, что малец подрос.
Малец в зеркале и правда окреп. Ему совершенно не хотелось возвращаться в каюту, чтоб убивать время над бумагами.
Гостиницу мне посоветовал капитан, и он собирался остановиться здесь же. В зале у входа я крикнул прислугу и попросил передать записку господину Ронселю, после чего отправился в цирюльню и к партнерам отца.
Вечером в таверне я взял по кружке хорошего эля себе и капитану — излагать такого рода просьбы лучше не сразу. Выслушав меня, капитан проворчал: — Вы знаете, что со мной сделает Его Светлость, если с вами что-то случится? — Я обещаю быть осторожным. — Грегор с Дагом тоже были осторожны. И… эх.
Я махнул разносчице, и перед нами поставили еще по кружку. Глянув на меня поверх пены, Ронсель вздохнул: — Ведь не отвяжешься. — Нет. — На воде хоть держишься? — Получше ваших матросов. — Добро. Но в такой шторм, как был тогда, сидишь в каюте. Мне моя голова еще дорога. Понял?
Недели в Баркео хватило для ремонта, набора команды и пополнения запасов. Я занимался делами отца, договаривался с партнерами, изучал конкурентов, нашел новые товары, которые еще плохо знали у нас в Шалпии. Еще на второй день я заказал пару новых рубах и сюртук — и то, и другое чуть шире в плечах, чем мои мерки. Все было готово к отходу и сложено в чемодане в моей каюте. Едва ступив на борт "Серебряной акулы", я сменил сюртук на матросскую куртку.
Судьба хранила меня (и капитана Ронселя), сильных штормов больше не было. В Серонте мне вновь пришлось шить одежду. Ценное дерево, которое мы должны были загрузить в трюм, перехватили конкуренты, но я подкупил таможенника в порту, который сообщил мне, откуда пришел корабль наших недобросовестных партнеров. Капитан разворчался, что "будут еще матросы указывать, куда плыть Акуле", и расхохотался, увидев мое обиженное лицо: — Ваше Сиятельство, простите, не сдержался.
Я фыркнул, оценив морской юмор, и Ронсель принялся прокладывать новый путь.
Вместо двух месяцев наше путешествие заняло четыре. Еще из Баркео я отписал родителям, что мы задерживаемся, но все же матушка встретила меня слезами. Отец выслушал отчет и сдержано похвалил решение с деревом — я привез лучшее качество по меньшей цене. Пожав мне руку, он заметил: — Матушке не говори. — О чем? — О своей игре в матросов.
Я вспылил: — Ронсель успел доложить?! — Зачем мне Ронсель, — усмехнулся отец, — если я вижу мозоли и размер сюртука.
Уже собираясь покидать кабинет я обернулся: — Отец, я еще хотел спросить.
Тот удовлетворенно фыркнул: — Не забыл ее? — я покачал головой. — У леди Перитиз все хорошо. Родители задержались в Курибии, но я приставил к ней достойного мэтра, и они вместе вернули мастерскую Перитизов к жизни. Не беспокойся, я за ней присматриваю. Гринпича так и не нашли, заговорщиков спугнули.
Я молчал, не зная, как задать новый вопрос. Отец снова усмехнулся: — Нет, она не замужем, и жениха у нее нет. Но все же я не советовал бы тебе с ней видеться еще хотя бы полгода. Дай девочке удостовериться, что она прочно стоит на ногах. — Я хочу с ней поговорить. — А я хочу уберечь тебя от ошибки. Как ты думаешь, что будет, когда она узнает твой титул?
Я пожал плечами. Отец продолжал: — Она сбежит от тебя. Леди Перитиз пошла на большие жертвы ради свободы, и едва лишь почувствует угрозу, как ты услышишь просьбу забыть ее навсегда. Сколько вы знакомы? — Четыре месяца. — Нет. Вы знакомы два дня. Остальное — лишь твои мечтания. — Так дай нам узнать друг друга лучше!
Отец покачал головой: — У тебя были путешествия, новые страны и новые люди, а она едва успела прийти в себя от переживаний и принялась налаживать жизнь. Ты придавишь ее своим титулом и положением. — А если я снова назовусь Лонгортом? До академии я жил в провинции, здесь меня никто не знает. — Но скоро узнают. Через четыре дня бал в нашем поместье, приглашен высший свет герцогства, ты должен быть представлен как мой сын. Я позволил тебе отсиживаться в провинции, но пора присоединиться к семье. А что касается леди Перитиз… Потерпи, пусть девушка получит третий класс магтефакторики. Она собирается подать документы, как только пройдет год после академии, раньше не принимают. — Ты хорошо осведомлен. — Ты забываешь, что это все еще мой долг. У тебя есть свой. Езжай к нашему портному, он должен успеть к балу.
Едва я ступил в бальный зал, как мне тут же захотелось на бригантину, которой играют волны бушующего моря. На палубе меня меньше укачивало. Музыка вгрызалась в уши, сияние драгоценностей резало глаза, кружение пар едва не заставило меня покачнуться. Провинциальные балы не были и в половину так шумны и раздражающи.
Несмотря на то, что в последний раз я был в свете два года назад, я все еще помнил все движения, и следуя указаниям отца пригласил на танцы нескольких юных леди. Отец представил меня их семействам, и меня тут же скривило от фальши и лицемерия. Комплименты облепили меня как патока и были столь же приторными. Видел я, однако, и настоящие чувства. Юные девы вполне искренне ощупывали взглядами мои раздавшиеся в море плечи, а их матери с неподдельным интересом слушали отца о моих успехах в коммерции — разумеется, с интересом к полученной прибыли. И от этого стало еще противнее.
