Макс почистил зубы и лег, исполненный веры в светлое завтра.
Он уже успел задремать, когда затарахтел телефон. Дурацкий определитель сначала тренькал, потом гнусавил по цифрам определенный им номер, потом принимался пищать, как обычный кнопочный аппарат. Сейчас он сообщал, что номер не определен.
Проклиная все на свете, Макс поднял трубку:
— Слушаю.
— Здорово, Макс. Узнал? — Жук говорил быстро, приглушенным шепотом, немного нараспев, и узнать его было не так просто. — Не называй вслух. Нужно увидеться. Срочно.
— Слышь, давай завтра, а? — взмолился Макс, уже пригревшийся под одеялом.
— Завтра будет поздно! Спускайся вниз и шагай к углу дома. Я подойду. — Жук повесил трубку.
Макс сел на кровати и стал одеваться. У него мелькнула мысль послать все подальше, но он устоял. Жук поднимал его вот так впервые — наверное, в самом деле что-то важное. Обычно сам Макс срывал всех по любому поводу и без повода.
Макс оделся, вышел из дома и направился, поеживаясь от сырости вечернего воздуха, к углу дома.
Жук догнал его по пути.
— Привет, — протянул он руку для приветствия.
— Здорово. — Подавив безжалостно рвавшую пасть зевоту, Макс пожал руку.
— Дело срочное.
— Это я понял.
— К тебе от Бобра приходили?
— Ну, приходили. Разводили, что, мол, давай на них работай, то-се…
— То-се… — Жук хмыкнул. — И что ты?
— Я? А я как все, — пожал плечами Макс. — У нас профсоюз. Собрались, перетерли. Решили не платить и вообще…
— Кто решил?
— Ну, мы все решили — Насоныч там, Захаров. Если мы все вместе встанем, то Бобрам нас не сожрать.
— Ты прямо как на митинге. Все вместе, партия — это ураган, из голосов спрессованный… Давно из пионеров вышел?
— Слышь, — обиделся Макс, — ты не грузи! Объясни лучше толком, что стряслось.
— Еще не стряслось, но уже начинает трястись. Завтра может и тебя трясонуть.
— То есть? — Макс насторожился.
— То есть вашу партию будут рвать на куски. Пару кусков сегодня уже оторвали. Завтра — твоя очередь.
— Как?
— Ты что, маленький? Это вы на своем профсоюзном собрании все скопом и единым рот-фронтом. А бить вас будут по одному. И никуда вы не денетесь, поверь мне. Подомнут вас и так и эдак. А кто будет умничать без нужды, просто получит больше всех тумаков. Кто поумнее, вроде баб из «Альмиры», сдается без боя, а у других будут проблемы. Завтра к тебе приедут. Понимаешь, нет?
Макс остановился и потер лицо, собираясь с мыслями.
— Значит, начали долбить по одному. — Он покачал головой. — А ты не можешь меня прикрыть?
— Увы. Как раз моя бригада и занимается нанесением визитов и телесных повреждений средней тяжести. Единственное, что я могу для тебя сделать, это предложить самому позвонить Бобрам и дать согласие. Иначе я смогу только оттянуть наезд на пару часов.
— Пару часов… — повторил за ним Макс.
— Пару часов, — кивнул Жук. — Часов в десять ребята будут в «Пелло», а в полдень — у тебя.
— И «Пелло» тоже?
— «Тоже»! «Пелло» — один из первых кандидатов.
— Да… И что же делать?
— Звони, Макс. Завтра в десять звони Бобрам. Все равно тебя поставят в строй, а уж со своими зубами или со вставными — решай сам. Если договоришься с ними до одиннадцати, я тормозну ребят.
— Да, — убитым голосом произнес Макс, — навалилось все кулем…
— Что — все?
— Так… — Макс безнадежно махнул рукой. — Лучше и не спрашивай.
Валя согласилась. Согласилась попробовать. Согласилась попробовать освоить азы киллерского искусства. Если инструктор сочтет, что шансы на успех есть, то она попробует убить Боброва. Если шансы на успех будут хотя бы пятьдесят один на сорок девять.
Но сумму она потребовала увеличить. Как-никак, обычный убийца с места преступления скрывается, и никто никогда не узнает, кто он. А Валина задача была, напротив, продемонстрировать всем, кто она. После этого судьба ее была предопределена: вечное подполье. Кроме того, Валя была раритетом. Только она подходила для исполнения этого убийства. Только она. Она была для этих людей кем-то вроде Аладдина для волшебника из Магриба, кем-то вроде Буратино для Карабаса Барабаса. А раритеты всегда стоили дороже. Так что в итоге Валин гонорар утроили.
Комнатку у пугливой бабушки пришлось сменить на загородный домик — дачу со всеми удобствами. Человек, занявшийся подготовкой начинающей террористки, поставил жесткое условие: или подруги расстаются до завершения операции, или обе сидят в домике, не показывая носа на улицу. Разумеется, Ольга выбрала добровольное заточение.
Вадим, как звали инструктора, был настоящим профессионалом. Он не отличался разговорчивостью, пропускал личные вопросы мимо ушей, никак не реагировал на присутствие двух молодых женщин. Кстати сказать, Ольга, оклемавшись после лагеря, расцвела буйным цветом. Отросшие густые волосы обрамляли лицо, созданное точными, правильными мазками, живые глубокие глаза… Ну да что расписывать. Вадима это все равно не волновало, а если и волновало, то он безупречно скрывал это.
