Серп посмотрел на часы. Курьер-то запаздывает. Если только Серпа не кинули самым нахальным образом. Курьер опаздывал уже на двадцать четыре минуты. И будь они неладны, эти шесть баксов, которые пришлось отдать за второе пиво, оказавшееся еще большей дрянью, чем первое!
Чтобы не распаляться из-за наглого бармена, Серп вернулся к своим ставкам. Он как раз начал обдумывать систему премирования в случае выигрыша, когда бармен снова прервал его:
— Извините, вы… — Он замялся на секунду, и по лицу его пробежала тень брезгливости. — Вы не Серп?
— Ну… — Серп, поднявший было бокал, дабы продемонстрировать, что трапеза его еще не окончена, поставил пиво на место.
— Вас к телефону. — Бармен протянул ему трубку радиотелефона, с явным сожалением отдавая гладкую японскую игрушку патлатому рокеру с огромными клешнеобразными лапами.
— Меня? — Серп неуверенно взял трубку. — Алло! — произнес он, поднеся напичканный электроникой боб к уху.
— Это я.
Боб сразу узнал голос. Никакого другого он, собственно, и не ожидал услышать. Ну а кто еще мог позвонить ему в этот дурацкий бар, кроме таинственной и чрезмерно информированной дамы?
— Слушаю. — Серп уселся поудобнее на высоком табурете.
— Прийти я, к сожалению, не смогу. К тому же не хочу вводить тебя в искушение своей осведомленностью. Поезжай на тот же вокзал, открой ту же ячейку. Код прежний, только последняя цифра увеличилась вдвое. Там возьмешь деньги и новый контракт. Подумай. Я позвоню тебе вечером в бар напротив. Если надумаешь, то получишь еще заказ. Если нет, можешь просто не приходить.
— А когда вечером? — воскликнул Серп, боясь, что женщина сейчас повесит трубку и ему, в случае чего, придется торчать в этом баре целую полярную ночь.
— Между девятью и половиной одиннадцатого. Все, пока.
Трубка запикала. Серп вернул ее бармену и вытащил из кармана джинсов клубок купюр.
— Уже заплачено, — подавшись вперед, чуть слышно сообщил бармен.
— Кем? — Серп замер с протянутой рукой.
Бармен зыркнул по сторонам и наклонился еще ближе, делая вид, что старательно протирает стойку.
— Заплачено, и все. До свидания, — промычал он, едва разомкнув губы, и тут же, улыбнувшись, убрал почти полный бокал.
Пожав плечами, Серп слез со стула и, незаметно окинув маленький зал взглядом, покинул бар.
Выйдя на улицу, первым делом посмотрел по сторонам. Что касается бара напротив, двух мнений, кажется, быть не могло. Что ж, уже хорошо.
Затем, не тратя попусту времени, Серп отправился на вокзал. Мысли о подвохе, засаде или бомбе в чемоданчике промелькнули, но почему-то не задержались в голове надолго.
Приехав на вокзал и войдя в камеру хранения, Серп открыл ячейку и обнаружил там маленький полиэтиленовый пакет. Пакет был легким и по форме очень напоминал пачку бумаги того самого размера.
Чтобы не привлекать к себе внимания, Серп поспешил ретироваться, но нетерпение взяло верх, и он зашел в туалет, где, закрывшись в кабинке, развернул пакет. В пакете лежали пачка новеньких стодолларовых банкнот, аккуратно перехваченная банковской лентой, и листок бумаги с напечатанным на принтере текстом.
Серп не счел нужным пересчитывать деньги, а сразу взял записку. Там было всего несколько строчек. Едва Серп начал читать, брови его удивленно поползли от переносицы вверх. Задание походило больше на хулиганство, чем на серьезную работу.
Прочитав, он разорвал записку, бросил клочки в очко и нажал кран спуска.
В записке было следующее:
«Нужно всего лишь подрезать шланги машины, номер которой, местонахождение, как и время операции, я сообщу дополнительно. После аварии ты получишь еще столько же. Независимо от того, погибнет водитель или нет. Записку разорви, брось в очко и не забудь спустить воду».
ГЛАВА 14
Хильда приняла предложение Кирьянова.
Не потому, что испугалась, и даже не из-за денег. Гораздо ценнее была, хоть и с оговорками, гарантия выезда из страны. Плюс к тому — нечто новое, неизведанное, правда сопряженное с известной порцией грязи.
Хильда осталась в институте, но теперь периодически занималась тем, что поручал ей Кирьянов. Время от времени народный избранник даже срывал ее с работы для своих нужд. Как ни странно, никто не обращал на эти отлучки внимания. Более того, Хильде вообще перестали задавать вопросы по поводу отсутствия и планов на будущее.
Работа, которой Кирьянов щедро загрузил Хильду, поначалу мало отличалась от той, которой она занималась в Институте Сербского. Разница заключалась в отношении к ее работе. Если то, что она делала в стенах института, в лучшем случае принималось к сведению, а по большей части просто хоронилось заживо в архивах и папках, то у Кирьянова было иначе. Каждая строчка, отпечатанная ею на новеньком американском компьютере, изучалась и анализировалась. Если доживающие до пенсии профессора подмахивали любую халтуру, едва пробежав оглавление или первую страницу, то люди, работающие с Кирьяновым, относились к делу иначе. Науки давались Хильде легко, и со времен университета она уже отвыкла от мысли, что может ошибаться. Теперь же ей приходилось спорить, отстаивая свою точку зрения, спорить с не менее сильными профессионалами-практиками. Но это ей и нравилось.
