— Я звонил в бар, — сказал Серп небрежно. — Тебя, оказывается, Шала искал.
— Да? — Жук многозначительно посмотрел на свой пейджер. — Странно.
— Просил тебя сейчас подъехать к одному дому в районе Кузнецкого, посмотреть там что-то.
— Что посмотреть? — Жук насторожился.
— Не знаю. Халдей говорит, Шала велел тебе так и передать. Мол, ты приедешь — сам поймешь, на что смотреть.
Жук ответил не сразу. Тут был какой-то подвох. Причем шитый такими белыми нитками, что даже не претендовал на правдоподобность. Вор звонил в кабак и передавал что-то через халдея? Зачем? Что за бред?
Вряд ли что-то серьезное. Если бы Шала в самом деле решил затеять какую-нибудь игру, то играл бы сложнее и тоньше. А может быть… Да! Это уже похоже на правду. Все настолько явно, что Жук должен почуять подвох. Это провокация. Шала! Вор решил его проверить. Спровоцировать. Заставить сделать глупость, запаниковать. Ха-ха! Не так все просто! Жука на мякине не проведешь.
Он медленно поднял левую руку и взглянул на часы.
— Черт, мне тут надо бы с приятелем увидеться, но если Шала просил… — огорченным тоном произнес Жук и тут же добавил с ноткой оптимизма: — Но будем надеяться, что это ненадолго. Какой там адрес-то?
Серп назвал переулок и номер дома.
— А там? — Жук уже садился за руль. — Подъезд, квартира?
Серп пожал плечами и уселся в машину.
— Тоже едешь? — мимоходом спросил Жук, заводя двигатель.
— А чего делать-то? Прокачусь с тобой.
— Ну поехали.
Они доехали до Кузнецкого, где Жук из-за толчеи и пробок предпочел оставить машину и идти пешком, тем более что было уже совсем недалеко. Серп, разумеется, поплелся следом.
Найдя указанный адрес, они поняли, почему назван был только номер дома. Здание находилось на реконструкции, от него остались, собственно, только стены — ни крыши, ни перекрытий. Старый четырехэтажный дом, наверное, начала века.
— Ну и что? — Жук повернулся к Серпу.
— А я-то что? — удивился тот. — За что купил, за то и продаю. Может, зайдем внутрь?
— Ну давай зайдем. — Жука начал разбирать смех. Было очевидно, что Серп хотел заманить его внутрь, но играл свою роль равнодушного наблюдателя так топорно, что поверить ему мог только глупый маленький ребенок.
Они зашли и увидели лишь горы строительного мусора, состоящего большей частью из балок и обломков камня.
— Любопытно, что же я должен был увидеть? — Жук окончательно успокоился, убедившись, что в здании никого больше нет. Усмехнувшись, он бросил взгляд через плечо на чуть отставшего братка и, для равновесия разведя руки в стороны, пошел по балке, дальний конец которой уходил под углом вверх, упираясь в противоположную стену.
Дойдя до середины балки, Жук развернулся.
— Так что же я должен здесь увидеть? — Он уже в открытую улыбался: провокация сорвалась.
— Ты все поймешь, когда увидишь то, что надо, — монотонно повторил Серп, стоявший у другого конца балки.
— Например?
Жук театрально осмотрелся, запрокинув голову, а когда снова взглянул на Серпа, тот держал в руке пистолет с прикрученным глушителем. Ствол был направлен Жуку в лицо, так что при желании Зыков мог попытаться увидеть кончик пули.
— Не понял. — Жук не потерял самообладания и, главное, надежды остаться в живых: Шала не доверил бы убийство бригадира такому тупице, как Серп.
— Я считаю, что Дятла ты подставил, — произнес Серп, глядя Жуку в лицо. — Поэтому я согласился.
— На что согласился? — Жук скосил глаза, прикидывая, куда можно было бы отскочить, чтобы затем дать деру.
— Завалить тебя. Тебя заказал один человек. Он просил напомнить тебе имя. Ольга Климова.
— Кто?! — Жук был настолько ошарашен, что даже забыл о побеге.
А в следующее мгновение пуля бесшумно и жадно врезалась в его переносицу.
Одного взгляда на распластавшееся по земле тело было достаточно, чтобы понять: Жук мертв. Но Серп решил строго соблюдать данные ему инструкции и, приставив пистолет к окровавленному виску мертвого бригадира, выстрелил еще раз.
ГЛАВА 12
Вторая встреча с Кирьяновым произошла при достаточно неожиданных обстоятельствах. Вернее, это даже нельзя назвать встречей.
Хильда должна была дать заключение о состоянии одной девушки, обвиняемой в покушении на убийство и еще по ряду статей. Если верить представленным материалам, то перед врачом должен был предстать эдакий монстр в юбке. Чего только за этой девицей не числилось! Интересный экземплярчик.
Увидев девушку, Хильда была разочарована. Эта замухрышка никак не тянула на ожидавшуюся злодейку. То, что с головой у нее все в порядке, Хильда определила тут же, без всяких осмотров и тестов, но поговорить с нормальным человеком, обвиняемым в стольких грехах, было и полезно, и любопытно.