Когда мы отошли от одного семейства и направились к другому, я шепнул отцу: — Полагаешь, я заслужил подобное наказание?
Но тот лишь усмехнулся.
Наутро я зашел к отцу в кабинет. — Отец, это невыносимо. Если мой долг — гарцевать по балам породистым конем на выставке, признаю, я недостаточно хорошо воспитан для подобной чести. Я надеюсь, ты не задумал выгодный для наших земель брак? — Было бы неплохо. Тебе кто-то приглянулся вчера? — Не вчера. — Мне кажется, мы уже все обсудили. — Тогда отправь меня куда-нибудь подальше, только не води больше под уздцы от одного стойла к другому.
Отец задумался, и наконец, решил: — Хорошо. Через неделю отправляйся в южные графства. Сдается мне, там сговор. Возможно, утаивают часть прибыли от морской торговли зерном. Тебе хватит двух недель для проверки. Затем из порта Саусина уходит судно на Жемчужные острова. Вчера я получил настораживающие сведения о поверенном, который должен был сопровождать груз. Пожалуй, лучше оставить этого человека на берегу, пока не разберусь. Ты его заменишь. Я подготовлю все указания, пока ты пакуешься.
Я склонил голову в знак согласия. Отец усмехнулся: — Сшей еще несколько сюртуков. Пригодятся.
Глава 3. Белый демон
Проверка показала, что один из графов был нечист на руку. Я отправил отцу все документы и поехал дальше, в Саусин. Выяснилось, что поверенный, которого отец отстранил от рейса, попытался подкупить капитана, чтоб тот свернул в Леосс. Мне пришлось арестовать его и отправить к отцу с надежными людьми. И вот я вновь стоял на палубе и ловил соленые брызги.
Может, отец и прав. Амелии нужно время, чтобы почувствовать себя по-настоящему взрослой. Что я мог предложить ей после выпуска? Тщедушного мальчишку, который не знал, куда применить невеликие знания, и терялся перед мало-мальски сложной задачей? Теперь я ясно видел, каким я был всего полгода назад, и каким я стал теперь. А что еще впереди… Несправедливо будет отнимать у нее такой же шанс, какой судьба выдала мне самому. Пусть получит третий класс, упрочит свою известность как магтефактора, станет полноправной хозяйкой мастерской — родительской или своей. Я не стану мешать. Когда я вернусь, мы снова встретимся.
Капитан "Изабеллы" проложил курс по Нефритовому морю, отклонившись на запад, чтоб обойти подальше берега Леосса. С южным соседом у Шляпийской Империи давно не было дружбы. Когда-то Леоссийские маги вычерпали до дна три своих магических источника, заряжая огромные артефакты и торгуя ими с другими странами. Лишь в одном из источников еле-еле теплилась магия, оттого магов в Леоссе почти не рождалось, а сама магия действовала гораздо слабее, чем в Шалпии. Леоссцы принялись воровать магов у нас. Граница с Шалпией у Леосса была небольшой, и ту перекрывали горы. На множестве троп стояли Шалпийские заставы, но изредка просачивались отряды леоссцев. Иногда их ловили, иногда приходилось задействовать наших людей в Леоссе для поисков похищенных. Увы, находили не всегда. Именно герцогство Ривалт граничило с Леоссом, и такой сосед был головной болью отца больше, чем правителей других частей Шалпии.
Миновав Леосс мы пополнили запасы в Чарпане, порту дружественного королевства, и вышли в океан. Капитан Каркош оказался крепким орешком, и у меня заняло две недели доказать свою полезность. Согласился он лишь когда глубины забрали двух матросов, а третий метался в горячке, и лекарь говорил — не жилец. "Изабелла" была меньше "Серебряной акулы", и потеря трех человек оказалась чувствительной.
С невыразимым удовольствием я влез в матросскую куртку и поспешил выполнять отданный рыком приказ старпома — того самого, который еще четверть часа назад склонялся передо мной в поклоне. И видят Звезды, такая жизнь мне нравится намного больше.
На Жемчужных островах нам оказались не рады. Местные жители отказались торговать и потребовали забрать от них держателей фактории — троих леоссийцев. Товар из лавки, впрочем, оставили себе. Капитан был не рад нежданным пассажирам, да еще из недружественной страны, но оставлять их рядом с воинственно настроенными туземцами было бесчеловечно. Кто знает, что придет в голову местным до прихода следующего судна.
Возвращаться с тем же грузом, никак не оправдав вложений в рейс, не хотелось. Два часа мы просидели над картой в каюте капитана, высчитывая расход воды и провизии до того или иного порта, и наконец, решились идти к архипелагу Майджамар, который открыли две сотни лет назад, нашли богатые и совершенно безлюдные земли, и теперь переселенцы основали там несколько городов и достаточно поселений, чтоб нуждаться в товарах с материка. Меня беспокоило лишь, что путешествие затянется более чем вдвое, но я понадеялся, что отец меня поймет и успокоит матушку.
Леосцев поместили вместе с матросами. Я тоже порой ложился отдохнуть в гамак рядом с остальными, чтоб послушать морские байки и показать тем, с кем работаю плечом к плечу, что не так уж сильно от них отличаюсь. Еда в долгих рейсах одна что у капитана, что у юнги, так что, я немного потерял, редко появляясь в компании офицеров.
