Часть четвертаяПрохождение большой межрасовой гонки, а также Сотворение и разложение американцев
Но мне, пожалуй, возразят, что я вопреки собственным правилам ввел в это произведение пороки, да притом наичернейшие. На что я отвечу: во-первых, очень затруднительно прослеживать ряд человеческих поступков и не вовлекаться в них. Во-вторых, пороки, какие можно встретить здесь, являются не столько причинами, наличествующими обычно в уме, сколько случайными следствиями некой человеческой немощи или слабости. В-третьих, они выставляются здесь не для того, чтобы над ними смеялись, а для того, чтобы вызывать отвращение. В-четвертых, они при этом никогда не занимают главного места на сцене; и наконец, они никогда не приводят к совершению намеренного зла.
Глава тринадцатая
Йоги Джонсон бредет по тихой улице, приобняв одной рукой за плечи маленького индейца. Большой индеец бредет неподалеку. Холодная ночь. Дома в городке с закрытыми ставнями. Маленький индеец, потерявший протез руки. Большой индеец, тоже воевавший. Йоги Джонсон, также воевавший. Эти трое бредут, бредут, бредут. Куда же они шли? Куда могли они идти? Что им оставалось?
Внезапно под фонарем, который раскачивался на проводе на углу улицы, бросая свет на снег, большой индеец остановился.
– Ходьба никуда нас доведет, – проворчал он. – Ходьба не хорошо. Пусть белый вождь скажет. Куда мы идем, белый вождь?
Йоги Джонсон не знал. Очевидно, ходьба не могла решить их проблему. По-своему, ходьба дело неплохое. Армия Кокси [52]. Орава мужчин, ищущих работу, прущая на Вашингтон. Марширующие мужчины, подумал Йоги. Марширующие дальше и дальше, и куда они пришли? Никуда. Йоги знал это слишком хорошо. Никуда. Совершенно ни к черту куда.
– Белый вождь, говори, – сказал большой индеец.
– Я не знаю, – сказал Йоги. – Совершенно не знаю.
Разве ради этого они воевали? Разве ради этого все было? Похоже, что так. Йоги стоит под фонарем. Йоги думает так и эдак. Двое индейцев в своих макино [53]. Один индеец с пустым рукавом. И все они думают.
– Белый вождь не говори? – спросил большой индеец.
– Нет.
Что Йоги мог сказать? Что тут скажешь?
– Красный брат говори? – спросил индеец.
– Говори, – сказал Йоги, опустив взгляд на снег. – Мы все теперь в одной лодке.
– Белый вождь когда-нибудь ходит закусочная Брауна? – спросил большой индеец, глядя Йоги в лицо под дуговым фонарем.
– Нет.
Йоги совсем поник. Неужели это конец? Закусочная. Что ж, закусочная не хуже любого другого места. Но чтобы закусочная… Что ж, почему бы нет? Эти индейцы знали городок. Они бывшие военнослужащие. У них обоих великолепные послужные списки. Он это знал. Но чтобы закусочная…
– Белый вождь иди с красные братья, – высокий индеец взял Йоги под руку.
Маленький индеец пошел в ногу.
– Вперед, в закусочную, – сказал Йоги тихо.
Он был белым человеком, но он знал, когда надо остановиться. Если подумать, белая раса, может, и не всегда будет главной. Это мусульманское восстание. Волнения на Востоке. Беспорядки на Западе. На Юге дела чернее черного. А теперь еще на Севере неразбериха. Куда это его приведет? Куда все это ведет? Поможет ли это ему захотеть женщину? Придет ли вообще весна? Стоило ли это усилий? Он задумался.
Они втроем шагали по замерзшим улицам Петоски. Куда-то направлялись. Enroute [54]. Так написал Гюисманс. Интересно будет почитать по-французски. Надо как-нибудь попробовать. В Париже есть улица, названная в честь Гюисманса. Прямо за углом от того места, где жила Гертруда Стайн. Ах, что за женщина! Куда вели ее эксперименты со словами? Что за всем этим стояло? Это все в Париже. Ах, Париж! Далеко ли сейчас до Парижа? Парижа поутру. Парижа ввечеру. Парижа в ночи. И снова Парижа поутру. Может, Парижа после полудня. Почему нет? Йоги Джонсон знай себе шагает. Его разум работает, не прекращая.
Они все трое знай себе шагают вместе. Те, у кого есть руки, держат друг друга под руки. Красные и белые люди идут бок о бок. Что-то свело их вместе. Может, война? Может, судьба? Может, несчастный случай? Или просто обстоятельства? Эти вопросы боролись между собой в мозгу Йоги Джонсона. Мозг его устал. Он слишком много думал в последнее время. А они все шагали. И вдруг остановились.
Маленький индеец поднял взгляд на вывеску. Она сияла в ночи рядом с заиндевелыми окнами закусочной.
БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, КАЧЕСТВО ПРОВЕРЕНО
– Очень до кучи проверено, – проворчал маленький индеец.
– В закусочная белого человека до кучи отличный стейк на косточке, – проворчал высокий индеец. – Бери его от красный брат.
Индейцы в нерешительности стояли перед дверью. Высокий индеец повернулся к Йоги.
