ему. В этом плане вы становитесь равны, и это уже почти терпимо. Футбол, как и война, вещь неприятная; она бодрит и будоражит только после того, как ты хорошенько заматерел, а главная трудность в том, чтобы помнить сигналы. Йоги имел в виду войну, не армию. Боевые действия. Армия – это что-то другое. Ты можешь взять и оседлать ее или можешь раззадорить тигра и получить по полной. Армия – это ерунда, но война – другое дело.
Йоги не преследовали призраки тех, кого он убил. Он знал, что убил пятерых. Если не больше. Он не верил, что убитые могут преследовать тебя. Только не после двух лет на передовой. Большинство людей, которых он знал, зверели как черти после первого убийства. Приходилось сдерживать их, чтобы не слишком усердствовали. Трудно было доставлять пленных, когда кто-то хотел опознать их. Ты посылал в тыл человека с двумя пленными, ну или двух человек с четырьмя пленными. И что в итоге? Твои люди возвращались и говорили, что пленных скосил заградительный огонь. А на самом деле они тыкали пленных штыком в мягкое место, а когда те подскакивали, они говорили: «Так ты бежать надумал, сукин сын!» и спускали курок им в затылок. Они хотели быть уверены, что убили кого-то. И не хотели возвращаться через чертов заградительный огонь. Нетушки. Они научились этому у австралийцев. Если подумать, кто все эти фрицы? Кучка паршивых гуннов. «Гунны» – это и звучит-то сейчас смешно. Вот оно, это самое «мило и правдиво». Только не для тех, кто пробыл там два года. Под конец они размякали. Сожалели о содеянном и начинали вершить добрые дела, чтобы их самих не убили. Но это уже четвертая фаза солдатства – смягчение.
С хорошим солдатом на войне так: сперва ты храбр, потому что не думаешь, что тебе может что-то грозить, ты ведь такой особенный и ни в коем случае не можешь умереть. Затем ты понимаешь, что это не так. Тогда тебе становится по-настоящему страшно, но, если ты хороший солдат, ты функционируешь как раньше. Затем, когда тебя ранили, но не убили, и приходят новички, проходящие через те же стадии, ты матереешь и становишься хорошим матерым солдатом. Затем случается второй надлом, гораздо хуже первого, и ты начинаешь вершить добрые дела, видя себя этаким сэром Филипом Сидни [37], копящим сокровища на небесах. При этом ты, разумеется, все делаешь так же, как и раньше. Словно все это футбольная игра.
Только ни у кого нигде не чесалось, чтобы написать об этом, по крайней мере из тех, кто знали об этом не понаслышке. Литература слишком сильное средство для человеческих умов. Поэтому эта американская писательница, Уилла Кэсер [38], написавшая книжку о войне, списала последнюю часть с «Рождения нации [39]», и ветераны со всей Америки писали ей, как им это понравилось.
Один из индейцев заснул. Он жевал табак и поджал губы во сне. Он привалился к плечу другого индейца. Не спавший индеец указал на другого индейца, спавшего, и покачал головой.
– Ну, как вам моя речь? – спросил Йоги не спавшего индейца.
– Белый вождь знать куча очень умный идей, – сказал индеец. – Белый вождь ученый как черт.
– Спасибо, – сказал Йоги.
Ему стало приятно. Здесь, рядом с простыми аборигенами, единственными настоящими американцами, он нашел настоящее понимание. Индеец смотрел на него, аккуратно поддерживая спящего, чтобы его голова не откинулась назад, на припорошенные снегом бревна.
– Белый вождь был на войне? – спросил индеец.
– Я высадился во Франции в мае 1917-го, – начал Йоги.
– Я думал, может, белый вождь был на войне, по тому, как он говорил, – сказал индеец. – Этот вот, – он приподнял голову спавшего товарища, и последние закатные лучи осветили лицо спящего индейца, – он получил К. В. Я получил З. Б. С. и В. К. с планкой [40]. Я был майор в четвертый полк М. П [41].
– Я рад, что встретил вас, – сказал Йоги.
Он испытал странное уничижение. Смеркалось. Над озером Мичиган, где закат и вода сходились, протянулась слитная полоса. Йоги смотрел, как узкая закатная полоса наливается темно-красным, истончается и блекнет. Солнце зашло за озеро. Йоги встал с бревен. Индеец тоже встал. Он разбудил товарища, и индеец, который спал, встал и посмотрел на Йоги Джонсона.
– Мы идем в Петоски, вступать Армия спасения, – сказал более рослый и бодрый индеец.
– Белый вождь тоже пойдем, – сказал индеец поменьше, который спал.
– Я пойду с вами, – ответил Йоги.
Кем были эти индейцы? Какое ему до них было дело?
Когда солнце зашло, слякотная дорога затвердела. Снова подмораживало. Если подумать, может, весна не так уж скоро. Может, не так уж важно, что он не хочет женщину. Раз уж весна еще не скоро, то и этот вопрос еще не решен. Он пройдет до городка с индейцами, высмотрит прекрасную женщину и постарается захотеть ее. Он повернул на подмерзшую дорогу. Двое индейцев пошли рядом. Все они двигались в одном направлении.
