Это слишком не походило на спланированное убийство. Ни нормального оружия, ни путей отхода, ни изучения маршрута движения жертвы. Скорее последнее выступление камикадзе. Любой киллер, нанятый рекламщиками, был бы не прочь получить свои деньги и воспользоваться ими. На что надеялась девица, палящая из одноразовой железки белым днем? Бред какой-то! Нет, это что угодно, только не заказное убийство, если, конечно, шальная телка не собиралась таким образом прекратить и свое бренное существование. А почему? Наркотики? Неизлечимая болезнь? Не очень убедительно, но возможно.
Итак, окажись убитая наркоманкой, смертельно больной или начинающей террористкой, Жук отправился бы на Боровское шоссе копать ямку в лесополосе. Шала просто не представлял себе, кем должна была оказаться эта девка, чтобы волосок, на котором висела сейчас жизнь бригадира, не оборвался. Он решил даже, что просто придумает какую-нибудь версию с сумасшедшей или борцом за равенство, начитавшейся трудов наркома Луначарского, и пощадит бригадира, если версия подтвердится.
Но за те несколько часов, что прошли между убийством и появлением Кудрявого, в голову вору не пришло ничего рационального. Он так и не придумал, что должно быть в записке, чтобы появилась возможность помиловать Жука. Только развернув листок, вор понял, что перед ним — версия не придуманная и снимающая вину с бригадира.
Он перебрал в уме массу вариантов, но чтобы такой… Подобный поворот событий требовал времени для раздумья и ответов на дополнительные вопросы.
Шала сидел за столом и невидящим взглядом смотрел на экран телевизора, где Брюс Уиллис сокрушался по поводу забытых отцовских часов. Мысли его крутились и вертелись, как продавщицы в дорогом магазине, время от времени подобострастно замирая возле какой-нибудь версии случившегося: это не желаете примерить? Ни одно объяснение не нравилось вору, мысли продолжали суетиться, поднося новые.
— Кто ж ты такая, красавица? Кто же тебя послал? На что ты надеялась? — промолвил вор по-грузински, поднося записку к пламени большой настольной зажигалки в виде темной виноградной грозди.
Сквозь сон Валя услышала всхлипы.
В бараке по ночам часто кто-нибудь плакал, и Валя научилась не обращать на эти звуки внимания. Вот и сейчас она потянула на голову одеяло, чтобы оградить себя от чужой боли. Пальцы сжали мягкое одеяло, уложенное в накрахмаленный пододеяльник, и Валя, вспомнив, где она, резко села.
Плакала Ольга, калачиком свернувшаяся на своей кровати. Она всхлипывала и часто вздрагивала, как вздрагивают во сне температурящие дети, которым видятся огнедышащие драконы и пожары.
Валя знала, что сон подруги вовсе не наполнен сказочными чудищами. Она вскочила и затрясла Ольгу за плечо. Та всхлипнула громче, дернулась в последний раз и открыла глаза. Сначала она шарахнулась в сторону, но в следующее мгновение узнала Валю. Олино лицо исказилось, сморщилось складками отчаяния, и по щекам ее, перепрыгивая через эти складочки, покатились слезы.
Заплакав уже по-настоящему, Ольга протянула руки и обняла подругу за шею. Та обхватила ее и, чуть приподняв с подушки, положила ее голову себе на грудь. Она принялась гладить девушку по голове, что-то нашептывая, словно Оля и впрямь была больным ребенком, которого терзают жар и страшные сновидения.
— Опять… — пробормотала, всхлипнув, Ольга. Плечи ее ходили ходуном от сдерживаемых рыданий.
Ужасный сон неумолимо, безжалостно возвращался к ней снова и снова, унося ее назад, сквозь годы, бросая в омут кошмара, не желавшего остаться в прошлом.
С Максом Андросовым Ольга познакомилась на дискотеке. Вообще-то это сборище называлось «Вечером первокурсника», но в начале года еще мало кто из первокурсников успел сориентироваться в законах студенческой вольной жизни и многие даже не знали, где находится ДК института. Так что в зал набились по большей части люди бывалые и умудренные опытом. В том числе Ольга Климова с подругой и Максим Андросов с товарищами.
Познакомились, потанцевали, юноша проводил девушку домой. Все как у всех. Через пару месяцев молодой человек начал предпринимать первые попытки зайти чуть дальше поцелуев в подъездах. К его огорчению, Ольга оказалась девушкой строгих, даже пуританских правил и отвечала решительным и безапелляционным отказом. Как ни странно, Макс не обижался и не особенно настаивал. Такие отношения вроде бы устраивали обоих.
Подруги завидовали Ольге — родители парня были какими-то партийными шишками, а сам он играючи продвигался по комсомольской линии, — но Ольга не обращала на эти вещи особого внимания. Ее интересовал исключительно внутренний мир красивого умного юноши.
Идиллия была разрушена одним махом. Однокурсница однажды произнесла какую-то непонятную фразу: Максим проиграл Ольгу в карты. Что за чушь? Какие карты? Как это проиграл? Кому? Ольга не дала себе труда задуматься над подобным вздором. Она даже не вспоминала об этом… до того момента, когда поняла значение фразы.
Максим пригласил Ольгу на день рождения к своему знакомому. Ничего необычного в этом не было: у Максима было множество друзей и просто знакомых. Ольге даже льстило, что дружбой с ее кавалером дорожили как их ровесники, так и люди взрослые, солидные.