За два месяца моего превращения из Его Сиятельства Дэниэла Ривалта в матроса Дэна мои сотоварищи уже привыкли, что лорда на "Изабелле" будто бы и нет. Когда один из леоссцев спросил, где же хозяин или его поверенный, остряк Крэйг ответил: "Утоп он, падлюка", — и по палубе разнесся смех. Я лишь усмехнулся грубому юмору команды.
Туземцы на Жемчужных островах дали нам набрать воды, но в еде отказали. Пришлось урезать рацион, чтоб добраться до архипелага, поэтому, когда смотрящий закричал, что видит остров, капитан решил причалить к земле. На карте он был обозначен как остров Белого Демона и помечен "не заселен". Остров был достаточно большим и зеленым. Может быть, попадутся съедобные растения, а если очень повезет, то звери и птицы.
Обогнув остров с юга, мы нашли удобную бухту, куда и направили судно. Бросили якорь, и капитан отдал приказ спустить шлюпку. Я вызвался быть одним из тех, кто первым ступит на Белого Демона. Интересно, почему его так назвали?
Еще в лагуне я почувствовал разлитую в воздухе магию. Среди океана магии мало, а мои невеликие таланты и вовсе не находили применения. В океанские рейсы даже маглекарей не брали, лишь обычных, обученных лечить без магии. Но здесь, на острове, был если не источник, то некое его подобие. Но что-то настораживало меня в этом богатстве. Возможно, более сильный маг понял бы лучше, но увы, мне не дано.
На острове нашлись птицы, а где-то в глубине острова раздавались звуки, дававшие надежду встретить зверей. Когда мы вернулись с вестями, капитан принял решение остановиться на несколько дней.
Настроение у команды взлетело до лазоревых небес. Мы нашли подобие ямса и пекли его на костре. Весельчак Крэйг оказался хорош в метании из пращи и уже в первый день принес мясистую птицу. Позже мы видели, как эти птицы охотятся на рыбу, и сами попытались удить с крутого берега, но повезло поймать лишь несколько штук. И все же добыча разнообразила наш стол, а фрукты привели команду в поистине детский восторг.
Присоединиться к общему веселью мне не давало странное чувство от местной магии, которое нарастало час от часу. Моряки настороженно относятся к магам. У кого есть магия, тот выбирает иные профессии. В море попадают лишь редкие искатели приключений с магической искрой, такие, как я.
В четвертую ночь на острове я долго не мог уснуть. Напряжение достигло таких высот, что я был готов поутру сменить куртку матроса на сюртук и приказать капитану уходить. Увы, мое решение запоздало. Открыв глаза я почувствовал, что магия успокоилась. Я вышел из палатки с первыми лучами солнца и замер, не веря своим глазам — выход из лагуны перекрывала белая скала. Причудливо играющие тени на ее вершине создавали рисунок искаженного злобой лица. Лица Белого Демона.
Команда сидела на прибрежном пляже и с тоской смотрела на скалу. Капитан и старпом успокоили паникеров, и те потирали наливающиеся фигналы. — Хватит ныть, — угрожающе приказал капитан. — Вода на острове нашлась, жратва бегает, чего тут растет, тоже все видели. Возьмем из груза инструменты, у нас дюжина ящиков. Прожить — проживем. — А домой когда? — провыл с надрывом один из молодых матросов. — Может, эта дура так и останется торчать? — Это не она дура, это ты, видать, совсем дурак. Остров этот Белого Демона. Значит, рожу эту до нас видели, вышли из лагуны и картознавцам доложили. Сечешь? Все, хватит плакать как дети малые. За работу.
Мы привезли инструменты и принялись за дело. Дни шли за днями, мы расчищали прибрежные заросли и ставили хижины. На острове нашлись странные деревья, покрытые будто чешуей наоборот, а наверху раскинулись кроны как лепестки цветов. У этих деревьев были жесткие и толстые листья, которыми мы, как черепицей, покрыли крыши.
Леоссцы держались наособицу. Капитан не стал рисковать враждой и давал их троице отдельные задания.
Жизнь налаживалась. Старпом приказал делать запасы в дорогу, и мы выстроили хижину поменьше, где вешали копченое мясо и рыбу. Отдельно набивали мешки странными, но вкусными плодами. Кок был, пожалуй, счастливейшим из всей команды. Целыми днями он ставил опыты над найденными растениями, расположив на трех кострах котелок, сковороду и решетку. После того, как команда пару раз по полдня посидела над вырытой поодаль ямой, старпом приказал для начала проверять на добровольце, и только на следующий день кормить остальных. Удачные растения кок отбирал, стараясь сохранить семена. Я сомневался, что в шалпийском климате они взойдут, но кто знает, вдруг маги земли помогут.
На стене первой из хижин мы делали зарубки, по одной каждое утро. Как ни хорошо было на острове, как ни вкусна и изобильна еда, но всем хотелось домой.
На второй месяц налетел шторм, и две из пяти хижин пришлось собирать снова. Капитан распорядился возвести их заново в зарослях, где постройки хоть как-то защищены от шквальных ветров. Постепенно туда перенесли и остальные.
На третий месяц мы потеряли одного матроса — его придавило упавшим деревом. Еще один чем-то заболел на пятый месяц, и лекарь не смог его спасти. У Крэйга воспалилась рана, которую он получил от пойманной птицы — та внезапно оказалась живой и сильно ударила его клювом в плечо. Увидев красную припухшую кожу и бисеринки пота на лбу весельчака я понял, что его дни сочтены, если только… Я дождался, пока лекарь сменит повязку и отойдет. — Крэйг, поклянись, что никто не узнает о том, что сейчас произойдет.