Глава двенадцатая
В сумерках они втроем вошли в Петоски по замерзшей дороге. Они шли молча по замерзшей дороге. Под их подошвами хрустели свежие корочки льда. Иногда Йоги Джонсон продавливал тонкий ледок на лужах. Индейцы обходили лужи.
Они сошли с холма, миновав магазин кормов, перешли по мосту Медвежью реку, гулко стуча ботинками по замерзшим доскам моста, и поднялись на холм, пройдя мимо дома доктора Рамси и «Домашней чайной» к бильярдной. Перед бильярдной два индейца остановились.
– Белый вождь играть бильярд? – спросил большой индеец.
– Нет, – сказал Йоги Джонсон. – Мне правую руку покалечило на войне.
– Белый вождь не везет, – сказал маленький индеец. – Играй один раз Келли-пул [42].
– Ему отстрелили обе руки и обе ноги у Ипра, – сказал украдкой большой индеец Йоги. – Он очень ранимый.
– Ну, хорошо, – сказал Йоги Джонсон. – Сыграю один раз.
Они вошли в жаркое прокуренное помещение бильярдной. Заняли стол и сняли со стены два кия. Когда маленький индеец потянулся за кием, Йоги заметил, что у него вместо обеих рук протезы. Они были из коричневой кожи и пристегивались у локтей. На гладком зеленом сукне, под ярким электрическим светом, они играли в бильярд. Через полтора часа Йоги Джонсон обнаружил, что должен маленькому индейцу четыре доллара и тридцать центов.
– У тебя очень неплохой удар, – заметил он маленькому индейцу.
– Мой удар не такой хороший после войны, – ответил маленький индеец.
– Белый вождь хочет малость выпить? – спросил рослый индеец.
– Где ты достанешь? [43]– спросил Йоги. – Мне приходится ходить в Чебойган.
– Белый вождь идем с красные братья, – сказал большой индеец.
Они отошли от стола, поставили кии на подставку у стены, заплатили по счету и вышли в ночь.
По темным улицам мужчины пробирались домой. Пришел мороз, и все замерзло и затвердело. Тот чинук был не настоящий чинук, если подумать. Весна еще не пришла, и мужчины, пустившиеся во все тяжкие, были обескуражены студеным воздухом, который дал понять, что чинук оказался дутым. Этот бригадир, подумал Йоги, он завтра огребет. Возможно, все это было подстроено производителями насосов, чтобы сковырнуть бригадира. Такое уже бывало. В ночной темноте мужчины группками пробирались домой.
Два индейца шли по обеим сторонам от Йоги. Они повернули в переулок, и все трое остановились возле здания, напоминавшего конюшню. Это и была конюшня. Два индейца открыли дверь, и Йоги вошел за ними. У стены стояла высокая приставная лестница. В конюшне было темно, но один из индейцев чиркнул спичкой, чтобы показать Йоги лестницу. Маленький индеец вскарабкался первым, поскрипывая металлическими шарнирами протезов. Йоги последовал за ним, а последним вскарабкался другой индеец, освещая Йоги путь спичками. Маленький индеец постучал в крышу, где лестница упиралась в стену. Раздался ответный стук. Маленький индеец постучал опять – три резких удара в крышу над головой. В крыше поднялся люк, и они забрались в освещенную комнату.
В одном углу комнаты стоял бар с латунным поручнем и высокими плевательницами. За баром было зеркало. По всей комнате стояли мягкие стулья. И бильярдный стол. На стене висели в ряд журналы на рейке. Также на стене висел портрет Генри Уодсворта Лонгфелло [44] с автографом, в раме, драпированной американским флагом. На мягких стульях сидели за чтением несколько индейцев. Небольшая группа стояла у бара.
– Приятный маленький клуб, а? – К Йоги подошел индеец и пожал ему руку. – Я вижу вас почти каждый день на насосном заводе.
Это был человек, работавший на заводе за одной из машин рядом с Йоги. Подошел другой индеец и тоже пожал Йоги руку. Он также работал на насосном заводе.
– Просчитались с чинуком, – сказал он.
– Да, – сказал Йоги. – Просто ложная тревога.
– Идемте выпьем, – сказал первый индеец.
– Я с компанией, – ответил Йоги.
Кем вообще были эти индейцы?
– Берите их тоже, – сказал первый индеец. – Места хватит всем.
Йоги огляделся. Двое индейцев, что привели его сюда, исчезли. Куда же они делись? Наконец он их увидел. Они были у бильярдного стола. Высокий элегантный индеец, разговаривавший с Йоги, проследил за его взглядом. И кивнул с пониманием.
– Это лесные индейцы, – объяснил он, как бы извиняясь. – А мы здесь в основном городские.
– Да, конечно, – согласился Йоги.
– У того малого очень хороший послужной список, – заметил высокий элегантный индеец. – Другой малый, полагаю, тоже был майором.
Высокий элегантный индеец проводил Йоги к бару. За баром стоял бармен. Это был негр.
– Как вы насчет эля «Песья голова»? – спросил индеец.