Задача Хильды состояла в том, чтобы дать характеристику определенному человеку, нарисовать его психологический портрет, предсказать, каким образом будет действовать он в той или иной ситуации. Наибольший интерес для Кирьянова представляла информация о слабых местах этих людей, о том, как можно повлиять на них: деньги, родные, азарт, страх… В большинстве случаев у нее была возможность пообщаться с объектом. Как правило, ее выдавали за секретаря или партнера Кирьянова.
Насколько Хильда понимала, подобным составлением характеристик занимались и другие сотрудники, с которыми ей приходилось сталкиваться. И вряд ли все ограничивалось простым накоплением папок с досье: скорее это была лишь подготовительная работа для тех, кто делал что-то более значительное. Что именно, Хильда могла лишь догадываться, но зато она точно знала, что, собрав портреты, скажем, всех сотрудников какой-нибудь конторы, можно было достаточно точно спрогнозировать, что произойдет в этой конторе в результате тех или иных событий. Интересно, как друзья Кирьянова собирались этими данными воспользоваться?
Через некоторое время задачи усложнились. Хильда не знала, связано ли это с ее повышением или с тем, что просто работы прибавилось. Ей уже поручали не только составить портрет человека, но и смоделировать ситуацию, попав в которую, он сделал бы нужный шаг. Хильда составляла подобные модели четыре раза и ни разу не имела возможности убедиться в правильности своих прогнозов. Однако, судя по всему, ее работой были довольны, ибо не только задачи усложнялись, но и объектами становились все более влиятельные люди.
У Хильды появился свой кабинет — небольшая комнатка с единственным окном, выходящим на окна соседнего здания. И все же он появился сразу, а не через пять лет, как в институте.
Хильде нравилось иметь собственный кабинет, куда никто не совал нос, и поэтому она была неприятно удивлена, застав там в один из осенних дней человека, вальяжно устроившегося в ее кресле. Довольно пожилой, лет шестидесяти, почти лысый мужчина в сильно потертом пиджаке разительно отличался от лощеного, всегда с иголочки одетого Кирьянова, и потому поведение непрошеного гостя казалось еще более возмутительным.
— Чем обязана? — с порога ощетинилась Хильда, смерив посетителя испепеляющим взглядом.
Мужчина довольно умело изобразил на лице дружелюбие, вскочил и двинулся навстречу Хильде. Он оказался еще ниже ростом, чем можно было представить.
— Харитон Игоревич. — Он протянул ей сразу обе руки.
— Хильда Арвидасовна. — Хильда нехотя вложила руку между его ладошками.
— Да-да. Очень рад, коллега. Очень! — Харитон Игоревич столь энергично затряс протянутую ему руку, что Хильде захотелось уточнить, правда ли он психиатр, а не хирург.
— Вы… ко мне? — многозначительно спросила Хильда, выказывая желание узнать о цели визита коллеги.
— Да. Изволите видеть, к вам, голубушка, — как бы извиняясь, развел руками гость.
— Если можно, — обойдя визитера, Хильда направилась к своему креслу, — мне хотелось бы остаться Хильдой Арвидасовной.
— Конечно. — Харитон Игоревич довольно улыбнулся. Улыбка у него была, мягко говоря, нефотогеничная: он чуть высовывал кончик языка, закрывая верхние зубы, и без того мелкие. В первый момент Хильде даже показалось, что верхних зубов у гостя вообще нет.
— Так я и думал, — продолжал демонстрировать свою беззубую улыбку Харитон Игоревич. — Именно так я и думал.
— Извините, у меня много работы. — Хильда села за стол и открыла ежедневник. — Нельзя ли сразу к делу?
Харитон Игоревич развеселился еще больше. Улыбка так сморщила его лицо, что он стал похож на отмытого добела бушмена.
— Положим, Хильда Арвидасовна, что работы-то у вас сейчас нет ровно никакой. Последнее задание вы вчера закончили…
Хильда захлопнула ежедневник. Упершись рукой в край стола, она откинулась на спинку кресла и одарила «коллегу» недобрым взглядом. Незваный гость вел себя просто по-хамски. Но, с другой стороны, он был, судя по всему, хорошо осведомлен о ходе дел в этой конторе.
— Я полистал ваше заключение. — Харитон Игоревич убрал улыбку с лица и сделался задумчивым. — Неплохо. Очень неплохо. Есть, конечно, некоторые огрехи, но в целом…
— Прошу прощения, вы прибыли меня учить?
— Отнюдь. — Гость уселся на стул для посетителей и закинул ногу на ногу. — Я пришел потому, что нам нужно срочно слепить две достаточно серьезные работы.
— Нам с вами? — с сарказмом спросила Хильда.
— Нам с вами.
— А как же быть с упомянутыми огрехами? Не испорчу ли я все дело?
— Так я и думал, — повторил Харитон Игоревич, но на сей раз без улыбки. — Колючий вы товарищ.