Тот удивленно приподнял брови и шепотом спросил: — Вы маг, лорд Ривалт? — Я матрос Дэн. Запомни. У нас здесь трое леоссцев, я им не доверяю. Ты хорошо это придумал, что лорд утонул, пусть так и будет. Да, у меня есть совсем немного магии, я хорошо обученный слабосилок, но плетения очистки крови мне удавались. — Разве в океане есть магия? — В океане нет, но здесь есть. Как, ты думаешь, клятый Белый Демон поднялся?
Тот кивнул и принялся разматывать тряпицу. Я сделал ему знак, что справлюсь сам. Освободив рану, я прикрыл глаза и заработал тонкими нитями магии, сплетая их в причудивый рисунок и вливая силу по капле. Опасаясь, что дурная кровь разошлась по всему телу Крэйга, я выложился по полной и вскоре выглядел не лучше матроса. Замотав плечо назад, я наказал ему отдыхать, а сам пошел умыться. Не стоит команде видеть меня таким, появятся ненужные вопросы.
На следующее утро лекарь светился будто шар, зажженый огневиком. Рана Крэйга приобрела нормальный цвет, от воспаления не осталось и следа, и чувствовал себя Крэйг превосходно. Он порывался вернуться к работе, но капитан приказал еще день отдохнуть, и был прав. Нам не нужны новые потери.
Выздоровление Крэйга было встречено дружным ревом радости. Если раньше он лишь разряжал обстановку грубыми шутками, то теперь, когда он обучил нас охотиться с пращей и ставить силки, его авторитет возрос до небес. Крэйг оказался из далекого от моря бедного поселения, откуда ушел подростком, потеряв в пожаре всю семью. Прибившись возницей к обозу он доехал до моря и не смог оторвать взгляд от бескрайних просторов изумрудной воды. Но и спустя десять лет на судах бывший селянин помнил, как добывать пропитание в лесу.
Похоже, что близкое дыхание смерти что-то в нем изменило. Я застал его сидящим у чешуйчатого дерева. Крэйг перебирал толстые острые травинки и улыбался. Увидев меня, он обрадовался: — Слушай, Дэн, мы, как Демон выпустит, сразу домой пойдем?
Я огляделся. Леоссийцев, которые могли бы заинтересоваться, почему у простого матроса спрашивают про маршрут, вокруг не было. Я посмотрел на Крэйга и покачал головой: — Хотелось бы зайти в Майджамар. Все же товар сбыть надо и новый захватить, иначе совсем в убыток сходим. Боюсь только, команде это не понравится.
Я уже задумывался над тем, что делать, когда вырвемся из ловушки. Майджамар — это лишний месяц плаванья. Приказать можно всё, что угодно, но бунт в открытом океане сгубил не одно судно. Вырезав офицеров, команда не могла найти направления, люди умирали от голода и жажды, и плавали по океану мертвые корабли.
— В Майджамаре так же хорошо, как здесь? — Не знаю, — честно ответил я. — Но пишут, что там тепло круглый год, растут невиданные у нас деревья, на которых висят яркие плоды. Может быть, похоже на Белого Демона. — Добро, — кивнул Крэйг. — Как придет время, погутарю с командой. Только вы уж меня отпустите в Майджамаре. Не хочу больше в море. Хочу так, — и он обвел остров рукой. — Спасибо, Крэйг. Я поговорю с капитаном, он мне не откажет.
Тот кивнул и добавил: — И вот что еще… Дэн. Я пошептался с командой, что лорд, мол, погиб. Посмотрел я на этих торгашей, ушлые они ребята, эти леоссцы. Я ведь плавал на юга. "Изабелла", небось, в Чарпан снова зайдет, там и высадятся? — Думаю, да. — В Чарпане граница недалеко, леоссцев много. Как бы чего не вышло. Я, конечно, тогда шутканул, что вы утопли, но вы правы, пусть так и будет.
Я протянул Крэйгу руку, и матрос удивленно ее пожал.
Я проснулся от странного неудобства, будто слуги плохо перетрясли кровать, и теперь в кожу впивались крошки от булочек на завтрак. Но я никогда не любил завтраки в кровати, да и самой кровати, как и слуг, у меня не было уже много месяцев. Открыв глаза, я прислушался. Что-то менялось в магии. Магический источник острова снова пришел в движение.
Наутро я сказал капитану, что через день, два, а может три скала Белого Демона уйдет под воду. Я сам не был в этом уверен, но засомневайся я вслух, капитана и вовсе было бы не убедить. — Откуда вам знать? — проворчал тот. — Позвольте мне оставить это в тайне.
По острому взляду я понял, что капитан о чем-то догадался, но оставил свои мысли при себе. — Скажу честно, будь на вас сюртук, я бы отослал вас с вашими идеями спать в каюту, раз так не терпится на палубу. Но вы вместе со всеми мозоли зарабатывали, так что, попробую вам поверить.
Ничего не объясняя команде, чтоб не пробуждать напрасные надежды, капитан приказал переправить запасы на судно. К вечеру второго дня мы вывезли последнюю связку колбас, которые наш кок наловчился готовить из кишок небольших животных, похожих на свиней.
Наутро Белый Демон исчез.