Ольга, так звали девушку, не горела желанием общаться с психиатром. Кажется, она еще не решила, как себя вести на следствии и в суде. Вероятно, адвокат или еще какой умник посоветовал ей попробовать закосить, симулировать психическое заболевание, чтобы выйти сухой из воды под флагом невменяемости. В любом случае у нее ничего бы не вышло. Таких артистов Хильда раскалывала быстро: дилетантов — сразу, а тех, кто старательно готовился, — минут через несколько.
Ольга была дилетантом и не особенно старалась.
— Хочешь закосить? — спросила Хильда, заполняя документы.
— Нет. — Ольга опустила глаза.
— А что думаешь делать?
— Ничего. — Ответ прозвучал чуть слышно.
— Как ничего? — Хильда перевернула страницу и взглянула девушке в лицо. — Это правда?
— Что?
— То, в чем тебя обвиняют?
Молчание. Ольга смотрела в пол.
— А что тогда правда?
Молчание.
— Не хочешь отвечать?
— А зачем?
— Ну, ты ведь можешь сесть. И надолго.
— А вы здесь при чем?
— Я? Я должна дать заключение.
Ольга взглянула исподлобья и снова уставилась в пол.
— Так что? — Хильда снова принялась писать, демонстрируя этим, что не настаивает на разговоре. — Помолчим и разбежимся?
— А что мне ваше заключение? — огрызнулась Ольга.
— По большому счету ты права. Поскольку диагноз я тебе не поставлю — с головой у тебя полный порядок, — то большой роли это не сыграет. — Хильда кивнула, словно соглашаясь сама с собой. — Только суд всегда учитывает опасность подсудимого для общества, глубину его раскаяния в содеянном…
Ольга издала какой-то звук, похожий на всхлип. Хильда взглянула на нее, но девушка так низко опустила голову, что разглядеть ее лицо было решительно невозможно.
— Если преступник раскаивается, то это хорошо, — вернулась Хильда на прежние рельсы. Она прекрасно знала, что сейчас последует вспышка. Вспышка гнева или отчаяния — не столь важно, но это будет поток слов, фраз, мыслей. Раскрутить на разговор будет проще простого.
Она все рассчитала правильно. Едва начав фразу-катализатор, Хильда уже попала в точку.
Ольга вскинула голову — блеснула покатившаяся по щеке слеза.
— Да, я раскаиваюсь! — выкрикнула она. — Раскаиваюсь, что не убила эту сволочь!
И снова опустила лицо.
Ну вот. Все идет, как и задумала Хильда. Она почти достигла цели. Еще одно маленькое усилие, и девушка расскажет все сама. Не такой уж крепкий орешек, как могло показаться. Так, легкий этюд, чтобы поддержать форму. Еще чуть-чуть — и, что называется, ларчик просто открывался.
— Чем же тебе не угодил этот юноша? — Хильда спокойно и уверенно доламывала замок «ларчика». — Наверное, безответная любовь? Ты ему строишь глазки, а он гуляет с другой…
— Безответная любовь? — Ольга снова посмотрела на врача. На сей раз она не плакала, в глазах ее была ненависть. — Да, вы правы. Безответная. Только не просто безответная. Хотите знать, что он сделал? Хотите?!
Хильде не пришлось даже кивать, чтобы на нее низвергся водопад существительных, прилагательных, глаголов и междометий. Она молча слушала, выбирая из этих наполовину бессвязных выкриков те фразы, которые, складываясь между собой, воссоздавали картину происшествия глазами этой девушки.
Картина нимало не походила на ту, что старательно рисовали следователи со слов потерпевшего и свидетелей. И, что самое интересное, в повествовании обвиняемой отсутствовали те логические прорехи и нестыковки, которыми изобиловали, на взгляд Хильды, материалы дела. А дело, похоже, было намного грязнее, чем представлялось поначалу. Когда Ольга выговорилась наконец и зарыдала, закрыв лицо руками, Хильда уже отделила для себя ложь от правды и приняла решение, как действовать дальше.
Она написала заключение. Нет, она не покривила душой ни на йоту, чтобы облегчить участь девушки. Ольга Климова была признана вменяемой и дееспособной. Но заключение не ограничилось только медицинским аспектом. Хильда изложила свои соображения по делу, рекомендуя суду более тщательно сопоставить факты. Это отнюдь не было жестом отчаяния борца за справедливость. Хильда действовала из других соображений: последовательно провоцировала конфликт, считая, что уже засиделась в стенах института и ее давно ждут европейские пациенты. Ее уже неоднократно предупреждали о неприятностях, на которые она нарывается, грозили выговорами и переводами. Так что Хильда просто продолжала набирать штрафные очки. Увольнение по «несоответствию» открывало ей границу, так как трудно было сделать «невыездным» человека, не имевшего отношения к тайнам и не представлявшего ценности для отечественной науки. Да и времена менялись.
Амбулаторное обследование должна проводить комиссия, но так уж повелось в последний год, что два профессора, вместе с молодым психиатром входящие в ее состав, вполне доверяли коллеге и предпочитали проводить время не в каменных мешках кабинетов, а на дачах. Хильда не сомневалась, что остальные «мертвые души» комиссии подпишут заключение даже не читая.
В общем, Хильда в очередной раз грубо «сфолила» и отпустила девушку. Вернее, сдала ее сопровождавшим сотрудникам милиции.