Я направилась к машине, Сонька шла рядом и помалкивала, тоже погруженная в свои мысли.
– Ты сегодня встречаешься с Глебом? – спросила она.
– Да, наверное.
– Если хочешь, я переночую у тебя, раз дядя Боря уехал. У меня были планы, но…
– Только не надо жертв.
– Хочешь или нет? – разозлилась Сонька.
– Планы – это Пашка?
– Он хороший парень.
– Кто спорит. Садись в машину, отвезу тебя домой.
– Нюся, мы должны с кем-то посоветоваться. У тебя, конечно, ума палата, но я не уверена, что мы поступаем правильно. Давай с Правдиным поговорим, если Вадим не подходит. Николай Иванович лучший друг твоего отца, ему мы довериться можем. А он поговорит с твоим папой. Ну как, как мы сами в этой истории разберемся?
– Хорошо. Я подумаю.
Сонькины страхи были мне понятны. Я и сама отчаянно трусила. Самим нам не разобраться в происходящем. Как бы своими действиями не навредить отцу. Я должна поговорить с ним. Он вернется, и мы поговорим. Это самое разумное.
Высадив подругу возле дома, я поехала к себе. И вновь вспомнила разговор с Правдиным. Сегодня он явно не пришел в восторг, когда увидел нас возле офиса «Трио». Очень может быть, что трагические происшествия с девушками друга и его беспокоят. Но еще больше – наше вмешательство. Скорее всего, он предпочел бы не привлекать к ним внимания. Эсмеральда узнала о гибели Юли, и, по словам подруги, известие это произвело на нее сильное впечатление. Знала ли она о Кате? Вполне вероятно. После встречи с Викой она стала активно интересоваться всем, что связано с делами отца. И, начав копать, узнала нечто такое… Вслед за Эсмеральдой убивают ее бывшего босса, а он конкурент отца. Что же она узнала? В любом случае я уверена, что в этом причина ее гибели. А если все это просто плод моего воображения? В этот момент я остановилась на светофоре и подумала: «Почему бы не навестить Катю? Хотя вряд ли ей что-то известно… И все-таки…»
Скорее всего, в больницу я отправилась, не зная, что могу еще сделать, а бездействие меня пугало. Впрочем, возможный разговор с Катей тоже внушал опасения. Что я ей скажу? Да и вообще, стоит ли расспрашивать ее о событиях, воспоминания о которых ничего ей, кроме боли, не принесут? Мне следует думать не только о себе, но и о ней тоже.
Затормозив возле нового здания областной больницы, я так и не решила, идти к Кате или нет. Я лишь взгляну на нее. Если что, скажу, что перепутала палаты.
В аптечном киоске я купила бахилы и поднялась на третий этаж. Медсестра, молодая девушка, сидя за столом, записывала что-то в журнал. Я подошла к ней и спросила:
– Екатерина Сергеева как себя чувствует?
– Проходите, обход закончился, – сказала девушка, не поднимая головы.
– Как она себя чувствует? – повторила я, невесть почему начиная злиться.
– Нормально. – Девушка все-таки подняла голову и теперь сверлила меня взглядом. – Гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. Вы родственница или подруга?
– Знакомая.
– Ее мало кто навещает, в основном мать да тетка. А ей сейчас нелегко. Палата по коридору налево.
Я шла по коридору, с удивлением понимая, что боюсь. На сей раз это не имело ничего общего с мыслями об отце. Я думала о том, что однажды уже шла вот так по больничному коридору и долго, очень долго собиралась с силами, прежде чем открыть дверь палаты. Внезапно накатившие воспоминания едва не заставили меня повернуть назад. В голову пришла совершенно нелепая мысль: вот сейчас я войду и увижу Сергея.
Я постучала и легонько толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и я увидела девушку, лежавшую на кровати лицом ко мне. Лицо выглядело так, словно его сначала разрезали на куски, а потом неумело сшили. Я попятилась, пробормотав: «Извините», а она, взглянув на меня, сказала:
– Я вас знаю. Вы его дочь.
– Да, я его дочь, – кивнула я, вошла и закрыла за собой дверь.
– Это он вам сказал? Неужели он? Глупости. Да?
– Я узнала случайно.
В палате она лежала одна. Светлая комната с белыми стенами, и девушка на кровати с изуродованным лицом.
– Садитесь, – вздохнула она. – Вы зачем пришли?
– Трудно объяснить.
– Он о вас всегда говорил, будто вы маленькая девочка. Когда я вас увидела с ним на корпоративке, то очень удивилась, что вы ненамного моложе меня.
– Наверное, папу это смущало.
– Наверное. Когда мы расстались, я жить не хотела. А теперь очень хочу. Даже такой. Смешно, правда?
– Нет.
– Что?
– Мне не смешно.
– Не думайте, что я его в чем-то обвиняю. Вовсе нет. Он мне в любви не клялся и никогда ничего не обещал. Это я его соблазнила, а вовсе не он меня. Я его увидела и влюбилась. Через три месяца после того, как на работу устроилась. У нас был семинар в головном офисе. Он шел по коридору. Я даже не знала, кто он, девчонки сказали. Я все думала о нем, думала… И даже не мечтала… то есть мечтала, конечно, но точно знала, что это все глупости. Он и я. Конечно, глупости. А потом мы с друзьями пошли в ресторан, у одной девочки был день рождения. И я увидела его там. Он сидел за столом с Правдиным и еще каким-то мужчиной. Я набралась храбрости и пригласила его танцевать. И еще долго сказать боялась, что у него работаю. Девчонки говорили, романов с подчиненными он не крутит. И я никогда никому не говорила… но все равно как-то узнали. Наверное, кто-то видел нас вместе… Не рассказывайте ему об этом, ладно? – коснувшись своего лица, пробормотала она. – Он говорил, что я красивая… Он ни в чем не виноват, – повторила она.