В этот раз они пришли именно к одному из «солидных» людей. Ольга просто не поверила своим ушам, когда ей сказали, что хозяин дома — настоящий народный депутат. Правда, вел себя кормчий государства несколько… Словом, не так, как на заседании Верховного Совета, но девушка решила для себя, что будет считать это демократичностью, стремлением «быть проще».
В целом все выглядело мило и пристойно. Правда, Максим был больше занят решением каких-то вопросов с именинником, Алексеем Владимировичем, но Ольге не давали скучать друзья Максима, Женя и Борис, которые поочередно приглашали девушку танцевать, угощали сладостями и развлекали свежими анекдотами.
Было весело и хорошо, пока Женя не начал откровенно приставать к Ольге. Та возмутилась и хотела призвать на помощь Максима, но оказалось, что кавалер незаметно исчез. Другие гости тоже, как выяснилось, разошлись. Остались только Женя, Борис и хозяин квартиры, гремевший чем-то на кухне. Закрученные сладким шампанским в веселый хоровод мысли не вдруг собрались на Олин зов, а когда собрались вместе, то поначалу стали убеждать девушку, что происходящее с ней — кошмарный сон, не более.
— Можешь не дергаться. — Женя с кривой усмешкой расстегнул английскую рубаху. — Твой Максимка тебя проиграл, так что лучше не выеживайся!
В этот момент Борис схватил девушку сзади…
В полуобморочном состоянии ее высадили недалеко от дома. Посидев немного на ступенях в подъезде, Ольга спокойно вошла в квартиру, ответила на какие-то вопросы родителей, незаметно взяла на кухне нож, выскользнула из квартиры и поехала к Максиму.
Тот, похоже, ждал ее. Отобрал нож, связал и вызвал милицию.
В ходе следствия «выяснилось», что Ольга уже год занимается проституцией, требовала от Максима, чтобы тот свел ее с солидными клиентами, угрожала, что натравит на него своего сутенера, и в итоге стала просто требовать деньги. В день задержания пыталась проникнуть в квартиру народного депутата Кирьянова, но была выпровожена гостями Алексея Владимировича — Евгением Зыковым и Борисом Беленковым. Показания Жени, Бориса, самого Кирьянова и Максима, который отказался рекомендовать ее своим знакомым, сходились и полностью изобличали юную аферистку.
В одночасье Ольга превратилась из пострадавшей в обвиняемую. Молоденький адвокат, для которого это дело было первым, предпринял отчаянную попытку оспорить вменяемость своей подзащитной. Экспертиза однозначно отмела этот довод. Ольга получила срок. Глава семьи проявил принципиальность и отрекся от дочери в зале суда. Под аккомпанемент собственных тяжелых шагов, гулко отдававшихся в выкрашенном грязно-зеленой краской коридоре, девушка пошла, заложив руки за спину, навстречу судьбе, оставляя позади и в прошлом всю свою короткую жизнь.
Докторишка оказался прав. Все вернулось на круги своя, все заработало.
Макс глубоко затянулся, глядя в лицо какой-то рыжей дуры, лепетавшей всякий вздор, казавшийся ей самой минимум шедевром устного эротического творчества. Дура эта мнила о себе невесть что, и в прежние времена Макс выпихнул бы ее из постели и выставил бы за дверь. Они всегда начинали бесить его, эти случайные телки. Сначала все было нормально, а вот после его начинало трясти от их вида, от их голосов, от их запаха. Макс знал, что так будет, и злился еще сильнее, убеждаясь, что был-таки прав.
Для сегодняшней девицы он решил сделать исключение, ограничившись относительно вежливой просьбой «прикрыть душ». Как-никак, ей он обязан возвращением в строй ловеласов. Рыжая потаскушка замерла сначала, не сообразив, о каком таком «душе» идет речь, а сообразив, обиженно замолчала, уткнув нос в подушку. Она, наверное, ожидала какого-то развития ситуации. Что Макс, например, извинится за резкость или, наоборот, скажет еще что-нибудь в том же духе.
Но Макс молчал. Он просто лежал и курил, рассматривая висевший на стене чукотский бубен с отчеканенным пейзажем, подаренный ему друзьями на… Он уже не помнил, по какому поводу. Глядя на садящееся в море чеканное солнце, Макс совершенно забыл о лежавшей рядом девушке и, когда та осторожно поднялась, чтобы пойти в ванную, вздрогнул от неожиданности.
— Черт!
— Что?! — Девушка тоже вздрогнула, не поняв реакции нового знакомого.
— Ничего. Подкралась, как…
— Чего я подкралась? Я в ванную пойду… — вытаращив глаза, забубнила девица.
Но Макс уже не слушал, провалившись в свои мысли. Сравнение, едва не слетевшее с его языка, напомнило ему о другой, возникшей в последние дни, проблеме, решить которую было отнюдь не так просто.
Он заложил Жука директору «Пелло». Идея эта, родившаяся от испуга и казавшаяся в тот момент озарением, теперь представлялась ему все большей глупостью. В тот момент, когда Макс предупредил коллегу о предстоящем визите бандитов, он полагал, что загребает жар чужими руками. Ведь засада будет не в его офисе, так что он и контору свою спасет, и останется вне подозрения. Однако позднее, когда изменить что-либо было уже нельзя, Макс начал находить в своем хитроумном плане бреши, и чем больше находил, тем паршивее становилось у него на душе. В самом деле, не могли же бандиты не провести расследование, не выяснить, кто подготовил им подобный сюрприз. А в то, что руоповцы оказались в «Пелло» в нужное время и в таком количестве случайно, поверить было невозможно. А что, если Жук единственный из своей бригады знал расписание визитов в рекламные фирмы? Тогда он в два счета сообразит, что к чему.