Волновало же этого замкнутого человека со стальными мышцами и военной выправкой совсем другое: его подопечная никогда в жизни не держала в руках боевого оружия. Курок, затворная рама, предохранитель обозначались ею исключительно как «штучка» или «железка».
В первый же день, безошибочно оценив по широким Валиным плечам степень ее физической подготовки, Вадим решил, что перед ним если не профессионал, то по крайней мере не такой профан, как утверждал Александр Сергеевич. За ошибку свою Вадим в первый день едва не поплатился жизнью.
Он вывел Валю в лесок и вручил ей маленький автомат с длинным магазином.
— Ну-ка, покажи, что ты умеешь. — Он отошел в сторону.
Валя растерянно посмотрела на оружие в своих руках и нажала на спуск. Ничего не произошло. Девушка вспомнила, что у оружия есть какой-то предохранитель. Она взглянула на корпус, дернула одну железку, другую. Какой-то рычажок двинулся и щелкнул. Все это время Валя продолжала жать на спуск, и стоило предохранителю освободить раму, как автомат выдал очередь. Смертоносная машинка запрыгала в руках девушки и развернулась на девяносто градусов.
Вадим, понявший, что переоценил подопечную, когда та замешкалась с предохранителем, вздохнул и двинулся к ней, чтобы забрать автомат. Как раз в этот момент Валя начала палить во все стороны, сжимая беснующуюся железяку и машинально продолжая жать на спуск.
Вадим прыгнул в сторону, бросился на землю и покатился по земле, уходя от брызгающих щепками стволов деревьев. Это не спасло бы его, если бы у Вали не кончились патроны.
Когда в лесочке наступила тишина, Валя разжала пальцы, позволив автомату упасть в траву, повернулась к Вадиму, который в тот момент поднимался с земли, и, пожав плечами, молвила с виноватой улыбкой:
— Я же говорила, что не умею.
Вадим хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой: ладно!
Валя, поняв, что ругать ее не будут, повеселела:
— Видели? Он как запрыгал, запрыгал!
Макс не перезвонил. Жук ждал до четверти двенадцатого, но он так и не перезвонил. Струсил? Понадеялся на дружбу с Жуком и на авось? Проспал?
Братки дергали бригадира, ворча, что не успеют к полудню, Жук огрызался и говорил, что хочет дождаться сообщения от тех, кто поехал трясти «Пелло». По правде сказать, они уже должны были закончить и позвонить. Но не звонили.
11.18. Больше тянуть нельзя. Жук дал команду и поднялся, когда телефон все-таки ожил.
— Слушаю. — Жук взял трубку, приложил к уху и отпрянул, ибо человек на том конце провода кричал так, что не сразу можно было понять, кто это и что именно он кричит.
А ничего хорошего этот человек — водитель, отвозивший братков в «Пелло», — не кричал. Заговариваясь и заикаясь от волнения, он сообщил, что в офисе «Пелло» их встретили люди в штатском, оказавшиеся руоповцами.
— Я понял, — кивнул Жук. — Давай подгребай в кабак. — Он повернулся к замершим в ожидании новостей браткам. — Их замели. Всех. Сидите пока в кабаке, я смотаюсь к Шале и тоже подъеду. — Отдав команду, Жук вышел.
Он отправился к Шале, в офис на Садовом, где вор изображал законопослушного бизнесмена, что не мешало ему принимать в специально оборудованном кабинете особых гостей.
Назвать предстоящий с вором разговор неприятным было бы столь же беспардонно мягко, как и назвать, скажем, Ватерлоо оплошностью Бонапарта. Нет, разговор предстоял интересный и волнительный. После такого разговора можно исчезнуть раз и навсегда, и Жук прекрасно понимал это. Но не доложить об очередном проколе было еще хуже. Узнай Шала о проколе своего бригадира от кого-то другого, и у Жука не осталось бы никаких шансов спасти свою шкуру.
Единственным козырем бригадира было то, что он нужен вору. И, как ни странно, нужен тем более, что уже однажды крупно прокололся. После убийства Дятла Шала держал Жука в руках так, как не держал никого. Вору было бы обидно терять такого преданного и подконтрольного человека. Следовательно, если Жук сообщит Шале ужасную новость первым, тот, скорее всего, сообразит, на что списать потери. Конечно, совсем с рук это Жуку не сойдет, но что все эти неприятности по сравнению с пулей в башке? Главное, остаться в живых, остаться на посту, а там… он с лихвой наверстает все, наворует, награбит… и все что хочешь!
Жук утешал себя такими раскладами, но восемнадцать ступеней, ведущих на второй этаж, в офис Шалы, дались ему нелегко. Он преодолел их, превозмогая дрожь в коленях и тянущую вниз слабость во всем теле, увидел вора, сидящего на широком диване мягкой светлой кожи, и стало как-то легче. Не ощущение, но вид, запах опасности вернули молодого хищника в привычную колею, придали уверенности, и, когда он перешагивал порог кабинета, никто уже не узнал бы в нем прилипающего от страха к мрамору ступеней бледного парня, которым он был всего минуту назад.