– Белый вождь есть доллары?
– Да, у меня есть деньги, – ответил Йоги, готовый пройти этот путь. Отступать было поздно. – Еда за мой счет, ребята.
– Белый вождь от природы благородный, – проворчал высокий индеец.
– Белый вождь нешлифованный алмаз, – согласился маленький индеец.
– Вы бы сделали для меня то же самое, – возразил Йоги.
Если подумать, пожалуй, так и есть. Он полагался на удачу. Как-то раз он положился на удачу в Париже. Стив Броуди [55] полагался на удачу. По крайней мере, так говорили. Каждый день во всем мире люди полагались на удачу. В Китае китайцы полагались на удачу. В Африке – африканцы. В Египте – египтяне. В Польше – поляки. В России – русские. В Ирландии – ирландцы. В Армении…
– Армяне не полагайся на удача, – тихо проворчал высокий индеец.
Он озвучил невысказанное сомнение Йоги. Проворные они ребята, эти краснокожие.
– Даже в игре?
– Красный брат думать нет, – сказал индеец.
Его тон внушил Йоги уверенность. Кем были эти индейцы? За всем этим что-то стояло. Они вошли в закусочную.
На этом месте, читатель, к нам в дом зашел как-то после полудня мистер Ф. Скотт Фицджеральд и, пробыв приличное время, внезапно уселся в камин и не желал (или не мог, читатель?) встать и дать огню пожечь чего-нибудь еще, чтобы согреть комнату. Я знаю, читатель, что такие вещи иногда не видны в рассказе, но все равно они случаются, и подумайте, что они значат для ребят вроде нас с вами в литературной игре. Если вы подумаете, что эта часть истории не так хороша, как могла бы быть, помните, читатель, что подобные вещи что ни день случаются в мире. Надо ли добавлять, читатель, что я питаю высочайшее уважение к мистеру Фицджеральду и, если кто посмеет напасть на него, я первый брошусь на его защиту! Это касается и вас, читатель, хотя я ненавижу такие резкие высказывания, грозящие разрушить своеобразную дружбу, которая успела установиться между нами.
Перечитав эту главу, читатель, я думаю, она не так уж плоха. Она может вам понравиться. Надеюсь на это. А если она вам понравится, читатель, как и вся книга в целом, вы ведь расскажете о ней вашим друзьям и попробуете убедить их купить книгу, как сделали сами? Я получаю всего двадцать центов с каждой проданной книги, и хотя двадцать центов в наше время – это немного, все же они сложатся в приличную сумму, если будут проданы две-три сотни тысяч экземпляров книги. А так и будет, если каждому эта книга понравится так же, как и вам, читатель. И послушайте, читатель. Я всерьез говорил, что буду рад прочесть все, что вы напишете. Это не пустые слова. Приносите с собой, и мы вместе пройдемся по тексту. Если хотите, я перепишу для вас отдельные места. И я не имею в виду какую-то критику. Если вам что-то не нравится в этой книге, просто напишите «Сыновьям мистера Скрибнера» в главную контору. Они переделают это для вас. Или, если так хотите, я сам это переделаю. Вы же знаете, что я думаю о вас, читатель. И вы ведь не сердитесь и не расстроены оттого, что я сказал о Скотте Фицджеральде? Надеюсь, что нет. А теперь я собираюсь написать следующую главу. Мистер Фицджеральд ушел, а мистер Дос Пассос уехал в Англию, и, думаю, могу вам обещать, что глава будет забористая. По крайней мере, она будет настолько хороша, насколько мне это по силам. Мы оба знаем, насколько я в этом хорош, если читаем аннотации, а, читатель?
Глава четырнадцатая
В закусочной. Они все в закусочной. Одни не видят других. Каждый занят собой. Краснокожие заняты краснокожими. Белокожие заняты белокожими – мужчинами или женщинами. Краснокожих женщин нет. Неужели больше не осталось скво? Что случилось со скво? Неужели Америка растеряла всех своих скво? Беззвучно открылась дверь и вошла скво. На ней были одни лишь поношенные мокасины. На спине – карапуз. А рядом с ней – собака хаски.
– Не смотрите! – крикнул коммивояжер женщинам за стойкой.
– Ну-ка! Вышвырни ее отсюда! – прокричал хозяин закусочной.
Повар-негр силой вытолкал скво. Им было слышно, как она мечется по снегу. Ее собака лаяла.
– Бог мой! Что это могло повлечь! – Скриппс О’Нил промокнул лоб салфеткой.
Индейцы смотрели на происходящее с бесстрастными лицами. Йоги Джонсон застыл на месте. Официантки закрыли лица салфетками или чем попало. Миссис Скриппс прикрыла глаза номером американского «Меркьюри». Скриппс О’Нил был потрясен почти до обморока. Что-то шевельнулось в нем, когда скво вошла в дверь, какое-то смутное первобытное чувство.
– Интересно, откуда взялась эта скво? – спросил коммивояжер.
– Она моя скво, – сказал маленький индеец.
– Боже правый, мужик! Ты не можешь одеть ее? – тупо сказал Скриппс О’Нил.
В его голосе чувствовался ужас.
– Она не любит одежда, – объяснил маленький индеец. – Она лесная индианка.