Я покидал остров последним рейсом шлюпки вместе с капитаном и старпомом. На стене первой из хижин оставались девять месяцев зарубок и начатый десятый.
Когда я вернусь домой, будет без малого два года с тех пор, как я видел Амелию издалека на пристани. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал милую магтефактрессу, отчетливо осознавая, что за такой срок наши судьбы разошлись слишком далеко, и нет такой силы, чтобы свести их вместе.
Глава 4. Ночь и север
Отойдя достаточно от острова, чтоб течение, паче чаяния, не затянуло назад еще на столько же, "Изабелла" легла в дрейф. Чтоб не возбуждать вопросов, я принес в каюту капитана котелок с горячим отваром из островных ягод и там остался. — Что скажете, мой лорд? Куда считать путь? — Мы шли в Майджамар.
Капитан крякнул. — Торговля — дело правильное, только за то, что просидев на острове полгода, мы не идем сразу домой, нас ведь на рее повесить могут. — Крэйг пообещал поговорить с командой. Он у них теперь за главного.
Старпом хмыкнул, но ничего не сказал. — Что хочет Крэйг за услугу? — квартирмейстер хорошо знал людей. — Матрос Крэйг просил отпустить его на архипелаге.
Капитан переглянулся со старпомом и кивнул. Я продолжил: — Полагаю, могу распорядиться своим именем надбавить каждому по золотому поверх оплаты. Офицерам, — я обвел глазами компанию, — по три.
Больше вопросов не возникло.
Через месяц мы с Крэйгом и еще несколькими матросами сошли на пристани в столице Майджамара. Архипелаг заселялся выходцами из разных стран, шалпийцев в свое время приехало достаточно, и шалпийский язык был в ходу.
Еще на судне Крэйг разулыбался, глядя на буйство зелени на берегу. Мы вместе с радостным Крэйгом прошли через порт и вышли на одну из торговых улиц. У меня под мышкой был зажат сверток, на который еще в шлюпке кидали любопытные взгляды. Я выбрал гостиницу почище и кивком позвал Крэйга туда. Распорядитель нахмурился, увидев двух матросов в куртках с разводами соли, но я подмигнул ему и придвинул серебряк сверх цены комнаты. На Майджамаре был свой магический источник, небольшой, но чтоб открыть магсхрон мне хватило.
Поднявшись в комнату, я протянул сверток Крэйгу: — Тут чистая рубаха. Пока ты одет как матрос, тебя никто всерьез не примет, и всякий будет норовить надуть и обобрать. И еще вот, — я протянул ему три золотых. — Милорд… это… капитан мне все до медяка выдал и золотой сверх. — Крэйг, ты много сделал для команды. Я хочу, чтоб у тебя все было хорошо.
Мы еще раз пожали руки, и я вышел на улицу. Комнату я снял на два дня, чтоб Крэйгу было, где собраться с мыслями, а дальше он сам разберется. Если нищий парень из глуши добрался до Майджамара, не пропадет.
Вернувшись на судно я убедился, что леоссцы, как и было уговорено, сошли на берег, и ближайшие три дня их никто не ждет, переоделся в платье лорда, и меня снова повезли к пристани.
Зачем я так таюсь от леоссцев? Сам не знаю. Но ни капитан, ни матросы не поставили под сомнение, что леоссцам доверять нельзя, а младший сын владетельного герцога — слишком значительная фигура.
Я удачно сторговал груз "Изабеллы". Часть платы я взял золотом, часть — огненными яхонтами такой величины, каких даже я, будучи высшим аристократом Шалпии, никогда не видел. Я прикинул их цену и получалось, что на Майджамаре яхонты стоят в четыре раза дешевле, чем в Империи. Пожалуй, нужно привести сюда еще одно судно. Но путь этот долог и опасен, не каждый осилит. Между нашим континентом и архипелагом лежит полоса штормов, которые сгубили не один десяток моряков.
Камни и половина золота легли в магсхрон, остальное ушло на припасы и товар, который повезем в Шалпию. Квартирмейстер восхищенно присвистнул, когда я отдал ему кошель для закупок. Надеюсь, оставшееся плаванье мы проведем в довольстве.
Через неделю "Изабелла" вновь вышла в море. Капитан нанял еще пятерых матросов. Новеньким даже не сообщали, что на корабле есть представитель хозяев. Я вернулся на судно ночью, и вскоре в кубрике снова появился матрос Дэн. По моему распоряжению команде выкатили бочонок хорошего рома, и сидевшие рядом тайком мне подмигнули.
Я укладывал бухту каната, когда юнга тронул меня за плечо и прошептал: — Леоссцы что-то затевают.
Я приподнял бровь в немом вопросе. — Не знаю, — ответил парень. — Шепчутся и смолкают, когда мы проходим. Дагрик знает чуть леосского, говорит, услышал только "север" и "ночь". Мы пробуем вызнать, да только кто их, демонов, знает.
Я благодарно кивнул и решил, что оставшуюся неделю плаванья попытаюсь проследить за пассажирами. Я неплохо понимаю леосский, хоть и говорю с сильным акцентом. Аристократы пытаются выучить отпрысков языкам соседей, даже таких, как Леосс. Мне леосский давался трудно, но кое-как изъясняться я могу.
Но все мои попытки вызнать, что на уме у торговцев, ничего не дали.
Однажды вечером капитан дал мне знак прийти к нему в каюту. Когда я зашел, там сидел нахмуренный старпом. — Мы должны были увидеть берег еще три дня назад, на крайний случай, вчера, — сообщил капитан. — Я проверил и перепроверил расчеты. Я никогда не ошибался больше, чем на день. — Может быть, вы не учли какое-нибудь неизвестное течение?