– Катя, я хотела вас спросить. Парень, который на вас напал… простите, вам тяжело это вспоминать…
– Спрашивайте. Меня следователь сто раз спрашивал, я уже привыкла.
– Его ведь не нашли?
– Нет. Я его совсем не запомнила. Темно было. Он сзади меня ударил, я упала, он сумку схватил, я лежала не шевелясь, думала, пусть подавится, только бы меня не трогал, а он стал меня бить. Я сопротивлялась, пыталась кричать, а он мне рот стиснул и бил в живот, в грудь, по голове. Я вытащила баллончик, но он руку перехватил, и моим же баллончиком мне в лицо, и совсем спятил, от злости, наверное, бил ногами… – она отвернулась и замолчала.
«Я не должна была сюда приходить», – с опозданием подумала я.
– Он тщедушный такой, откуда силищи столько, – усмехнулась Катя. – Я даже сначала решила, что это подросток, но с подростком я бы, наверное, справилась.
– Грабитель, выхватив сумку, должен был поскорее сбежать, – тихо сказала я. – Следователю это не показалось странным?
– Они говорят, это его баллончик так разозлил. Наркоман какой-нибудь, они все психи.
– Вы говорите, избивать вас он начал сразу.
– Ну да. Потому что псих. Им нравится калечить людей, чувствовать свою власть.
Конечно, и психов, и наркоманов вокруг предостаточно, и все-таки это было мало похоже на обычное ограбление. Жертва даже не сопротивлялась сначала. Хотя, может, это его и завело. Ударил раз, другой, вошел во вкус. Обычная сволочь. И все же… Что, если не сумка интересовала нападавшего? А что? Врачи, по словам матери Кати, буквально вытащили девушку с того света. Вот и ответ. Он хотел ее убить. Но так, чтобы убийство не выглядело преднамеренным. Катя, с точки зрения следователя, жертва случайного грабителя. Как Эсмеральда. Как Юля, жертва случайного лихача-водителя. Не было никаких случайностей. Их убили. А Кате просто повезло. Если это можно назвать везением.
– После того как вы расстались, папа с кем-нибудь встречался?
– Наверное. Я не знаю.
– А почему…
– Почему он меня бросил? Ну, это просто. Потому что не любил. Никогда. И это вовсе не его вина, просто я не смогла… не сумела…
– Что?
– Удержать его. В таких, как я, такие, как он, не влюбляются. Я это знала. Зато несколько месяцев были мои.
Я шла по больничному коридору, пытаясь разобраться в своих чувствах. Я думала о Кате, о ее любви к моему отцу и страшной цене, которую она заплатила за эту любовь. Изувеченная, на больничной койке, она продолжает любить человека, который ее бросил. Предал. И не возненавидела его, не прокляла, а испытывала чувство благодарности за те месяцы, что он был рядом с ней. А я бы так смогла? Странно было слышать ее рассказ и знать, что речь идет о моем отце. О человеке, которого, как мне казалось, я знаю очень хорошо. Для меня он только отец, добрый, безусловно, любимый и самый родной. Но у него была другая жизнь, о которой я даже не догадывалась. Эти женщины, за что они так его любили, получая взамен лишь маленькую толику радости?
Один коридор сменял другой, а я все шла куда-то, ускоряя шаг, как будто старалась сбежать от своих мыслей. И едва не ткнулась носом в запертую дверь. И только тогда огляделась с удивлением, пытаясь сообразить, где нахожусь. Отделение, где лежала Катя, я давно покинула и теперь стояла в соседнем корпусе. Здесь вовсю шел ремонт. Однако никого из рабочих сейчас поблизости не было. Как меня сюда занесло?
Чертыхнувшись, я побрела назад. Свернула в ближайший коридор, где начали менять окна. Быстро пересекла его и оказалась перед стеклянной дверью и едва не столкнулась с мужчиной в белом халате. Он шел навстречу, сунув руки в карманы, и что-то насвистывал. На лоб надвинута шапочка, глаза скрыты очками с толстыми линзами.
– Простите, где выход из отделения? – спросила я.
– Прямо и направо.
Он пошел дальше, а я пробормотала, замерев от неожиданности:
– Мигель?
Черт, это он, конечно, он. Я полезла в сумку за телефоном, наблюдая за тем, как он скрывается за поворотом. Закричать? Мы в больнице, а этот тип, по словам Вадима, псих и садист. Я торопливо набрала номер, надеясь, что мне не придется долго объясняться, и тут услышала:
– Стой. – Кричали в том самом коридоре, куда он свернул полминуты назад. – На пол, лицом вниз.
Вместо того чтобы бежать вперед, я сломя голову побежала назад. Выскочил парень, отчаянно замахал руками и крикнул:
– Уходи отсюда, быстро! – По инерции я пронеслась еще с полметра и оказалась в его объятиях. – Уходи, тебе говорят! – рявкнул он. Из-за его плеча я увидела длинный коридор, мужчин, пятерых или шестерых, и человека в белом халате, которого они брали в плотное кольцо.