Вскоре он забылся, поглощенный работой. Через темное стекло щитка виднелся плотный завариваемый шов, от этого становилось легче, рука уверенней держала электрододержатель.
«Как Галя удивится, когда вернется со слесарем, — подумал он и, представив ее довольное лицо, улыбнулся. — Успеть, успеть только», — стучало в висках. Со лба стекали струйки пота. Приподнял щиток, вытер рукавом вспотевшее лицо.
«Отдохнуть бы надо», — подумал Петя. Вдруг он почувствовал режущую боль в плечах. В то же мгновение цех озарило ярким светом. Над спиной послышался голос Гали:
— Петя, гори-ишь!
Он быстро вскочил, отбросил в сторону электрододержатель и обернулся. Из самого ближнего бака с краской вырывались языки пламени. Крышу цеха быстро заволакивало черным дымом. Петя с ужасом подумал, что еще минута, и вспыхнут другие баки, а там… Он стоял в оцепенении, уставившись на этот клубок огня. Потом, не обращая внимания на дымящуюся спецовку, побежал к пожарному щиту, стал загребать в ведро песок. Заполнив его, он бросился к баку и приостановился. Прямо перед собой увидел сплошную огненную стену.
«Надо засыпать бак». — молнией промелькнуло в голове, и, защищая локтем лицо, двинулся на огонь. Ему сразу же опалило брови, волосы. Он с трудом приподнял ведро и опрокинул его в горящий бак. Потом что-то горячее сильно толкнуло в голову, и он бессильно опустился на пол. Где-то близко, совсем рядом, заревела сирена пожарной машины.
В сознание Петя пришел в больнице. Вся голова, лицо, руки были забинтованы. Он вспомнил горящий бак с краской, попытался приподняться и вскрикнул от боли.
— Болит, Петя? — услышал он рядом с собой знакомый голос.
Петя открыл глаза и увидел на соседней койке Федьку.
— Это ты, Федька? Как ты сюда попал?
Федька молчал.
— Федька, Федька, — окликнул он его снова.
— Тебе нельзя разговаривать, — спокойно шепнул Федька. — Молчи, я тебе после расскажу.
— Нет, у меня не болит. Ты как сюда?
Федька тихо закашлял.
— Ну, так просто. Заболел я.
— Что случилось там, в цехе? — тревожно спросил Петя снова.
— Ничего. Пожар быстро потушили. Говорили, что если б ты этот бак не засыпал песком, загорелись бы все баки, и тогда плохо было бы. Сумел ты все-таки спасти… А некоторые рабочие тебя рвачом называют. — Федя усмехнулся и покачал головой. — Тебя на скорой помощи увезли. Рабочие к тебе в больницу приходили. Галя вот тоже недавно была. У нее кровь брали для тебя.
— У Гали?
— Да. Она плакала. Страшный ты был. Я видел.
Федька замолчал. Скрипнула дверь. Вошел врач, высокий мужчина в белом халате. Подошел к Пете. Большие голубые глаза его засветились радостью.
— Выздоравливай теперь, — сказал он. — Чудом спасли тебя. Вон, товарищу своему скажи спасибо.
Он кивнул Федьке, спросил, как себя чувствует, в ответ тот широко улыбнулся, показывая крупные зубы.
Потом врач ушел, сказав на прощанье, что Пете разговаривать нельзя, что он не должен волноваться. Петя вопросительно посмотрел на Федьку. Тот в ответ пробормотал:
— Это хирург. Он у меня кожу вырезал. Тебе пересадку делал…
…Они целыми днями разговаривали шепотом. Федька рассказывал о деревне, Петя — о детдоме, о ремесленном училище.
— Знаешь, Петь, я, наверное, в деревню не поеду, — однажды сообщил Федька.
Петя удивился.
— А как же?
— Интересно здесь как-то. И люди… и завод. Вот бы мне на какие-нибудь курсы поступить. Ну, вот как ты… на электросварщика. Я и деньги уже домой отослал и написал, что повременю.
Петя вдруг почувствовал такую нежность к этому неуклюжему рыжему Федьке, что даже слезы выступили на глазах. Волнуясь, он сказал:
— А я тебя научу. Обязательно научу, Федька…
Как-то они услышали за дверью строгий голос медсестры:
— Завтра приходите, завтра. Сегодня нельзя.
В ответ — растерянный знакомый голос:
— На минутку только.
Федька и Петя сразу узнали голос Васи.
— Заходи, Вася! — крикнул Петя, приподымаясь с койки.
Вошли Вася с Наташей. Они потоптались у порога и на цыпочках прошли к кровати.
— Ну как, поправляетесь? — спросил Вася, улыбаясь.
— Мы еще вчера сюда заходили, только нас не пустили, — добавила Наташа.
— Как же так, Петя, а? — продолжал Вася, вытаскивая из свертка яблоки, шоколад. — Наделал ты дел. Платона Кузьмича с начальником цеха в партком вызывали. Переживает старик.
— Вчера наш двигатель прошел испытание, — доложила Наташа.
Петя очень обрадовался этому, крепко пожал руки ей и Васе.
— Ну, вот еще, — пробормотал Вася, смущенно улыбаясь.
Лицо Федьки тоже расплылось в улыбке.
Гости рассказали о последних новостях на заводе, о новой кинокомедии… и с огорчением посмотрели на медсестру, которая напомнила, что им пора уходить.
— Ну, выздоравливайте быстрей, — сказал Вася. — А то мне скучно там одному. — И подойдя к Пете, шепнул ему на ухо:
— А мы с ней скоро поженимся.