Капитан устало посмотрел на меня: — Если бы нас океан задержал нас надолго, я бы заметил. — Что мы можем делать, кроме того, чтоб идти прежним курсом? — Пожалуй, ты прав, мальчик. Сейчас ничего. И все-таки, если заметите что-нибудь странное, дайте мне знать.
На том мы разошлись.
Чем же связаны ночь и север? Вечером леоссийцы ложились спать, я следил. Но все-таки попробую провести одну ночь без сна. Я шепнул старпому, что желаю эту ночь провести в карцере — так мы называли кладовку с ведрами и тряпками, куда пару раз запирали разбушевавшихся матросов. Надеюсь, я удачно изобразил попытку драки, а умница юнга мне подыграл, и вот уже меня волокли в гости к инструментам уборки, захлопнув за мной дверь. Но не заперев.
Я выскользнул из кладовки, когда голоса на судне затихли. На фоне звезд выделялся силуэт рулевого. Толстый серпик луны светил достаточно, чтоб не запнуться о канат, но оставлял довольно глубоких теней. В одной из них я и затаился. Чего я ждал? Сам не знаю.
Я задремал и едва не упал на палубу, когда судно качнулось. Открыв глаза я увидел на фоне звезд не один силуэт, а два. Мне не было видно, что происходило, но рулевой начал оседать, и второй человек проворно оттащил его в тень у борта, чем-то зашуршав, а сам вернулся в колесу, которое принялся поворачивать влево.
Тихо стелясь по палубе я прокрался к каюте капитана. Тот не спал, сидя с книгой при свече. — Рулевого убрали, штурвал влево, — шепотом сказал я.
Капитан кивнул и не торопясь накинул форменную куртку. Сделав мне знак тихо следовать за ним, он взял фонарь и вышел на палубу. Он не старался красться, напротив, застучал ботинками. — Не спишь? — грозно спросил капитан, подходя к рулевому сзади. — Н-нет, — глухо ответил тот. — А мне кажется, спишь.
С быстротой, которой я не ожидал от грузного капитана, он переместился вперед, поднял фонарь на уровень лица рулевого и ударом кулака свалил его на доски палубы. Я подбежал к поверженному "матросу". На палубе лежал один из леоссцев.
В следующие минуты я поднял офицеров, и мы скрутили оставшихся "пассажиров", которые мирно спали в своих гамаках. Настоящий рулевой тихо сопел под брезентом у борта, чему-то улыбаясь во сне. Капитан понюхал воздух у его лица: — Анемония. Прихватили, небось, с собой из фактории, собаки. Или на Белом Демоне сделали?
Допрос леоссцев ничего не дал. Как давно они разворачивали судно по ночам? Молчание. Где сейчас судно? Молчание. Мы разбудили часть экипажа, и матросы порывались поколотить пленников, пока не признаются, на что леоссцы лишь хмыкнули. Мастеров пыток на торговом судне не водилось, а простые побои они снесут, не сознаваясь.
Старпом принес вахтенный журнал и опросил рулевых последних двух недель, но никто не мог ничего толком сказать. Задремать у штурвала, несмотря на все приказы, умели многие. Задремал, проснулся, все еще держась за рукояти — значит, все хорошо. А то, что ночь слишком быстро закончилась, на это никто внимания не обращал. Может, быстро, а может и нет. Кто же знает. Сейчас поздняя весна, ночи короткие.
Приказав посадить скалящихся леоссцев в трюм под охрану матросов, капитан уселся за расчеты. Вскоре он вышел на палубу хмурый, как грозовое небо. — Верней всего мы недалеко от берега Леосса.
Капитан развернул судно на запад, чтобы побыстрее убраться от леосского берега, который вот-вот мог показаться на горизонте. — По-хорошему, поздно уже, — угрюмо постановил он. — Если вырвемся незамеченными, считай, сами Звезды за нами присмотрели. Ты деньги от торговли спрятал, — капитан не спрашивал, утверждал. Я кивнул. — Остальное золото тоже можешь?
Я попробовал дотянуться за магсхрона, но в море магия слабеет, а рядом с берегом магически скудной страны мое тайное хранилище и вовсе оказалось недоступным. Я огорченно покачал головой. — Жаль. Двадцать золотых пропадут. — Груз и судно намного дороже, — "утешил" я капитана.
Мы все еще надеялись ускользнуть незамеченными, но с рассветом с южной стороны нас принялся нагонять фрегат. Уйти от военного корабля торговой бригантине не удалось. Когда до абордажа оставались считанные минуты, капитан перенес на камбуз судовой журнал и другие бумаги, кинул в очаг и поджег.
Глава 5. Норовистый конь
Мы стояли на палубе фрегата. Офицеров держали отдельно, в тени, скрутив для верности руки. Нас же выстроили на палящем солнце. Среди леоссцев не было магов, но многие поигрывали артефактами из трубок и рукоятей — довольно старая разработка, которой Шалпии почти не осталось. Но даже такие старые артефакты могут убить. Наши пассажиры торговались с леосским капитаном. Мне удалось понять, что торговцам достается груз, а корабль и живой товар переходят в ведение морского флота Леосса. — Маги есть? Кто сдаст мага, тому свобода, — леосский капитан говорил по-шалпийски с сильным акцентом, но его понимали. Никто не издал ни звука.
