Выслушав инструкции, Валя долго молчала, рисуя ногтем на крышке стола.
— Что-нибудь смущает? — осторожно спросил Насоныч.
— Да. — Валя оторвала взгляд от стола. — А если я не успею добежать?
— То есть?
— Ну, если мне пальнут по ногам и скрутят тут же?
— Пальнут? — Мужчины переглянулись. Первым нашелся тот, что держал «дипломат». — Не пальнут. У охраны только газовое оружие.
— А автомат?
— Какой автомат?
— Ну, тот, который я брошу. Они его подхватят и… — Валя сделала жест, словно нажимала на спусковой крючок.
Мужчины снова переглянулись.
— Резонное замечание, — заметил Вадим. — Но это не кино. Первая реакция человека, по которому палят из автоматического оружия, — сложиться впятеро и забиться в какую-нибудь щель. Не сомневайся, охранники так и поступят. — Он бросил взгляд на Насоныча и продолжал: — Сколько от скамейки до угла дома? Метров двадцать пять-тридцать, так? За сколько ты пробежишь это расстояние?
— Ну… — Валя принялась высчитывать. — Если стометровку я бегала за двенадцать и три, то…
— То четырех секунд тебе хватит за глаза, — подвел за нее итог Вадим. — Правильно?
— Правильно.
— Значит, у самого отважного охранника будет максимум четыре секунды, чтобы понять, что стрельба стихла, поднять голову, убедиться, что это так, вскочить, увидеть автомат…
— А если он вообще не испугается или догонит меня на стройке?
— Но ведь снайпер… — включился в разговор Насоныч.
— А если он успеет прострелить мне ногу раньше, чем снайпер его снимет?
— Ну, — развел руками мужчина с «дипломатом», — без риска тут… дело такое…
— Подожди. — Насоныч поднял руку, прося слова, и обратился к Вале: — Что ты сама предлагаешь?
— Я… — Валя убрала руки со стола и сжала их в кулаки, чтобы унять дрожь. — Я не хочу, чтоб меня взяли живой.
— Что? — Насоныч подался вперед.
— Валя! — Ольга закрыла ладонью рот, с ужасом взглянув на подругу.
— Я не хочу, чтобы они взяли меня живой, — повторила та.
— Ну и что ты предлагаешь? — Насоныч достал портсигар.
— Дайте мне гранату.
— Что-о?!
— Дайте мне гранату. Я взорвусь, если меня ранят.
— Ты что, фильмов про партизан насмотрелась? — Насоныч, открывая портсигар, даже выронил несколько сигарет. — Какую, на хрен, гранату? Какое «взорвусь»?!
— Тогда дайте мне пистолет, — невозмутимо предложила Валя.
— Пистолет! У нас что тут, тульский завод? И зачем тебе еще и пистолет?
— Я положу его в карман и застрелюсь, если не смогу убежать.
— Нет, — Насоныч в сердцах хлопнул ладонью по столу, — ты точно кино насмотрелась! Последний патрон — для себя! Может, тебе еще, как профессору Плейшнеру, ампулу дать?
— Дайте мне пистолет. Можно с одним патроном, — упрямо повторила Валя.
— Сумасшедший дом! — Насоныч патетически взмахнул руками.
— А ведь есть там какой-то пугач, — произнес один из мужчин, до этого молча следивший за происходящим. — Парабеллум, кажется.
— Какой парабеллум?! — взревел Насоныч.
— Ну, у копателей брали осенью. Те-то стволы загнулись, а парабеллум стрелял…
— Действительно, — поддержал его тот, что с «дипломатом». — Что тебе, ствола жалко для хорошего дела?
— Да не жалко мне, — сразу сник Насоныч, — просто с таким настроением на серьезное дело идти…
— Настроение у меня бодрое, не сомневайтесь. — Валя выпрямилась, скрестив руки на груди. — Если хотите, я могу этот пистолет купить.
— Купить! — хмыкнул Насоныч. — Еще чего. Вадим!
— Да?
— Принеси пистолет. Жив он еще?
— Был где-то в подвале, — пожал плечами инструктор. — Можно поискать.
— Так ищи.
Вадим ушел.
— Ну, повторим все еще раз. — Насоныч склонился над столом.
— Сколько у нас времени до выезда осталось? — перебила его Валя.
— Минут пятнадцать.
— Тогда не будем ничего повторять. Я все поняла. Мне нужно еще попрощаться с подругой и сходить по одному делу.
— По какому еще делу? — простонал Насоныч.
— По маленькому, — усмехнулась Валя, вставая из-за стола.
Ноги отказывались служить, и Макс тяжело облокотился о крышу машины. Все тело охватила непонятная слабость, к горлу подступила тошнота. Это от страха или это уже симптомы болезни?
Макс открыл дверцу машины и, бросив сумку на правое сиденье, сел за руль. Его трясло. Хотелось завыть, разбить что-нибудь, сломать, взорвать. Но кого? Кого винить? Кого выдернуть из вереницы смазливых мордашек, чтобы стереть в порошок, смешать с пылью? Некого.
Макс взял сумку и вытащил оттуда ворох бумажек. Больше половины того, что ему понадавали в этом центре, были всякие буклеты и листовки, призывающие вести здоровый образ жизни, отказаться от наркотиков и обратиться к разным богам от Христа до Бугушатты. Вот на этих буклетах Макс и начал отрываться, методично изничтожая их и выбрасывая за окно. Многие из них были отпечатаны на хорошей бумаге, и требовалось приложить изрядные усилия, чтобы разодрать их, так что Макс имел возможность хоть немного отвести душу.