Петя понимающе кивнул головой. Наташа заметила это и покраснела.
Когда они ушли, пришел Платон Кузьмич.
— Как же вышло-то, а? Блоки не ушли бы, — кряхтя, ругался он. Нежно и долго смотрел на Петю, закрыл ладонью глаза, отвернулся. Кашляя проговорил:
— Хорошо хоть… Живой.
Петя долго не спал в этот вечер. Он думал о тех, кто побывал днем в их палате. У него, оказывается, много друзей — и настоящие друзья! А он будто не знал… И только сейчас понял, что все это вокруг: и завод, и общежитие, и рабочие, и этот высокий хирург — его семья, близкая, родная, связанная между собой какой-то невидимой крепкой нитью.
…Через два месяца Петя выписался из больницы. Ослепительно, не по-зимнему сияло солнце. Под ногами весело похрустывал снежок. Петя медленно шел мимо завода в общежитие. Вдруг он увидел Галю. Она вышла из троллейбуса и спешила к проходной. «Видимо, во вторую смену работает», — подумал Петя.
— Галя, — громко крикнул он ей вслед. Увидев его, девушка улыбнулась и помахала рукой. Потом подбежала к нему, остановилась и, покраснев, привычным движением поправила узел волос. Они смотрели друг на друга и почему-то молчали.
— Ну, иди, — сказал Петя.
Галя кивнула головой и побежала. Из улиц и переулков шли к заводу сотни людей. Шли в одиночку, по двое, группами, слышны были обрывки разговора, кто-то громко кашлянул, в другом месте смеялись.
Мимо Пети пробежала девушка с озорными синими глазами, подошла к поджидавшему ее широкоплечему парню.
— Миша, почему ты на занятия не ходишь? — накинулась она на него.
— Времени не было. Мы в цехе новый способ литья осваиваем. Понимаешь, как здорово получается.
Он взял ее за руку, и они побежали к проходной, растворились в людском потоке.
В этом потоке шли тысячи рабочих. Петя единым радостным взглядом охватил эту людскую массу, и у него невольно захватило дыхание. Мимо шли знакомые и незнакомые, но близкие и родные сердцу люди; они шли на привычное для них дело — плавить металл, собирать машины.
Петя долго и задумчиво смотрел им вслед. «Запарился, наверное, Платон Кузьмич», — подумал он, вспомнив, что до выхода на работу ему осталось еще две недели. И нехотя пошел от завода в сторону своего общежития…
ТАНЕЦ МАЛЕНЬКИХ ЛЕБЕДЕЙ
Я зашел к другу своему после концерта, чтобы поздравить его. Он сидел за фортепьяно, на котором в застекленной рамке стояла фотография молодой девушки. Я надеялся увидеть его радостным, возбужденным, как всех выпускников консерватории, и был удивлен его настроением. Почему-то он показался мне задумчивым и даже расстроенным.
— Сыграть тебе что-нибудь? — наконец сказал он и как бы обрадовался.
Я кивнул, и он медленно заиграл танец маленьких лебедей из балета Чайковского «Лебединое озеро». Перед концертом, дома, в кругу друзей, когда просили его что-нибудь сыграть, он всегда играл эту вещь. Я чувствовал, что это не случайно и решил спросить его.
И вот что он рассказал.
…Это было давно. Тогда я только что окончил школу и готовился к экзаменам в институт. Однажды мы с отцом поехали в лес за бревнами. Дом наш был старый, построенный еще дедом, и нуждался в ремонте. В лес мы выехали рано утром. Помню, тогда стояли жаркие, знойные дни. Участок леса, который нам выдали, был далеко от деревни, километров за двадцать. В пути жара так измотала нас, что отец решил заехать к своему знакомому колхозному пасечнику, который жил в лесу. Мы свернули с пыльной дороги и вскоре подъехали к большой лесной поляне, где было аккуратно расставлено множество пчелиных ульев.
Пасечник встретил нас приветливо: упрекал отца за то, что долго не навещал его и сразу пригласил нас в дом. Добродушно улыбаясь, хозяин достал из подполья вишневую настойку, принес в блюде свежего меда.
Мы уселись за большой дубовый стол. Пасечник вспоминал про какой-то случай из гражданской войны, а отец поддакивал ему. Чтобы не мешать, я незаметно вышел в сени, где пахло душистой травой, осмотрелся вокруг и, увидев полуоткрытую дверь, прошел в другую комнату. Здесь было ослепительно чисто и свежо, в открытую дверь террасы дул со стороны поляны прохладный ветер, пузырив белоснежные занавески.
В переднем углу стоял шкаф с книгами, а слева — фортепьяно, новенькое, совсем не похожее на тот разбитый инструмент, на котором я играл в школе. Я застыл в изумлении: откуда у пасечника фортепьяно, неужели он играет?
Осторожно, будто боясь, что меня могут обличить в нехорошем, сделал несколько робких шагов к фортепьяно, хотя бы потрогать за блестящую поверхность. Потом тихо, затаив дыхание, приподнял крышку и коснулся клавишей. Полились мягкие аккорды… За спиной послышались легкие шаги. Я обернулся и увидел девушку. Она стояла в дверях террасы, держа букет цветов у груди, и с любопытством смотрела на меня удивительно большими черными глазами. Я смутился и неловко захлопнул крышку фортепьяно.
— У нас, оказывается, гости. Не стесняйтесь, садитесь, — сказала она, улыбаясь. — Давайте познакомимся, — и первая протянула мне руку.