С "Изабеллы" на фрегат перебрался другой офицер и быстро заговорил по-леосски: — Я нашел обрывки судового журнала. Там упоминается один из сыновей Ривалта. — О, это было бы ценной добычей, — протянул капитан и перейдя на шляпийский обратился к нам, — где лорд Ривалт? — Утоп он, — нестройным хором ответили матросы. — Да, утонул еще до того, как нас приняли на борт, — подтвердил один из "пассажиров", и я возблагодарил звезды за матросский юмор Крэйга. — Жаль, жаль, могли бы с герцогом приятно побеседовать. Что ж, офицеров пусть их семьи выкупают, а этих, — он мотнул головой в нашу сторону, — на продажу.
Рабство в Шалпии отменили три столетия назад, в Леоссе — чуть позже, но с оговоркой: для жителей Леосса. Чужаков, захваченных в плен, можно было и продавать, и покупать, и бить, и убивать.
Пока нас тумаками сгоняли в трюм, я размышлял. Если признаюсь, что я сын Ривалта, то отца будут мной шантажировать. Если не признаюсь, отец посчитает меня мертвым. Переговоры о выкупе длятся долго, и офицеры "Изабеллы" еще нескоро приедут в Шалпию. Слух о том, что сын Ривалта утонул, достигнет ушей отца намного раньше. Уверен, что первый же посланец Леосского правителя не приминет передать эти сведения шалпийцам, едва доберется до Саусина.
Отец, ты учил меня быть не мальчишкой, а сыном владетеля. Прости, но вам с матушкой лучше считать меня мертвецом, чем заложником. Может статься, я и правда скоро умру. Рабы долго не живут. Но это мы еще посмотрим. В Леоссе у меня лишь крохи магии, но кулаки и голова при мне.
Часть команды раскупили еще в порту. Юнгу взяла себе пожилая пара, причитая, какой он худенький и тощенький. Из разговоров я понял, что у них умер сын, и некому взять на себя заботы о лавке и стареющих хозяевах. На кока положила глаз дородная хозяйка таверны. От ее крика закладывало уши: — Как мужа моего телегой переехать, так вы пожалуйста, а как работника мне продать, так цену ломите! Сами завтра харчеваться придете, а чем вас кормить? Меня одной не хватит!
Раздраженный леосский офицер махнул рукой, и крикливая госпожа забрала облегченно вздохнувшего кока, но не прошли они и десятка шагов, как он что-то начал ей говорить, больше жестами, чем словами. Парочка вернулась назад: — Говорит, у него что-то ценное осталось. А если я его купила, то и вещи его мои! А ну отдавайте!
Выделили солдата, который проводил их на "Изабеллу" по длинному причалу, и назад кок возвращался, счастливо прижимая к себе мешок с заботливо высушенными во время плаванья семенами.
Другим повезло меньше. Их раскупали гребцами на суда и для тяжелых работ в порту. На меня и прочих оставшихся надели кандалы, пристегнув к длинной цепи, один конец которой захлестнули вокруг передка прочной повозки, и продали оптом торговцу людьми. Назавтра нас повезли вглубь страны, пытаясь пристроить по дороге. Кого не возьмут селяне, ремесленники или управляющие мануфактур, тех передадут за пару монет в рудники.
На третий день пути остались только двое самых старших матросов и я. Покупатели приценивались, о чем-то шептались, но проходили мимо. В компанию к нам добавили каторжников. Этих продавать не будут, их прямиком в каменоломни.
Торговец злился. Подойдя ко мне он на ломаном шалпийском закричал: — Не смотреть! Не смотреть! Туда! — и тыкал пальцем вниз. — Я не понял. Чего ты хочешь? — спросил я по-леосски. — Ха! Знаешь язык! Хорошо, дороже продам. Ты очень нагло смотришь на покупателей, оттого и не берут тебя. На рудники хочешь, а? Нет? тогда завтра приедем в поселение, гляди в пол, и голову опусти. А я на тебя артефакт боли повешу, вот что. Есть у меня такой для особо умных рабов.
Помощники торговца заломили мне руки. Каждый из них был слабее меня, но против двоих у меня шансов не было, и мне осталось только скрипеть зубами, когда на мне защелкнули ошейник. Торговец сжал в руке небольшой камнень, и меня выгнуло от боли. — Понял? — засмеялся он. — Если завтра не купят, будешь всю дорогу у меня плясать. — И он сжал камень снова.
Начались предгорья. Нас часто сгоняли с повозки и заставляли идти пешком в гору, а то и подталкивать колымагу, чтоб облегчить работу лошадям.
На следующий день после полудня мы были в большом поселении. Проехав по главной улице, где помощники торговца кричали зазывалами, обоз остановился на площади. С одной стороны пристроился колодец, с другой — большой и богато украшеный дом старосты. Сам староста важно смотрел на нас из-за ворот, но затем все-таки вышел. — Ну, Ясонко, какую рухлядь ты в этот раз до нас довез? Нет, чтоб приберечь товар получше, а ты все доходяг к нам тащишь. — Смотри, вот все, кто есть. Уж больно вы далеко от берега, — ухмыльнулся тот.
Староста осмотрел матросов и добрался до меня. Я стоял, опустив голову. Из рудников сбежать труднее, чем из поселения. Мне нужно здесь остаться. — Хорош, хорош, силен. — Он по-нашему понимает и немного говорит, — ввернул торговец. — Эй, скажи, кто ты и откуда. — Меня зовут матрос Дэн, я из Шалпии, — послушно выговорил я. — Да? Полезный раб. Эй, чего в землю пялишься, а ну глянь сюда.