Но и тут его ждала неудача. Макс успел порвать всего три или четыре буклетика, как был прерван легким постукиванием в стекло задней дверцы.
Он повернулся и увидел двух сотрудников ОМОНа.
— Чего?! — огрызнулся Макс. Он готов был сделать с ними то же самое, что и с листовками, проповедующими правильный образ жизни, но выработанный годами рефлекс отступать перед мундиром удержал его. Да и начавший брать свое здравый смысл настойчиво напоминал, что жизнь еще не кончена, и тем более грустно было бы провести ее остаток в зоне все равно какого режима. — Что случилось? — переспросил Макс более вежливо, прежде чем стражи порядка успели принять заданный тон.
— Нехорошо. — Один из омоновцев указал концом дубинки на кучку рваной бумаги, которую уже начал рассеивать по асфальту легкий осенний ветерок.
Макс высунул голову из окна и с досадой посмотрел на устроенный им беспорядок. Не хватало еще, чтоб менты потребовали от него собрать мусор.
— Беда у меня, мужики, — сказал Макс убитым голосом, то ли оправдываясь, то ли пытаясь найти сочувствие.
— Понимаю, — кивнул омоновец, посмотрев на фасад здания, где находилась клиника. — Но с нас тоже спрашивают. Ехать-то можешь?
— Могу. — Макс с готовностью положил руки на руль.
— Да ты не спеши, посиди, если что, — спохватился омоновец. — А то один тут с разбегу в столб… Кровищи!.. На «ровере», кстати…
Макс посмотрел на столб. Глубокая вмятина красноречиво подтверждала рассказ.
«А что, — мелькнуло в голове, — это выход. Разогнался — и все».
— Сразу не умер, — словно прочитав его мысли, продолжал мент. — Вырезали его из машины. Одну ногу так в салоне и оставили. Кровищи было…
— Да уж, — встрял в разговор второй. — Прикинь, участковый пришел с бригадой отмывать. А бригада — три путанки! И вот они на шпильках, размалеванные такие…
— Ладно, — оборвал его первый, — пошли.
Они двинулись вдоль здания. Первый омоновец что-то объяснял второму, красноречиво постукивая концом дубинки по голове.
Макс посидел еще немного и завел двигатель. Он не представлял, куда ехать теперь, но тронул машину и покатил в центр.
«Вот такая подлая штука жизнь, — думал он, то еле волочась в правом ряду, то вдруг топя педаль и принимаясь обгонять всех подряд. — Живешь себе так хорошо, и вдруг… Вдруг все проблемы с наездами, деньгами, бабами и необеспеченной старостью становятся сущими пустяками».
Как-то незаметно для себя Макс выехал на Садовое, промчался по нему и уверенно свернул, все еще не очень понимая, куда едет, словно кто-то вел машину за него. Остановился он только тогда, когда впереди заблестели на солнце купола Елоховской церкви.
Макс заглушил двигатель и сел, навалившись грудью на руль и подложив под подбородок кулак.
Почему именно он? Не наркоман, не педик. И баб он, как-никак, выбирал. Со всякой падалью не шлялся. И вот — на тебе! За что, Господи? Ответь, если ты есть! Почему эту гниль бандитскую, бомжей, изъеденных вшами и заразой, мусоров поганых ничего не берет? Чем он, Максим Андросов, так провинился? Никого не убивал… Какие там еще грехи есть? Не воровал. Не потому, правда, что сильно идейный, а потому, что боялся попасться. Но какая разница? Попы, положим, тоже водяру жрут по-черному, и ничего — попы. Так где же справедливость?
В полемическом задоре Макс выудил из оставшихся книжек брошюру православной общины.
— Сейчас посмотрим, что у вас там, — кивнул Макс куполам, разворачивая брошюру.
Из брошюры выпал сложенный вчетверо листок.
Макс отшвырнул его в сторону и углубился в книгу.
— Я понял, — повторил Шала в третий раз, словно Жора продолжал что-то говорить.
В действительности все донесение Жоры состояло из одной-единственной фразы. Жора сообщил главное и теперь ожидал дополнительных вопросов, на которые ему очень хотелось бы ответить, дабы выслужиться перед вором. Но, увы, ответа на самые очевидные вопросы Жора не знал. Да, он первым сообщил о смерти Жука, но больше ничего интересного рассказать не мог.
Шала нервными движениями мял резиновое кольцо-эспандер, хотя лицо его оставалось невозмутимым.
Жору уже начала томить затянувшаяся пауза, когда вор произнес первую фразу:
— Это та тварь.
Жора переступил с ноги на ногу, не зная, что сказать и стоит ли вообще комментировать замечание Шалы.
— Насоныч. К-козел…
Жора снова промолчал. Он не знал, кто такой Насоныч. Слышал имя несколько раз, но понятия не имел, кто это такой.
— Найди Вартана и свистни ребятам, да?
— В кафешку? — Жора резко дернулся, словно собирался сорваться с места, но остался стоять, где стоял.
— Да. Там. Гуза, Ося, Серп… — Шала покачал головой. — Кого найдешь. Всех ко мне. Всем дело будет. Давай, Жора, давай, дорогой…