Я поднял глаза. Староста отшатнулся. — Нет, Ясонко, уж не знаю, как к тебе этот норовистый конь попал, но на него где сядешь, там и слезешь. — Ошейник видишь?
Меня выгнуло от боли. — Ну не знаю, не знаю. Уж сильно он страшен.
Торговец зыркнул на меня, но из толпы его окликнули: — Сколько за этого?
На меня показывала маленькая сухонькая старушка. — Бабка, ты с ним не управишься, — хмыкнул торговец. — Что ты, что ты, — замахал руками староста. — Это наша ведьма. Она такое может… Ведьма, а может, он тебе на эти… дек-кок-ды? — Может, и на декокты. — Ответила ведьма. — Сколько?
Торговец что-то прикидывал, поглядывая то на старуху, то на меня. Ему очень хотелось сбыть меня с рук, потому что на руднике больше двух серебряных монет не давали. Но и продешевить не хотелось. — Два золотых дашь? — Один и шесть серебряных, — ведьма принялась торговаться, хотя было видно, что удовольствия ей это не доставляет. Но так положено. — Нет, меньше чем за девять не отдам. — Ладно, оглоед, один и восемь. — По рукам, — облегченно выдохнул торговец, и ведьма отправилась за деньгами.
Я старался не смотреть на бывших товарищей. — Дэн, — шепнул один из них. — Ты это, не бери сильно к сердцу. Тебе еще жить. А мы, если Звезды дадут, как-нибудь устроимся.
Не поднимая головы, я кивнул, уже зная, что от вины за эти жизни не избавлюсь никогда. Как и за других, оставленных в порту и по пути.
Вернулась ведьма, отдала деньги и забрала камень. Торговец засомневался: — Кандалы снимать? А может, оставить? — Снимай. Мне что, его к кузнецу вести, что ли? Давай, давай.
Я разминал натертые конечности и не мог понять. Неужели бабка настолько сильна, что не боится здорового молодого мужчины не самого слабого вида? Она же едва до подбородка мне достает. Но та на мой недобрый взгляд лишь показала рукой вперед: — Шевелись. Я на другом конце живу, у леса.
Я пошел вперед. Бежать прямо сейчас неразумно. У нее в руке камень. Даже если мне удастся отбежать далеко, куда я денусь полуголодный, в просоленой грязной одежде и с таким леосским, что меня всякий опознает как чужака? Если бабка прямо сейчас не пустит меня на декокты, я хотя бы поужинаю. А там посмотрим.
Мы вошли в крепкий двухэтажный дом. Хорошо живут леосские ведьмы. Впрочем, в стране, где так мало магии, знания трав и материалов с умением влить кроху сил могут дорого стоить. Ведьма отдала за меня почти два золотых и не поморщилась, хотя промышляет в далеком поселении. Мне казалось, что я уловил в ее речи легкий северный акцент.
В доме мне было указано на стул. — Присаживайся. Как тебя называть? — Дэн.
Ведьма кивнула. — В углу рукомойник. Вымой руки и возвращайся за стол. Я принесу обед.
В углу и правда был рукомойник, а еще мыло и полотенце, чистое, свежее — редкость в домах поселян. Ой, непроста эта сельская ведьма, непроста. Последний раз мне доводилось мыться еще на "Изабелле". Я с удовольствием намыливал руки, лицо и шею. Когда я вернулся, на столе стояла большая тарелка похлебки с толстым куском хлеба. Я призвал на помощь всю свою сдержанность, чтоб не наброситься на еду как голодный пес.
Ведьма тоже вымыла руки, налила себе и села за стол. Только тут я сообразил, что хитрая бабка заняла меня едой, пока отходила к рукомойнику. Непроста, очень непроста.
Какое-то время мы ели молча. Наконец, я вспомнил про вежливость и постарался сложить слова правильно: — А тебя как называть? — Зови как все, ведьмой. — И все? — И все.
Я кивнул и вернулся к еде.
После ужина ведьма собрала посуду и унесла в кухню. Я мог бы сорваться с места и убежать, но бабка правильно расчитала: и некуда, и не хочется. Слишком сытно стало и сонно. — Дэн, не спи. Рано еще. Выпей отвара. Нам нужно поговорить.
Я понюхал горячую жидкость в чашке. Кажется, обычный бодрящий отвар. Выпив половину, я начал говорить первым, тщательно выговаривая леоссийские слова: — Ведьма, или ты меня отпустишь, или я сам уйду, но ты умрешь. И это, — я кивнул на камень, который она бросила на другом конце стола, — меня не остановит.
Ведьма усмехнулась и медленно заговорила: — Куда ты уйдешь? Лесных троп не знаешь, а на дороге тебя быстро найдут. По твоему леосскому сразу виден чужак. Будешь спать под кустом, воровать еду? Нет, Дэн, ты никуда не уйдешь. Ты сейчас принесешь воды из колодца, я ее нагрею, ты вымоешься, а я пока найду у соседей одежду почище твоей. Завтра постираешь.
Пока я раздумывал, чего на самом деле хочет от меня эта бабка, она кинула быстрый взгляд в окно и тихо проговорила на чистом, совершенно чистейшем шалпийском: — Успокойся, Дэн, и не торопись. Вместе уйдем.
Старуха пошла за ведром, а я остался сидеть, совершенно онемев.